Ким Эдвардс - Дочь хранителя тайны
– Майк хороший, – настаивала Феба. – Он не стал бы обманывать.
– Милая, не все люди хорошие и не все желают тебе добра. Он не пришел к автобусу, как обещал. Он хотел обмануть тебя, Феба. Ты должна быть осторожна.
– Ты всегда так говоришь, – ответила Феба, бросая кухонное полотенце на шкафчик. – Про Роберта тоже.
– Тут другое. Роберт не станет тебе вредить.
– Я люблю Роберта.
– Знаю. – Каролина прикрыла глаза и глубоко вздохнула. – Послушай, Феба, я тоже очень люблю тебя и не хочу, чтобы кто-то тебя обидел. Иногда люди опасны. И тот мужчина, по-моему, опасен.
– Я же не пошла с ним, – сказала Феба, уловив страх в суровом тоне Каролины. Она поставила последнюю тарелку на полку и, чуть не плача, повторила: – Не пошла!
– Ты умница, – похвалила Каролина. – Ты поступила правильно. Никогда, никуда и ни с кем не ходи.
– Если только они не скажут пароль.
– Верно. И пароль тоже секретный, никому его не говори.
– Старфайер [6]! – просияв, громко прошептала Феба. – Это секрет.
– Да. – Каролина опять вздохнула. – Секрет.
* * *Утром в пятницу Каролина отвезла Фебу на работу. Вечером она сидела в машине и ждала ее, глядя в окно копировальной мастерской, как Феба ходит за стойкой, сшивает документы, шутит с Мэкс, своей сослуживицей. Эта молодая женщина каждую пятницу водила Фебу обедать и не стеснялась отругать ее, если та не справлялась с заданием. Феба работала здесь уже три года и любила свою работу. Каролина наблюдала за дочерью, движущейся за стеклом, думая о том, сколько ей пришлось воевать, доказывать, организовывать, бороться с бумажной волокитой, чтобы это стало возможным. А сколько еще предстоит? Ведь происшествие в автобусе – только часть проблемы. На заработки Фебы невозможно нормально прожить, и ее нельзя оставить в доме одну даже на выходные. Если случится пожар или отключится электричество, она испугается и не сможет ничего сделать.
А еще – Роберт.
По дороге домой Феба болтала о работе, о Мэкс – и о Роберте, Роберте, Роберте. Он придет завтра, и они будут вместе печь пирог. Каролина слушала и радовалась, что завтра уже суббота, а значит, скоро вернется Ал. У эпизода с незнакомцем из автобуса есть свой плюс: у Каролины появилась причина подвозить Фебу на работу и забирать домой – и ограничить время, которое она проводит с Робертом.
Когда они подошли к двери дома, внутри звонил телефон. Каролина вздохнула. Телефонный торгаш пытается всучить какое-нибудь барахло или сосед попросит сдать деньги на кардиологический фонд; в лучшем случае ошиблись номером. Дождик с приветственным мяуканьем вился вокруг ее ног.
– Брысь, – сказала она и сняла трубку.
Звонили из полиции. Человек на другом конце провода откашлялся и попросил к телефону Каролину Симпсон. Она удивилась и обрадовалась: значит, все-таки нашли человека из автобуса.
– Каролина Симпсон слушает, – произнесла она, глядя на Фебу. Та тискала Дождика.
Человек еще раз откашлялся.
В памяти Каролины этот момент остался бесконечно долгим. Время тянулось и ширилось, пока не заполнило комнату целиком и не вдавило Каролину в кресло, хотя известие было очень простым, и на то, чтобы его сообщить, вряд ли ушло больше минуты. Грузовик Ала слетел на повороте с дороги, снес ограждение и врезался в холм. Ал, со сломанной ногой, находится в больнице, в той самой травматологии, где много лет назад Каролина согласилась выйти за него замуж.
Феба пела песенку Дождику, но почувствовала неладное и, стоило Каролине повесить трубку, вопросительно подняла глаза. Каролина объяснила, что произошло, но уже за рулем, по дороге. В кафельных коридорах больницы на нее нахлынули воспоминания о том давнем дне: быстро распухающие губы Фебы, ее прерывистое дыхание, Ал, вмешавшийся, когда Каролина разозлилась на медсестру. Теперь Феба взрослая, идет рядом с Каролиной в своем рабочем жилете. А они с Алом уже восемнадцать лет как женаты.
Восемнадцать лет.
Он не спал; темные с проседью волосы выделялись на белой подушке. При виде жены и дочери попытался сесть, но скривился от боли и снова упал на подушку.
– Дорогой мой! – Каролина бросилась к нему, схватила за руку.
– Все нормально. – Он прикрыл глаза и сделал глубокий вдох.
У Каролины все замерло внутри: она Никогда не видела Ала таким обессилевшим. Он мелко дрожал, на челюсти возле уха билась жилка.
– Эй, не пугай меня! – Она попыталась спрятать за шуткой свой страх.
Ал открыл глаза и легко дотронулся до ее щеки. Она накрыла его ладонь своей, сморгнула подступающие слезы.
– Как это случилось? – прошептала она.
Он вздохнул:
– Сам не понимаю. День был ясный, я ехал себе и пел под радио. Думал, как было бы здорово, если б ты все-таки поехала со мной… И вдруг – бац, протаранил ограждение! А дальше ничего не помню. Очнулся здесь. Трейлер угробил. Копы говорят, еще десяток ярдов в какую-нибудь сторону – и от меня бы только воспоминание осталось.
– Каролина обняла его, вдохнув родной запах. Всего несколько дней назад они танцевали, переживали из-за какой-то ерунды: крыши, водосточных труб. Она провела пальцами по его волосам, слишком длинным сзади, на шее.
– Ох, Ал…
– Понимаю, – чуть улыбнулся он. – Я все понимаю, Каролина.
Феба, стоявшая рядом с испуганными глазами, всхлипнула и заплакала, прихлопнув ладонью рот. Каролина свободной рукой притянула ее к себе.
– Феба! – через силу улыбнулся Ал. – Смотри-ка, ты прямо с работы. Деточка, как прошел день? Эх, жалко, я не добрался до Кливленда и не купил твоих любимых булочек. Но в следующий раз – обязательно, договорились?
Феба кивнула, вытирая руками щеки.
– Где твой грузовик? – спросила она, и Каролина вспомнила времена, когда Ал брал их обеих покататься. Феба сидела высоко в кабине и, когда мимо проезжали другие грузовики, сжимала кулачок и жестом призывала их посигналить.
– Разбился, деточка, – ответил Ал. – Как ни жаль, всмятку.
Пролежав в больнице два дня, Ал вернулся домой. Жизнь Каролины превратилась в сплошную карусель: она возила Фебу в копировальную мастерскую и обратно, сама ходила на работу, ухаживала за Алом, готовила, пыталась не запускать стирку. Каждый вечер она падала в постель, изнемогая от усталости, а утром все начиналось заново. К тому же Ал оказался отвратительным пациентом – вспыльчивым, требовательным, вечно раздраженным от собственной беспомощности. Каролина невольно и безрадостно вспоминала Лео и свои первые дни в этом доме. Время явно шло не по прямой, а кругами.
Миновала неделя. В субботу Каролина, двигаясь из последних сил, загрузила стиральную машину и отправилась на кухню, чтобы наскоро что-нибудь приготовить. Вытащила из холодильника фунт моркови для салата, порылась среди замороженных продуктов, надеясь на вдохновение. Тщетно. Что же, Ал будет недоволен, но придется заказать пиццу. Уже пять часов, скоро ехать за Фебой. Каролина прекратила чистить морковь и, сквозь собственное смутное отражение, посмотрела в окно на вывеску «Фудленда», мерцавшую красным за голыми ветвями деревьев. Она думала о Дэвиде Генри и Норе, бессменном объекте его фотографий, о холмах и долинах ее тела, волосах, наполнявших пространство снимка неожиданным светом. Письмо из адвокатской конторы по-прежнему лежало в ящике стола. Она ходила на встречу, которую назначила еще до аварии, и ей, в солидной обстановке, среди дубовых панелей, зачитали условия завещания Дэвида. Это не шло у нее из головы всю неделю, хотя времени все как следует обдумать, а тем более обсудить с Алом, не было.
