Марина Палмер - Целуй и танцуй: в поисках любви в Буэнос-Айресе
Я не понимаю, почему они так нервничают. Непохоже, чтобы кто-то собирался им мешать или останавливать их. Похоже, полицию подобные махинации ничуть не волнуют.
Другой ощутимый результат девальвации — то, что многие продавцы уже подняли цены на товары. Во многих случаях в качестве упреждающей меры. Сегодня у меня закончился увлажняющий крем, и я отправилась в аптеку. Просто не могу поверить: бутылочка увлажняющего лосьона для смешанной кожи (нежирного) стоит теперь восемнадцать песо! Больше моей дневной выручки. Вот что я называю вымогательством! Даже не та марка, которой я обычно пользуюсь! Однако я не смогла найти ту, а меня попросту загнали в угол. Этот флакон, должно быть, стоял на полке не меньше полугода, судя по слою пыли на коробочке. Но ведь мне действительно необходимо увлажняющее средство. Поэтому я заплатила эти восемнадцать песо, испытывая в душе приступ злости.
Я не имею никакого права жаловаться, я просто испорченная и избалованная девчонка в сравнении со всеми фелисиями на свете. У меня есть весьма удобная платежная карточка, позволяющая мне снимать деньги с банковского счета в Нью-Йорке. Пусть даже сейчас и нет никакой гарантии, что я смогу воспользоваться своими деньгами. Серьезная нехватка зеленых бумажек означает, что у банков их недостаточно, чтобы отдать мне. В результате, когда подхожу к автомату, и теперь загадываю: «Повезет — не повезет?» Не везет чаще.
Но дело в том, что с настоящего времени жизнь станет намного дешевле для тех из нас, у кого есть доллары. Если только все не выйдет из-под контроля и страна не столкнется с проблемой гиперинфляции, как это случилось в 1989 году, из-за чего, собственно, и пришлось приравнять песо к доллару. Люди просто в ужасе, что подобное может случиться вновь. Возить с собой в тачке ворох бумаги, чтобы заплатить за чашку кофе? Но прямо сейчас подобные вещи не особенно меня беспокоят.
Больше всего меня волнует то, что пропасть между мной и Фелисией только что увеличилась на тридцать процентов. За одну ночь она стала на тридцать процентов беднее, а я на тридцать процентов богаче — смотря как посмотреть. Таким образом, мне станет на тридцать процентов сложнее работать с ней. Было довольно трудно не раскрывать определенных подробностей моего существования. Теперь станет еще сложнее притворяться бедной. И моя вина в связи с этим уже оценена намного выше, нежели в тридцать процентов.
24 января 2002 года
Прошлым вечером я пошла на ужин и взяла с собой на всякий случай зубную щетку. Теперь не всегда можно предсказать, удастся ли потом добраться до дома или нет. Никогда не знаешь, перекроют ли площадь из-за очередного митинга. Только между нами, но я считаю, что все чересчур затянулось.
Напряжение усилилось с тех самых пор, как власти украли деньги у населения. Это называется «песофикация» — то есть все сбережения в долларах конвертируют в песо. Человек считает себя обладателем, скажем, десяти тысяч долларов на сберегательном счете, но в один прекрасный день, проснувшись, узнает, что эти десять тысяч долларов превратились в три тысячи, которые завтра вполне могут оказаться равными лишь двум тысячам пятистам песо. А кто знает, какова будет их стоимость еще через день? Подобная политика явно не укрепляет уверенность людей в банковской системе. Особенно когда банки не позволяют мечущимся вкладчикам забрать свои деньги. И вообще зайти внутрь. На моей улице каждое банковское отделение заколочено досками. Однако что делать с вооруженными баллончиками с краской старушками, которые бросились расписывать стены? На фасадах банков пожилые леди пишут слово «ladrones» (воры.) Слезы наворачиваются на глаза, когда я понимаю: это единственное, что им остается.
Хуаны Карлосы меня не тревожат. Они никогда не держали свои деньги в этой стране и никогда не будут держать. И теперь я понимаю почему.
Больше всего пострадал средний класс. Люди со сбережениями, которых было недостаточно для вложения в швейцарские или уругвайские банки. Им оставалось одно — довериться здешней банковской системе. К счастью, в числе моих знакомых таких нет.
А есть еще те, у кого не было сбережений, которые можно было бы потерять, и те, кто повел себя разумно и хранил их под матрасом. Я спросила у Фелисии, повлиял ли на нее недавний поворот событий (я не могла заставить себя произнести слово «ограбление»).
— Думаешь, я доверила бы этим boludos хоть пенни? Должно быть, ты шутишь! — заявила она.
Слава Богу!
Однако когда я поинтересовалась у Пабло, все ли у него в порядке, он мне не ответил. В его молчании не было ничего необычного. Но один его глаз дернулся, и это движение сказало мне больше тысячи слов. Я почувствовала себя ужасно. «Не плачь по мне, Аргентина»[86]. Я сама оплакиваю тебя.
2 февраля 2002 года
Сегодня утром, до того как мы вышли на Флорида, Пабло объявил мне, что намерен уйти.
«Нет! — воскликнула я про себя. — Ты не можешь поступить так со мной! Только не сейчас! Я еще не готова!» Ну да, он уже не раз грозил уходом — по самым различным поводам. Но я всегда отмахивалась от его угроз, полагая, что критический момент не настанет никогда.
— Почему? — спросила я. Фелисия? Она им командует, и он не желает более терпеть ее несносный нрав? Но оказалось, дело не в ней.
— Я уношу ноги! Не собираюсь я больше оставаться в этой дыре! С шайкой воров!
Я поняла, что он имеет в виду. Правительство. И то, что они сотворили с его сбережениями. Но не успела я придумать, как бы подипломатичнее сделать так, чтобы он одолжил у меня немного денег, Пабло продолжил:
— Нас пригласили в Оман. Контракт на шесть месяцев. Оплата на уровне. На следующей неделе мы уезжаем.
«Мы» — это он и его «настоящая» партнерша, Патрисия. О, она не опустится до дешевых уличных представлений!
Нет, этого не может быть! А что станет со мной? Мысли метались у меня в голове, пока я бормотала всякий вздор вроде «конечно» и «разумеется» и что я тоже решила уйти, что же мне одной без него… Он и в самом деле не оставил мне выбора. Ведь не могу же я остаться вдвоем с Фелисией! Кто знает, кого она подберет мне в пару! Может быть, решит вернуть Рубена? Нет, нельзя так сильно рисковать. Если Пабло уходит, мне тоже надо уйти. Черт!
Нам пришлось сообщить ей, что она теряет не одного, а двух своих исполнителей, — не самый приятный момент во всем предприятии. Ведь теперь в танго-шоу «Пасифико» оставалась она одна. Маловато для танго… Однако исход дела оказался много проще, чем я ожидала. Никакой некрасивой сцены не последовало. Я-то боялась, что она начнет визжать, кричать, вцепится мне в волосы. Но она лишь посмотрела на нас и, помолчав, сказала: «Ладно. Конечно. Отлично! Я найду вам замену».
