Зеленое солнце - Марина Светлая
Идиотизм. Как есть идиотизм.
Он здесь, а она — там. На показе. В котором участвует и наверняка точно так же — полуголая шастает среди толпы.
В голову моментально полезли картинки одна краше другой, от которых хоть волком вой, хоть по стенам бегай. Да он бы и забегал, наверное, если бы в бытовке не было так тесно. Когда ребенком был, в Рудослав привезли зоопарк и какие-то аттракционы. А среди прочих — выступали мотоциклисты. Это прошлое было смутным, неясным, словно бы отгороженным от него чем-то, через что не пробиться. Он помнил только шар под куполом циркового шатра. И этих наматывающих круги с оглушительным ревом трюкачей. И как ему было страшно, как вцепился ладонью в ладонь бабы Мотри и просил ее уйти.
А сейчас — сам был тем мотоциклом, шумно метавшимся внутри жуткого металлического шара, похожего на клетку.
Воздух.
Ему нужен воздух.
Ему надо на воздух.
Туда он и вылетел, распахнув дверцу вагончика и спрыгнув на землю. Воздух показался ледяным, влажным, мерзко облепляющим лицо, брызгающим в глаза поздней октябрьской моросью, но все лучше, чем эти всполохи. Язычки пламени, слизывающие возможность соображать. От ревности. Потому что если бы кто-то из мужиков сейчас оказался рядом, он бы вытряс из них, чей журнал. И кто на него пускал слюни. Потому что только затем такое и печатают.
Вкруговую он возвращался к этой мысли словно в исходную позицию, пока не пошел еще дальше. Если она в своем мире выбрала эту профессию и направляется к ней, то куда идти ему? И как на нее смотреть, зная, что смотрят другие? Смотрят — и хотят. Потому что она показывает.
Одно громоздилось на другое. Какие-то дикие истории из девяностых о скандалах на подиумах, кокаиновой зависимости топ-моделей, беспорядочных половых связях, карьерах через постель. Может, потому и… «занята»? Может, потому и… «устала»?
Назар сам не понял, как оказался в своей машине, разыскивающим телефон. Но когда набирал Миланкин номер, не задумываясь, что еще слишком рано для звонков, обнаружил, что на соседнем сидении валяются страницы, которые он выдрал из журнала. И снимок с обложки тоже. Ничего своего здесь бросить он не мог.
«На ней же пробы ставить негде», — в ушах голос матери прозвучал отчетливо и почти в унисон с гудками, протянувшимися от Назара — к Милане. Ему повезло. Здесь связь была. Могло и не быть.
— Привет! — прервались гудки немного заспанным, но радостным голоском. — Привет! Ты вчера звонил, я поздно увидела. Не стала перезванивать, чтобы не разбудить. Или не мешать. Я, кажется, так и не разобралась в твоем графике.
— Я в твоем… тоже, — отрывисто проговорил Назар, с трудом сдерживая эмоции. Или не сдерживая. — Ты дома?
— Где ж еще, — хмыкнула Милана. — А ты где?
— В лесу, как положено дикарям, — зло хохотнул он. — Ты у себя или у родителей?
— Да что мне у них делать? Только контролировать будут.
Назар поморщился и растер переносицу. Секундная пауза, прежде чем рявкнуть:
— А что ты такое делаешь, что контроля боишься?
— Я не боюсь, — удивленно проговорила она, — просто… просто лучше без него.
— Что лучше? Шляться по своим показам? Приходить под утро? Сниматься с голой задницей? Тебя тогда за это в Рудослав сослали, да?
— Шляться? — опешив, переспросила Милана. — Я не шляюсь. Это работа, Назар!
— Я сейчас лицезрел… твою работу! У меня в бытовке на нее мужики передергивают!
— А я при чем, если им трахаться не с кем! — звонко выкрикнула Милана.
— Главное, чтобы тебе там не с кем было!
— Ну ты же все для этого делаешь, да? Чтобы не было!
— Я пашу с утра до ночи! А ты тем временем жопой вертишь перед кем попало. Думаешь, я идиот? Не понимаю, как девок, вроде тебя, обрабатывают?
— Знаешь что! Если ты, действительно, не идиот, то лучше остановись. Потому что нифига ты не понимаешь.
— Тогда объясни мне как ты видишь нашу жизнь? — выкрикнул он. — Ты… ты будешь изображать из себя великую модель, шляться голышом, жить по указке агентства, гулять, с кем они скажут… пропадать по ночам на своих показах и вечеринках. А я кем буду? Лохом, который все это сожрет?
— Интересно, а как ты ее видишь, ковыряясь в своей грязи?
На мгновение он замолк, позволяя ее словам проникнуть под кожу. Сам знал, что зря это делает. Потому что проникнув, они пустят там корни. И потом не избавиться. Но все же Назар замолк. Сжал телефон крепче и тихо, зловеще заговорил:
— Плох я для тебя, да? Ну извини, другим не буду. Может, присмотришь себе кого в вашей тусовке, чтобы соответствовал твоим запросам. Нахрен тебе неотесанный селюк? Для летнего романа еще сойдет, а дальше — пусть отдыхает.
— Не мели чепухи и приезжай, — тут же выпалила она — без пауз и раздумий. — Но предупреждаю, печь тебе булочки я точно не буду.
— Ну да, у тебя руки для другого предназначены. Моя мать тебя иначе, чем лярвой, не называет, как мне ей объяснить, что это такая работа, если я сам не понимаю?!
— Где ж понять, это ж… — она резко оборвала себя, шумно выдохнула и глухо спросила: — Чего ты хочешь?
— Чтобы ты все это бросила!
— Не брошу. У меня сейчас хороший старт, и уже сейчас хорошие деньги.
— Я тебя всем обеспечу! Я смогу!
— Тебя здесь нет!
— И это значит, что можно хвостом крутить?
— Это значит, что я просто зарабатываю деньги. Так же, как и ты, — ровным голосом, сдержанно проговорила Милана. — Потому что они нам нужны. Потому что я так же, как и ты, не горю желанием во всем зависеть от отца. И потому что, если я захочу сделать тебе подарок, то я не собираюсь сначала у тебя попросить на это денег.
— Ты думаешь, я в это поверю?! — сорвался он, уже с трудом соображая, что несет. — После того, как ты мне дала на какой там день? Третий? Четвертый? Или чем проще к
