Темное искушение - Даниэль Лори

Я уставилась на его отсутствие и поняла, что он не хочет, чтобы я знала правду. Он пытался защитить мое мнение об отце. Он знал, как много папа значит для меня, и, хотя я не сомневалась, что Ронан собирается отомстить, он все еще не хотел портить мое видение отца.

Мой папа убил мою маму.

Он бессердечно застрелил ее в том же доме, где и я. Моя грудь болела так сильно, что боль искала дыры, чтобы распространиться через них. Трудно было понять, как отец, которого я знала и любила, сделал что-то подобное, хотя в глубине души я, должно быть, всегда это знала. Это знание исказило все, что, как мне казалось, я понимала. От одной мысли об этом у меня в голове громко застучало. Я не могла справиться с этим прямо сейчас, поэтому глубоко вздохнула и заставила себя забыть об этом.

На первый план вышло то, что Ронан пытался сделать для меня. Он не мог вести себя так, будто ему не все равно теперь, когда я любила каждый оттенок его черного. Он не мог выбросить так много серого, в то время как я уже изо всех сил пыталась сдержать расширяющееся сердце в моей груди.

Он не мог так поступить со мной.

Он мог использовать, сдерживать и мучить меня — но не мог делать вид, что его это волнует. Не сейчас. Не тогда, когда эти мультяшные сердечки грозили обрушиться на меня дождем в виде кирпичей.

С пылающей грудью я вскочила на ноги и бросилась в ванную, распахнув дверь. Склонив голову, Ронан стоял под душем, вода стекала красными ручейками по его обнаженному телу.

— Я знаю, что ты пытаешься защитить мои чувства, — огрызнулась я. — И считаю, что это отвратительно.

Он медленно бросил на меня мрачный взгляд. Я имела дело с Дьяволом сейчас. Хорошо. Он крепко держался за свой серый цвет — так же, как и за свой ответ, когда он не был достаточно заинтересован, чтобы ответить. Выражение его лица заставило меня почувствовать себя нежеланной гостьей, поэтому я продолжила.

— Ты действительно худший похититель, которого я когда-либо встречала.

Его глаза вспыхнули, прежде чем он отвернулся, продолжая смывать кровь священника со своей груди.

— Это говорит девушка, которая дает всем пленникам дурную славу. Распространяя свой солнечный свет по всему моему дому, извиняясь на каждом шагу. Давай не будем забывать ту часть, где ты пришла в комнату своего похитителя и умоляла его трахнуть тебя. По крайней мере, ты не клише.

Жар омыл мою спину.

— Это называется Стокгольмский синдром. А какое у тебя оправдание? Гангстерское Расстройство Приличия?

Стиснув зубы, он снова посмотрел на меня прищуренным взглядом.

— Стокгольмский синдром ответственен за провал в памяти, с которым ты, блядь, помолвлена?

— Формально я не помолвлена. И это не похоже на то, что он появился органически.

Его глаза превратились в темные озера.

— Технически это еще не значит.

Это я должна была злиться. Я сомневалась, что его благородная совесть будет винить в том, что он спит с почти помолвленной девушкой. Мысль о том, что он запротестовал из чистой чести, если бы знал, была почти комичной, но во мне не было никакого юмора.

Я отдала этому мужчине свою девственность и множество других первых ласк. Разве он не знал, что будет преследовать меня вечно? Очевидно, ему этого недостаточно. Он должен был контролировать меня издалека, гарантируя, что я никогда не забуду и не заменю его, пока он будет жить с другими, такими как Надя. Эта мысль крутилась у меня в животе, вызывая тошноту.

Ронан в конце концов забудет меня. И это было похоже на самый большой отказ из всех, обжигающий самую сердцевину сердца. Жгучая гордость была тем, что заставило произнести следующие слова.

— По крайней мере, Картер не убивает людей, зарабатывая себе на жизнь.

Ронан издал невеселый звук, практически оскалив зубы на меня.

— Да пошла ты, Мила.

Я ощетинилась.

— Да пошел ты! И к черту твою порядочность тоже. Я так устала от этого.

Он оказался на мне так быстро, что я даже не успела убежать. Но я бы этого не сделала. Я не боялась Дьявола, и это было одной из самых больших проблем.

— Тебе не нужна моя порядочность? — он зарычал мне в ухо, прижимаясь своим мокрым телом к моему. — Да будет так.

Дрожь пробежала по моему позвоночнику. Гнев, правда об отце и маме, тревога за будущее — все это было запутано, ошеломляло, истощало. У меня не было ни сил, ни желания сопротивляться, когда Ронан наклонил меня над туалетным столиком. Мрамор впился мне в бедра, но пустота в груди пересилила боль.

Ронан рывком спустил мои стринги вниз по бедрам, задрал футболку до бедер и одним толчком вошел в меня. Я издала звук наполовину удовольствия, наполовину боли, его рука схватила меня за горло. Вода стекала по моей ключице, как слезы.

Я уперлась руками в зеркало, пока он жестко трахал меня сзади, каждый шлепок плоти излучал его гнев. Здесь не было никакой интимности, почти никакого удовольствия. Но я приняла его гнев, сердце внезапно решило, что оно нуждается в нем любым способом.

Он дернул мою голову назад за волосы, рыча мне в ухо.

— Malen’kaya lgunishka[122]… блядь, помолвлена.

Эти слова прозвучали как проклятие, но тонкая нотка в его голосе дошла до моего сердца, дергая за каждый потрепанный край. Под его яростью скрывался намек на уязвимость.

Я обнаружила еще одну слабость.

Он был слаб, когда его оставляли позади.

Тяжело дыша, мои пальцы скользнули вниз по зеркалу, слова застряли в горле.

— Я никогда не хотела помолвки.

— Ну что ж, тогда поздравляю, — процедил он сквозь зубы. — Потому что этого не будет.

Слово «поздравляю» поразило меня насмешливым грузом уязвимостей: мой папа убил мою маму и скоро будет убит сам. Поздравляю… Иван меня ненавидел. Поздравляю… мои собственные братья оставят меня без средств к существованию. Поздравляю… Ронан снова окажется по ту сторону одинокой Атлантики. Поздравляю…

От последней правды по моим щекам потекли горячие слезы. Я опустила голову, чтобы Ронан не мог их видеть. Пальцы скользнули дальше вниз по зеркалу, когда я плакала о неопределенном будущем и о мужчине, трахающем меня физически и эмоционально.

Ронан замер на секунду, прежде чем медленно поднял мою голову так, чтобы мог видеть отражение. Грязное зеркало. Сквозь засохшую кровь на моем лице тянулись красные дорожки слез. Покрытые татуировками пальцы схватили