Франческа Клементис - Любовь нельзя купить
«Могу, но не хочу», — подумал он.
— Но я не думаю, что стоит вводить ее в заблуждение, будто что-то подобное может произойти. Ей станет еще хуже, когда я вернусь к жене и четверым детям.
Кристина заговорила холодным тоном:
— Просто я объясняю тебе, как обстоят дела. В эти выходные мы с ней едем во Францию. Если захочешь ее увидеть, я тоже там буду. Иначе не приезжай. Но это твой единственный шанс. Элоиза сказала, что если ты не приедешь сейчас, она уже никогда не захочет встретиться с тобой.
— Довольно неожиданно, — строго сказала мисс Блоуэрс.
— Простите меня, — извинилась Тесс, у которой было такое чувство, будто ее отчитывала директриса за то, что она дернула ту за юбку на людях. — Все это произошло довольно неожиданно. Конечно, я завершу все занятия на этой неделе. И я уверена, что вы сможете найти новую преподавательницу. Я могу дать объявление в школе йоги, где я… преподаю.
(Еще один отход от обязательства говорить правду. По одному шагу каждый раз.)
Мисс Блоуэрс подняла руку:
— Нет-нет, не трудитесь. Вообще-то все это даже к лучшему. Я пересматривала необходимость преподавания в школе йоги после ряда жалоб от родителей.
У Тесс зарделись щеки, и она часто задышала.
— И что они говорят?
Директриса быстро успокоила Тесс:
— Ничего плохого, не волнуйтесь. По всем отзывам, детям нравилось посещать ваши занятия.
Тесс снова задышала нормально.
— А учителей результаты удивили, — продолжала мисс Блоуэрс. — Они все говорят, что дети после ваших занятий становятся спокойнее и восприимчивее к обучению, а уровень вандализма заметно снижается в часы после ваших уроков.
«Вау, да у меня это лучше получается, чем мне казалось», — подумала Тесс.
— К сожалению, родители жаловались на то, что в те дни, когда их дети занимались йогой, у них был тревожный сон. По вечерам дети становились гиперактивными и отказывались идти спать. А когда их все-таки отравляли в кровать, они плохо засыпали. Не знаю, отчего это.
«Наверное, оттого, что они спали днем», — догадалась Тесс.
На прощание мисс Блоуэрс сказала:
— Как бы там ни было, для нас всех это был ценный воспитательный опыт. Я желаю вам всего хорошего в будущем.
Она пожала Тесс руку, а потом проводила ее до двери.
Прежде чем начался последний урок, Тесс сбегала в киоск, чтобы купить конфет — любых, лишь бы в них было побольше сахара и красителей. Ей хотелось, чтобы ее последние занятия прошли весело, но при этом дети не должны были уснуть днем.
Что же до того, в каком состоянии они возвратятся домой, то пусть прыгают до потолка от всего того, чем она их напичкает. Так родителям и надо, пусть не жалуются.
«С этой честностью веселее, чем я думала. Но дальше будет трудно. И никакого веселья».
Фиона рылась в письменном столе Грэма, во всех ящиках и карманах. Все это время она ненавидела себя, но не могла остановиться. Она залезла даже в корзину для грязного белья, проверяя его рубашки — нет ли на них подозрительных пятен или запахов. Достала его последний счет за мобильный телефон и позвонила по всем незнакомым ей номерам.
Первый разговор продолжался полчаса. Она говорила с клиентом из Глазго, который только что развелся и теперь разбирался с Грэмом относительно своих вложений. Он хотел рассказать ей, почему жена ушла от него, и ему было все равно, хочет она слушать или нет. Фиона понимала примерно каждое двенадцатое слово — это когда он не плакал. Утешив мужчину тем, что его жена — пустышка, а он заслуживает лучшего, она повесила трубку. После этого она благоразумно клала трубку всякий раз, когда кто-то ее снимал, после чего принималась размышлять о характере отношений своего мужа с каждым незнакомым человеком.
Она так и не установила какую бы то ни было связь с двумя загадочными телефонными звонками женщине в Суссекс — ей и от нее (местонахождение она определила по коду), и это Фионе не нравилось. Все, что говорила ей мать насчет того, какой Грэм хороший человек, становилось бессмысленным. Больше она не доверяла Дафне. И Грэму больше не доверяла. И жить так больше не могла, сомневаясь во всем.
Она решила поговорить с ним.
— Австралия? — Дафна сидела на крашеном пластиковом стуле, пытаясь успокоиться. — Австралия?
Арчи медленно кивнул:
— Я уже давно думал об этом. Наверное, несколько лет, с тех пор как мои дети решили поселиться там со своими семьями.
— Вы говорили, что скучаете по ним, — вспомнила Дафна.
— Я недавно разговаривал с вами в фургоне и тоже об этом вспомнил. Я подумал о том, что вы живете со своей дочерью, видите, как растут внуки, и позавидовал вам.
— Не все так хорошо, как кажется, — слабым голосом проговорила Дафна.
Арчи похлопал ее по руке:
— Вы говорите так только для того, чтобы поддержать меня. Да еще до вашего переезда сюда я уже начал наводить справки насчет эмиграции.
— И что же остановило вас?
Арчи улыбнулся ей игривой улыбкой, которую она уже полюбила.
— Вы, конечно же, вы, немолодая красавица моя! Потому-то я и решил вложиться в предприятие Макса. Я строил планы по свертыванию своего бизнеса в такси, с тем чтобы вложить деньги куда-нибудь, где они работали бы, и начать жить для себя. Возможно, с вами.
Дафна при этих словах оживилась.
— Значит, я такая немолодая красавица, что вы решили перебраться на другой край света, лишь бы подальше от меня?
Арчи печально покачал головой:
— Есть еще кое-что. Мой старший сын… видите ли… от него ушла жена, сбежала с другим парнем и оставила детей, говорит, помешают.
Дафна пришла в ужас:
— Мне так жаль, Арчи.
— Он круглыми сутками работает. И не знает, что делать с ребятишками.
— И вы чувствуете, что вам нужно туда ехать, чтобы помочь?
Арчи кивнул:
— Смотрю я на Рава и на все, что он делает для своих внучек. Так и надо поступать. Ведь это долг родителей — воспитывать своих детей от начала до конца?
«Возьми меня с собой! — хотелось закричать Дафне. — Я не нужна своей семье! Я могу поехать с тобой и помочь тебе. А климат сотворит чудеса с моим артритом. Пригласи меня! Прошу тебя, пригласи меня!»
Арчи нежно погладил морщинистые пальцы Дафны.
— Теперь решать Раву и Картеру. Счастлив тот человек, кто завоюет ваше сердце.
«Но ведь ты уже завоевал его! Это я и хочу тебе сказать», — думала она.
Арчи потер руки, стараясь выглядеть оживленным, хотя на самом деле ему было невыразимо грустно.
— Итак, вы оказали мне честь своим посещением. Чем обязан? — спросил он.
