Памела Джонсон - Решающее лето

— Всему виной случайность, он не мог этого предвидеть. Если бы Лаванда не вздумал сам заниматься сбытом машин, Эван и Джонни по-прежнему обделывали бы свои делишки. Ну, мне пора, Клод. Представляю, какой сейчас вид у Чарльза.

Я попросил ее поцеловать меня.

— «Как! Посреди улицы?» — протестующе воскликнула она и не без гордости добавила: — Помнишь откуда это? «Укрощение строптивой».

— Помню, помню, черт побери. Да, да, именно посреди улицы.

Но я плохо знал Элен. Она настояла на том, чтобы я проводил ее до ближайшей станции метро — здесь, если мы поцелуемся, нас по крайней мере примут за супругов, нежно прощающихся перед долгой разлукой.

— Пусть думают, что ты спешишь на Пэддингтонский вокзал, чтобы успеть на поезд, идущий в Кардифф, — сказала она.

— Судя по твоему виду, вполне похоже, — заметил я и, чтобы доставить ей удовольствие, сделал несколько шагов в сторону билетной кассы, а Элен, вынув платочек, для пущей правдоподобности помахала мне. Затем, повернувшись, заторопилась к выходу.

Я позвонил Филдам и справился у подошедшей к телефону Наоми, могу ли я зайти к ним вечером.

— О, пожалуйста! — воскликнула она. — Это так мило с вашей стороны. Вы не представляете, как обрадуется Джонни. Приходите обедать.

— Нет, не смогу, я буду у вас не раньше половины девятого. Как он?

— Держится великолепно, — ответила Наоми, — просто великолепно, даже не могу вам передать. Вы сочтете меня за сумасшедшую, но, право, он никогда еще не вызывал у меня большего уважения. А как… как ведет себя Эван?

— Отнюдь не великолепно, — ответил я.

— Пьет?

— Да.

— О господи. Бедная Чармиан, — изменившимся голосом тихо промолвила Наоми. — Бедная, бедная Чармиан. Мне кажется, Эван собирался на будущей неделе повидаться с Джонни, чтобы договориться о защите?

— Да, возможно.

— Хотя, боюсь, надежд на успех мало.

Сказав это, Наоми вдруг испуганно умолкла, словно перед нею в эту минуту возник образ мужа в ореоле мученика. — Вот почему я восхищаюсь мужеством Джонни. Он знает, что надежды нет, и приготовился к самому худшему.

— Ну, а как вы? — спросил я.

Она молчала так долго, что мне показалось, будто нас разъединили, а затем сказала: — Я? О, прекрасно. Честное слово! Я беру пример с Джонни… а потом… потом я пришла к выводу, что всегда была порядочной ханжой. Возможно, это было плохо… для него, для Джонни. Возможно…

На этот раз нас действительно разъединили. Я звонил из автомата, и, поскольку у меня больше не оказалось монет, разговор на этом закончился.

Вечером, открыв мне дверь, она сразу же продолжила разговор, словно он был прерван всего лишь минуту назад.

— Входите. Джонни скоро придет. Он ушел отправить письмо. Нас прервали утром, не так ли? Я хотела вам сказать: я боюсь, что именно мое ханжество было всему причиной, и Джонни… Ну, в общем, я толкнула его на это. Я знаю теперь, что должна разделить с ним его вину. Когда я выходила за него замуж, я считала, что он безволен и слаб, что ему не хватает моральных принципов, чувства ответственности, и старалась внушить ему все это.

Наоми ходила по комнате, жестикулируя, словно читала стихи. На ней было ярко-красное платье, на лице слишком много косметики. Ресницы казались неестественно густыми и тяжелыми от туши, контур губ, густо обведенный помадой, как-то непривычно изменил ее.

— Что может быть ужаснее для мужчины, чем добродетельная жена, которая пытается переделать его на собственный лад? Особенно для такого мужчины, как Джонни.

Нет, я ошибся, Наоми все же нашла для него оправдание. Ее любовь оказалась достаточно сильной, чтобы подхлестнуть ее воображение.

— Что бы там ни было… Почему вы не сядете, Клод? Я не могу сидеть, но это не значит, что вы должны стоять. Что бы там ни было, теперь уже все позади. Джонни оступился, я знаю, и он заплатит за это. Но я поняла, что я тоже не так уж безупречна. Вся эта чушь с праведниками и грешниками — это бред девчонки-школьницы. И, — она выразительно поводила пальцем перед моим лицом, — к тому же опасный бред. Мы с Джонни теперь равны. И никогда еще мы не были так близки. Вам кажется это странным?

— Нет, мне просто жаль. Но я вас понимаю.

Наоми прислонилась к стене, эффектная и яркая, она словно сошла со страниц модного журнала.

— Я была уверена, что вы поймете. — Она улыбнулась незнакомой мне вызывающей улыбкой. — Вы знали о том, что Хелена прочила меня вам в жены? Она не хотела верить, что я люблю Джонни.

— Да, знал.

— Вы очень интересный мужчина, Клод, — сказала она, смелея от сознания полной своей безопасности. — Пожалуй, вас портит только нос. И вы мне даже нравились немного. Я часто думала… Господи, какая глупость! Простите, я, кажется, болтаю вздор. Это все было так давно, и мы тогда были совсем другими.

— Да, другими, — согласился я.

— Вы всегда умели понимать. Всегда. Поверьте мне, я вполне искренне благодарна вам за то… за то, что вы не отступились от нас. За все эти годы.

— Это не относится к Джонни, — возразил я, — я не отступился только от вас, Наоми. Вы всегда мне нравились, и я был очень огорчен, когда вы вышли за него замуж.

Лицо ее приняло лукавое и вместе с тем немного растерянное выражение. Она явно не знала, как ей следует отнестись к моим словам.

— Огорчен? Почему же? Неужели вы…

— Моя дорогая, — поспешил я успокоить ее. — Я был огорчен, потому что хорошо знал, какой человек мог бы сделать вас счастливой.

Наоми была несколько обеспокоена таким поворотом разговора, но это помогло ей на время отвлечься от печальных мыслей о Джонни.

— И кто же этот человек? — спросила она.

— Какой-нибудь способный молодой врач, — серьезно ответил я. — Любой положительный человек, даже — а почему бы и нет? — даже священник. Любой, кто намерен чего-то добиться в жизни и преисполнен похвальной решимости сделать это упорным трудом.

Разочарование, на мгновение отразившееся на ее лице, тут же сменилось явным облегчением. Наоми рассмеялась.

— Вот и ошибаетесь. Раньше, возможно, мне нужен был бы такой муж, но не теперь. Теперь мне нужен только Джонни. Мы никогда еще не были внутренне так близки, как сейчас.

Услышав в передней шум, Наоми заторопилась навстречу мужу и обняла его, как только он появился на пороге гостиной. Это напомнило мне кадр из какого-то банального фильма.

Джонни, смущенно улыбаясь, глядел на меня через плечо Наоми, а потом, высвободившись наконец из ее объятий, протянул мне руку.

— Как приятно снова видеть тебя, Клод. Тебе ничего не дали выпить? Наоми, какая же ты хозяйка? Как поживаешь? Ты прекрасно выглядишь.