Сладкий грех. Искупление - Лина Мур
Ненавижу себя. Я ублюдок и мразь. Я потерял всё из-за страха сказать три грёбаных слова. Какие-то слова, и сейчас я всё теряю. Я кричу. Кричу от этой боли, теперь понимая её причины. Это не кости болели. Не моё животное рвалось на волю. Это не было чем-то ненормальным. Я просто люблю. Люблю до боли. Так сильно. Люблю и теряю. Люблю и боюсь одиночества. Люблю. Вот так. Я умею любить. Я уже люблю. Энрика была права. Я люблю её. Никого не люблю, а её люблю. И я кричу от боли, разрывающей моё сердце. Дело было в нём. Я отмахивался, смеялся, изводил нас обоих, а сердце болело. Затем боль расползлась дальше. Она стала наваждением. Она подсказывала и давала мне сотню возможностей остановиться. А я? Блять. Ублюдок. Я теряю… теряю единственного человека, который меня любил. Я теряю. Я знаю, что теряю. Боль возникла из-за этого. Сейчас я ясно понимаю, что теряю её. Любовь останется, а её не будет рядом. Не могу сказать точно, почему я это знаю, но уверен в том, что буду любить её и стану безумным без неё.
Однажды я выдумал себе волчицу, чтобы она спасла меня. Но через много лет она появилась. Настоящая. Живая. Такая же нежная и добрая. Я так долго искал её и нашёл, чтобы вновь потерять.
Я лжец. Я отъявленный лжец. Я убеждал себя, что она моя жертва и хочу жениться на ней только по этой причине. Нет. Я просто хотел Энрику себе. Только себе. Любить её и не знать, что я люблю. Я врал. Всем врал и самому себе тоже. Мне ничего не нужно в этой жизни, кроме Энрики. Ясно? Она воскрешает меня настоящего. И я давно уже воскрес. Давно, просто не признавал этого. Боялся той же боли. Думал, что прошлое возвращается. Нет. Это будущее и настоящее, в котором я всё убиваю, как меня и научили. А Энрика верила в меня. Она любила меня, даже вот такого подонка. Любила и спасала. Закрывала собой, а я боялся того, что однажды она уйдёт. Она уже готова была уйти, я не хотел этого видеть. Лучше быть овощем, чем знать, что любви нет, и всё было ложью.
Чёрт, я, оказывается, всё чувствую. Чувствую, как одеревенели мои пальцы от ледяной воды. Чувствую, что я потерял туфли. Чувствую, как мою кожу покалывает от холода. Я чувствую. Это страшно, пугающе и так приятно. Чувствовать. Наконец-то, чувствовать себя живым.
Я не заметил того, как приехала береговая охрана. И не особо запомнил, как меня увезли вместе с Энрикой в госпиталь. Я видел кровь на её платье. Видел бледные губы Энрики и её серую кожу. Я чувствовал её слабость и не мог помочь. Я опоздал, вот и всё. Я опоздал. Пока прятался, бегал от самого же себя, я всё упустил.
Поднимаю глаза, когда из операционной выходит хирург. Он спускает маску. Я один здесь. Жду уже долго, выживет Энрика или нет. Очень долго.
— Мистер Нолан.
Мне приходится встать. Моя одежда стала тяжёлой, и она холодная.
— Почему так долго? — хрипло спрашиваю я.
— Дело в том, что во время осмотра и реанимации, мы обнаружили проблему, с которой боролись всё это время.
Нет. Пожалуйста, не надо. Я отпускаю её. Я ухожу. Только не надо.
— Что за проблема? — мне сложно даётся вопрос.
— Ваша невеста была беременна. Срок небольшой. Шесть-семь недель. Мы не смогли спасти плод, а пациентка потеряла много крови. Случился выкидыш.
— Что?
— Мы не смогли спасти плод, но яичники не задеты. Через несколько месяцев пациентка снова сможет забеременеть. Мне очень жаль, мистер Нолан. Обморожение, удар головы, видимо, сильный стресс, когда она сорвалась со скалы. Всё это спровоцировало выкидыш. Мы сделали всё, что могли.
Я отшатываюсь от хирурга. Меня обожгли его слова.
Энрика носила моего ребёнка. Нашего ребёнка. Я хотел детей. Я так хотел от неё детей. Я знал, что поступил плохо, когда не сообщил ей о том, что соврал о контрацепции. Нет, моя цель была другой. Навсегда привязать её к себе. Привязать любимыми способами. Я хотел детей только с ней. Я лживый подонок.
А что теперь? Я убил нашего ребёнка. Энрика не простит меня.
Резко хватаю за горло хирурга и прижимаю его к стене.
— Слушай внимательно. Никто и никогда не должен узнать о том, что моя жена потеряла ребёнка, ясно? Никто и никогда, даже она. Этого не было. Я всё улажу, но никто и никогда не вспомнит об этом. Вы все сотрёте эти воспоминания и не скажете ей. Ты меня понял?
— Но…
— Никаких «но». Этого не было. Ребёнка не было. Выкидыша не было. Моя жена ударилась головой и сильно. А также пережила клиническую смерть. Но никакого ребёнка не было. Ты меня понял? — Я сильнее сжимаю его горло.
— Да… хорошо.
Отпускаю его и отхожу.
— Если я узнаю, что кто-то проговорился или же, где-то остались записи, то убью всех вас. Я уничтожу ваши семьи у вас на глазах. У меня много власти, и я ей воспользуюсь. Никто не причинит боль моей жене. Я ясно выразился? — под хрипы и кашель говорю я.
— Да, я понял. Мы всё уладим. Скоро пациентку перевезут в палату.
— Это, блять, моя жена! Она миссис Нолан! Запомни! — выкрикиваю я.
— Хорошо… миссис Нолан, скоро будет перевезена в палату, и вы сможете её навестить. Она, скорее всего, долгое время не сможет прийти в себя, потому что у неё сильное сотрясение, но она жива и будет жить.
— Прекрасно. Я жду.
Отворачиваюсь, и грудная клетка снова вспыхивает от боли. Я кусаю кулак, протыкая зубами кожу, чтобы не заорать от того, что сделал.
Мой ребёнок. Наш… а больше и не будет. Она не простит себя, если узнает. Она не должна испытывать боль, только я. Возьму всё на себя. Буду хранить эту тайну. Но Энрика больше никогда не будет страдать. Я скажу ей, что люблю её и признаюсь во всём. Признаюсь, что собирался жениться на ней, потому что боялся её потерять. Боялся отпустить. Боялся не увидеть снова её глаз и не почувствовать себя любимым. Боялся, что она больше никогда не споёт мне. Боялся так сильно, что стал животным, которое искало её. Оно тянулось к ней, подсказывая мне правду, а я был так слеп. Так слеп. Я был уверен, что это всё из-за программы в голове, но давно уже заметил, что она исчезла. Нет никакой программы, осталась только боль.
Глава 43
Слэйн
Меня учили выживать только самому. Никого не спасать, а думать исключительно о себе и своём будущем. Я легко смотрел на то, как мои жертвы совершают самоубийство. Не просто так я сидел недалеко от моста, а упивался своей властью и тем, что люди принадлежат мне, и я могу сделать с ними всё, что захочу. Я не врал насчёт этого Энрике и, действительно, видел слишком много самоубийств. А потом я увидел её там же. В тех же местах, где стояли мои жертвы. Я ждал. Улыбался, наблюдая за тем, что же она решит и что предпримет. Затем мне стало обидно. Я так думал, что это была обида из-за стольких приложенных усилий, которые она решила перечеркнуть, заставив меня отругать её за глупость. Нет, то была не обида, а страх. Он родился уже в то время, но был очень слаб. Я его не замечал. Я многое не замечал, считая, что всё идёт по плану, пока животное внутри меня не стало сильнее. Я не успел проконтролировать этот момент,
