Джудит Макнот - Само совершенство. Том 1
— Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было десять лет, — начал Зак, — и поэтому всех нас — меня, двоих братьев и сестру — воспитывали родители отца. Хотя «воспитывали»— слишком громко сказано. Большую часть времени мы проводили в закрытых цветных школах. Мы все были погодками — Джастин, самый старший, потом я, потом Элизабет и Алекс. Джастин был… — Зак запнулся, тщетно пытаясь подыскать наиболее подходящее слово для описания брата. — Он был очень хорошим. И в отличие от большинства старших братьев охотно таскал меня повсюду за собой. Он был… добрым. Чутким. Он покончил с собой, когда ему было восемнадцать.
То, что рассказал Зак, было настолько ужасно, что Джулия не смогла сдержать невольно вырвавшего возгласа:
— О Боже! Но почему?
Прежде чем ответить, Зак сделал глубокий вдох, как бы собираясь с силами.
— Он был голубым. Этого никто не знал. Кроме меня. Он рассказал мне об этом за час до того, как застрелился.
Наступило непродолжительное молчание, которое первой нарушила Джулия:
— Но неужели он не мог поговорить с кем-то, выговориться, облегчить душу, попросить поддержки У семьи?
Зак горько засмеялся.
— Моя бабушка — в девичестве Гаррисон, а эта семейка всегда гордилась необычайно высокими моральными устоями, считая при этом своим долгом навязывать их также и всем окружающим. Они бы сочли Джастина извращенцем, моральным уродом и публично отреклись от него, если бы он тотчас не покаялся. С другой стороны, они были их полной противоположностью — безрассудные, безответственные, обаятельные и очень слабые. Но наиболее выдающейся чертой, передающейся из поколения в поколение всем мужчинам семейства Стенхоуп, была их непомерная любовь к женскому полу. Всегда. Об их распутстве ходили легенды, но самое интересное, что они этим страшно гордились. Мой дедушка, естественно, не являлся исключением. Я уверен, что даже семейству Кеннеди нечего делать рядом со Стенхоупами в том, что касается женщин. Постараюсь привести тебе наиболее безобидный пример. Когда кому-нибудь из нас исполнялось двенадцать, дедушка в виде своеобразного подарка приглашал проститутку и устраивал небольшой интимный ужин, после которого гостья поднималась в спальню именинника.
— А что обо всем этом думала бабушка? — поинтересовалась Джулия, даже не пытаясь скрыть своего отвращения. — Где она была в это время?
— Моя бабушка, естественно, была где-то в доме, но, прекрасно понимая, что не может ничего изменить или предотвратить, предпочитала делать вид, что ничего не замечает. Точно так же она относилась и к бесконечным любовным похождениям своего мужа. — Зак умолк, и Джулия подумала, что он больше не собирается продолжать свой рассказ. Но она ошиблась.
— Мой дедушка умер через год после Джастина и даже своей смертью ухитрился нанести последний болезненный удар по гордости жены. Он погиб в авиакатастрофе, направляясь в Мексику в компании молодой манекенщицы. Гаррисоны были владельцами единственной риджмонтской газеты, и поэтому туда не просочился этот пикантный факт, но все их усилия все равно оказались тщетными, потому что эта история еще долго обсасывалась во всех крупных газетах штата и по телевидению.
— Но почему он просто не развелся, раз уж жена была ему настолько безразлична?
— Я задал своему деду тот же самый вопрос незадолго до его смерти, перед тем как отправиться в Иель. Мы вдвоем отмечали мое поступление в университет и крепко напились в его кабинете. Может быть, именно потому, что он был пьян, он не послал меня куда подальше с моими расспросами, а сказал правду.
Зак потянулся за своим бокалом и залпом проглотил остаток бренди, как бы пытаясь смыть неприятный привкус во рту, который появился после этого рассказа.
— Ну и что же он тебе сказал? — спросила Джулия, когда молчание слишком затянулось.
Зак посмотрел на нее так, как будто совсем забыл о ее присутствии.
— Он сказал мне, что бабушка — единственная женщина, которую он когда-либо любил. Все думали, что он женился по расчету, для того чтобы приобщить деньги Гаррисонов к тому, что осталось от его собственного, быстро тающего состояния. Тем более что моя бабка была далеко не красавицей. Но во время того разговора дед сказал мне, что это не правда, и я ему верю. Да и с возрастом она не подурнела, а скорее наоборот — приобрела то, что называют аристократической внешностью, и стала очень интересной женщиной.
Зак снова замолчал, но теперь Джулия не собиралась отставать от него.
— А почему ты ему поверил? — спросила она все с тем же нескрываемым отвращением. — Ведь если бы он ее любил, то никогда бы не стал изменять, особенно таким образом.
Губы Зака скривились в сардонической усмешке.
— Чтобы понять это, нужно знать мою бабку. Никто не мог соответствовать ее утрированным понятиям о чести и порядочности, не говоря уже о моем разгильдяе деде. И он это знал. Он рассказал мне о том, что прекратил всякие попытки вскоре после свадьбы. Единственным из всех внуков, который не вызывал у моей бабки скрытого раздражения, был Джастин. Она обожала его. Понимаешь, — объяснил он, невольно улыбаясь собственным воспоминаниям, — Джастин был единственным из всех нас, который внешне пошел в ее породу. Светловолосый, невысокий и вообще очень походил на ее отца. Все остальные, включая моего отца, унаследовали характерные черты Стенхоупов. А я так вообще был их классическим воплощением. Поэтому дед во мне души не чаял, что, как ты понимаешь, едва ли могло пробудить нежные чувства в моей бабке.
Джулия не понимала. Более того, она подумала, что такое отношение к собственному внуку, который провинился только тем, что был похож на деда, — самая большая нелепость, какую она когда-либо встречала в своей жизни. Но она оставила эти мысли при себе и спросила:
— Но если твоя бабушка так любила Джастина, то я уверена, что она обязательно бы помогла ему и поддержала, даже если бы он ей во всем признался.
— Никогда в жизни! Она презирала слабости. Любые. Его признание не вызвало бы у нее ничего, кроме отвращения. — Зак криво усмехнулся и продолжал:
— Учитывая все вышесказанное, она вышла замуж явно не в ту семью, потому что Стенхоупы, как я уже упоминал, были подвержены практически всем слабостям, которые только можно себе вообразить. Они пили слишком много, ездили слишком быстро, разбрасывались деньгами направо и налево и совершенно не заботились о стремительно тающем состоянии, как сделали бы на их месте любые мало-мальски рассудительные люди. Их единственным призванием в жизни было получение от нее максимума удовольствий. Они никогда не заботились о завтрашнем дне и вообще не заботились ни о чем, кроме самих себя, да и даже об этом они заботились не особенно тщательно. Возьмем, к примеру, моих родителей. Они разбились, возвращаясь домой с пьяной вечеринки и мчась по заснеженной дороге со скоростью более ста шестидесяти километров в час. Дома их ждали четверо детей, которые нуждались в них, но им было на это глубоко и категорически наплевать.