Эмма По - Китайский цветок
Даша, глядя на сестру, смеялась до слез.
— Боже мой! Зойка, ну почему ты никогда не говорила мне, что я в своем прикиде вылитое пугало? Ты же знаешь, у меня со вкусом на тряпки полная традесканция! Снимай давай все это немедленно! Ты на себя не похожа. Мы с тобой словно поменялись местами.
Зоя довольно хмыкнула. Сестра даже не представляла, насколько точно попала в цель. Переодеваться она, конечно, не стала, но одну свою вещь все-таки оставила — сумку.
Зоя покатила коляску к входной двери. Сердце бешено колотилось, в висках стучало. Прежде чем открыть дверь, прислушалась. На лестничной площадке тихо. Только бы там никого не было! Если их увидит кто-нибудь из соседей — все пропало.
Стараясь производить как можно меньше шума, Зоя быстро вывезла коляску в коридор, захлопнула дверь и метнулась к лифту. Никого нет. Наклонившись к сестре, она забормотала ей в самое ухо:
— Я хочу показать тебе кое-что… Там собака с щенками…
Миновав холл перед лифтом, она надавила тугую дверь, ведущую на лестницу, быстро выкатила туда коляску и на мгновение замерла. Тоже никого. Крутая лестница с высокими ступенями словно падала куда-то в темноту.
В последний момент Даша обернулась. В ее глазах не было ни тревоги, ни тем более страха… Только изумление. Как вчера, когда увидела Зоины ногти… «Мама дорогая! Что я вижу!»
Не в силах выдержать ее взгляда, Зоя что было сил толкнула коляску. Потом ей будет казаться, что в этот миг она оглохла, так как прыгавшую по ступеням коляску и падавшую, словно тряпичная кукла, Дашу она видела как в немом кино. Внезапно все замерло, тишина стала невыносимой. На ватных ногах, скользя перчаткой по перилам, Зоя стала спускаться по лестнице.
Даша лежала на боку, неестественно закинув вверх руку. Опустившись на колени, Зоя нерешительно тронула ее за плечо, пытаясь повернуть на спину. Голова сестры безжизненно откинулась назад. Зоя вскрикнула и тут же зажала ладонью рот. Левую часть Дашиного лица заливала кровь, которая вытекала из рваной раны на щеке. Страшная багровая вмятина на виске не оставляла ей никаких шансов на выживание, но избавляла Зою от последнего ужасного насилия над сестрой.
Открыв сумку, она достала щербатую мраморную пепельницу, которую спрятала там еще в пятницу вечером, чтобы была под рукой, когда придется нанести Даше окончательный удар. Не пригодилось.
Даша мертва, и отступать теперь поздно. Закусив губу, Зоя острым, отбитым краем пепельницы полоснула себя по лбу и, не дожидаясь, когда хлынет кровь, сильно ударила себя по скуле. Последнее усилие — спрятать пепельницу в сумку и застегнуть молнию.
Сознание она не потеряла, хотя боль была очень сильной. Растянувшись на каменном полу вниз лицом и подложив под голову руку, она наблюдала, как кровь из пореза над бровью, смешиваясь со слезами, попадает на рукав куртки, собирается в маленькую лужицу и проворно стекает на грязную, заляпанную цементом плитку.
— Мама, м-мамочка, — рыдала в трубку Зоя.
— Господи! Ну кто это? Не пойму. Дашенька, ты, что ли?
— Я, я, мам. Слушай меня. Случилось несчастье. Погибла Зоя. Но давай не будем по телефону. Тебе надо сюда приехать. Мамочка, мне говорить тяжело. Ладно? Приезжай скорей!
Зоя бессильно откинулась на подушку и застонала. Говорить ей действительно было тяжело. На рану над бровью наложили швы, отчего она сильно опухла и горела. Скула отливала багрово-синим. Зоя закрыла глаза и думала только об одном — скорее бы это все кончилось…
— Дашук! — тихо позвал Валерка. — Может, тебе попить дать или в аптеку за чем-нибудь сбегать?
Зоя отрицательно покачала головой и открыла глаза.
— Спасибо тебе, Валерочка. Ты очень помог мне сегодня. Что там с моей коляской?
— Дашук, ну сделал, что мог, как бы. Еще немного послужит. Хотя пора, старуха, копить на новую. Тебе ж без нее как без рук. В смысле… Ну… — Валерка окончательно запутался в конечностях и умолк.
Зоя улыбнулась.
Валерка захлопнул свой чемоданчик с инструментами, сел в коляску и совершил по комнате показательный прокат с поворотами направо-налево и задним ходом.
— Прям не знаю, как тебя благодарить! Но ты иди домой. Мама скоро придет. И вообще, мне ведь при тебе даже в туалет отправиться неудобно.
— Ты, Дашк, пургу метешь. Да я тебе в чем хочешь помогу!
— Валер, ты мой дружбан, но писать будем членораздельно, — с трудом проговорила Зоя.
Валерка засмеялся было, но тут же умолк, и на лице появилось соответствующее ситуации выражение.
— Ты настоящая железная леди. Мне бы твой характер — мне б цены не было!
Зоя бессильно опустила веки, и Валерка, подхватив свой чемоданчик, тихо ушел.
Услышав щелчок замка, она наконец встала на ноги. Господи, как же тяжело исключить из жизни вертикальное положение. И это только начало. Справится ли? Пока все идет по плану. Пока ее Даша не вызвала подозрений ни у врачей «скорой помощи», ни у милиции, ни у соседей. Правильно она придумала повредить лицо — сейчас все жалостливо разглядывают ее раны, потом будут пристально следить за их заживлением, а уж после этого примут ее любую.
Хотя несколько часов назад блестящий план мог запросто провалиться. Для нее явилось полной неожиданностью участие судмедэксперта в долгой и тягостной процедуре констатации смерти сестры. Начни он осматривать мертвую Дашу — наверняка заметил бы признаки атрофии мышц. Кто тогда поверил бы в умильную историю о том, как та повезла на прогулку сестру-инвалидку в тяжелой неуклюжей коляске! Но он лишь успел бросить короткий цепкий взгляд на мертвую девушку, как зазвонил мобильный телефон. Разговор, видимо сугубо личный и захватывающий, заставил его удалиться на кухню. Когда милиционер, оторвавшись от заполнения бумаг, громко назвал его имя — не то Альберт, не то Альфред… Зоя сразу забыла, — тот снова заглянул в комнату и тоскливо уставился на мертвое тело, аккуратно и заботливо уложенное на ковер Дашкиными соседями.
— Смотреть будешь? — деловито спросил милиционер.
— И так все понятно! — махнул зажатым в руке телефоном Альфред-Альберт.
Сегодня же воскресенье! — вспомнила Зоя. Наверное, его баба ждала. Как хорошо, что он так торопился…
Осталось еще одно испытание — мать.
Сегодня она точно ни о чем не догадается, особенно учитывая ее подслеповатость. Но нужно, конечно, постоянно за собой следить и не расслабляться ни в коем случае.
Нужно очень-очень сильно поверить в то, что Зоя умерла, а осталась она — Дарья.
— Я — Дарья Васильевна Щербакова, — несколько раз проговорила Зоя, — то есть Даша. Конечно, Даша. Зоя умерла. Зоя умерла.
Нужно ли ей быть на собственных похоронах? Подумает. Время еще есть. Она раскрыла большую сумку, которую привезла из дома, стала доставать оттуда вещи и развешивать в неудобном низком Дашкином шкафу. Деньги, которые она назвала «премией из директорского фонда», запихнула подальше в ящик письменного стола. Из сумочки, с которой выходила на прогулку с сестрой, вынула мраморную пепельницу и убрала ее за коробки с бытовой техникой на кухонной полке. Потом вернулась в комнату, достала только что спрятанные деньги, отсчитала двадцать тысяч и положила в свою сумку. Пусть мать обнаружит их там. Надо же на что-то похоронить сестру…
Когда раздался звонок, она села в коляску и поехала открывать матери дверь. Катерина, увидев забинтованную голову дочери и страшный синяк в пол-лица, порывисто ее обняла и заплакала.
— Как это произошло?
Она слушала, не задавая никаких вопросов. Губы подрагивали, по щекам катились слезы, но она их не замечала.
— Это я виновата, — прошептала Катерина, когда дочь закончила свой рассказ. — Только моя вина.
Вдруг она стала суетливо подниматься с «гостевого» Дашиного кресла, то роняя носовой платок, то одергивая старенькую, наспех надетую кофточку.
— Мам, ты куда? — подозрительно спросила Зоя, оставив скорбный тон.
— Я туда пойти хочу. В коридор. Ты расскажи мне, где она умерла, — я хочу там постоять одна.
— Мама, не выдумывай, пожалуйста! Там темно сейчас. Не хватает тебе тоже сверзиться с этой лестницы…
Зоя пришла в ужас от того, что можно снова оказаться на том месте и пережить заново весь кошмар, через который ей сегодня пришлось пройти. У нее застучало в висках, перед глазами все поплыло.
— Завтра поедешь в морг и стой там около нее сколько хочешь! Нечего! — сорвалась Зоя на истерический крик, несмотря на пульсирующую боль в ране. — Нечего душу травить… Я думала, что тоже умру сегодня!
— Прости меня, девочка моя. Прости. Я эгоистка. Я не должна думать о себе. Боже мой! Это я во всем виновата. Вася недаром не хотел… — Вдруг она запнулась и посмотрела на дочь. — Ты ведь все знаешь? С тобой Зоя вчера говорила?
Поняв, что была на волосок от разоблачения, Зоя притихла и, закусив губу, решила вообще помалкивать, если не уверена в собственной сдержанности. В ответ на вопрос матери она лишь кивнула.
