Дафна Клэр - Там, где растут подсолнухи
— Вам лучше поговорить с мисс Самерфилд, — поправил его Джас.
Когда они выходили, Джас шепнул ей:
— Тебе всегда приходится иметь дело с такими типами?
— Да, но меня обычно не сопровождает мужчина, — заметила Блайт. — Мне приходится сталкиваться с разными типами — одни пытаются флиртовать со мной, другие убеждены, что я слишком молода, чтобы иметь свое дело.
— Да уж, это удар ниже пояса, Блайт. — Он улыбнулся ей с сочувствием.
Она ухмыльнулась:
— Я не позволяю таким мелочам беспокоить меня. Жизнь слишком коротка, чтобы думать об этом.
— Восхитительная философия.
— Ох! — Блайт сделала удивленные глаза. — Ты говоришь прямо как профессор.
Улыбка исчезла с его лица.
— Наверное, — сказал он коротко. — Я не хотел показаться снисходительным… опять.
— Я же просто пошутила, — поспешила заверить его Блайт. — Вообще-то мне нравится, как ты говоришь, а это бывает с тобой не часто.
Он посмотрел на нее так, будто не поверил ее словам.
— Ты не голоден? — спросила она, чтобы сгладить неловкость. — Я знаю хорошее кафе всего в двух кварталах отсюда, и там недалеко есть парковка.
В кафе громко играла музыка и было полно народу. Джас поморщился, словно обстановка была ему не по душе. Блайт всегда нравилось посидеть в этом кафе, одной или с друзьями. Еду здесь подавали хорошую, и она находила волнующим контраст между здешним шумом и тишиной, царившей в Тахавэй. Но сейчас она подумала, что лучше было бы выбрать другое место.
Ожидая свой заказ, они почти не разговаривали, но она заметила, что Джас наблюдает за окружающими их людьми с интересом и постукивает пальцами в такт музыке. Когда они напоследок пили кофе и громкие звуки музыки немного стихли, она поинтересовалась:
— Тебе здесь совсем не понравилось?
Джас выглядел удивленным:
— Почему ты так решила? Еда была вкусной, и здешняя атмосфера… довольно интересная. — Он изучающе посмотрел на нее. — Думаю, ты иногда чувствуешь себя отрезанной от мира.
— Мне нравится Тахавэй, но я часто приезжаю в город. А ты скучаешь по Веллингтону?
— Нет, но я не похож на тебя.
— А откуда ты знаешь, какая я? — неожиданно спросила она.
Он посмотрел на нее и рассмеялся.
— Блайт, все написано на твоем прелестном, похожем на цветок личике. Ты можешь спрятать свои чувства не больше, чем подсолнух способен спрятаться от солнца. Ты привлекаешь к себе людей без малейших усилий, и они не могут устоять перед твоим дружелюбием, отзывчивостью и невинным желанием быть каждому другом. Ты не думаешь о том, что кто-то может сделать тебе больно. — Он внезапно широко улыбнулся. — Наверное, твои родители рвали на себе волосы, пытаясь объяснить тебе, почему не стоит говорить с незнакомцами, когда ты была ребенком.
— Да уж, спасибо за лестную характеристику, — пробормотала она, совсем не уверенная, что ей по душе портрет, который он нарисовал. — Но не думаешь ли ты, что мне очень приятно, что ты вот так запросто взял и разложил меня по полочкам?
— Ах да, — заключил он тихо, — ты еще храбрая, порывистая и удивительно деятельная. — Увидев, как она вскинула голову, он добавил: — Нет, вычеркнем слово «удивительно». Это было бы не совсем правильно. Ты просто очертя голову, рискуя собой, бросаешься на помощь, чтобы спасти кого-то, кого знаешь, или совсем незнакомого человека, если он нуждается в помощи. — Он помолчал. — Даже если незнакомец советует тебе не лезть в его дела.
— Это зависит от обстоятельств, — заявила она.
— Например?
— Думаю, я не позволю кому-то прыгнуть с крыши, если ему вдруг наскучила жизнь.
— Даже если этот «кто-то» предпочел бы, чтобы ты его не спасала?
Блайт на минуту задумалась, но затем покачала головой.
— Девяносто процентов выживших самоубийц передумали после того, как уже нельзя было остановиться.
Джас скептически поднял брови:
— Кто тебе сказал?
— Я прочитала где-то. Не верю, что ты будешь стоять и смотреть, как кто-то собирается причинить себе вред.
— Точно так, — загадочно проговорил он и, встретив ее озадаченный взгляд, усмехнулся. — Думаю, нам пора.
Джас отодвинул стул и, несмотря на ее протесты, заплатил за обоих.
Его последняя фраза занимала ее мысли все время, пока они шли до фургона. Когда Блайт завела двигатель, ее щеки вспыхнули. Он ясно сказал, что она влезла в ситуацию, не думая о возможных последствиях. И согласился, что он не будет стоять и смотреть, как кто-то причиняет себе вред. Он же просто предупредил ее: не приближайся ко мне, я сделаю тебе больно.
Конечно, Джас не был злым человеком. Он, несомненно, был добрым, несмотря на стену, которую сам воздвиг, между собой и окружающим миром. Он вызвался встретиться с ее родителями, потому что понимал, как они беспокоятся за нее. Предложил свою помощь, когда она собирала водоросли, а ведь Джас тогда едва знал ее. Он был достаточно любезен, чтобы забирать ее почту. И сегодня он был по-настоящему полезен. Но, совершенно ясно, Джас Траверн не хотел, чтобы его во что-либо втягивали.
В мастерской по починке компьютеров техник объяснил, что нашел проблему в программе и перепрограммировал установки.
— Теперь все в порядке, док.
Блайт старательно избегала взгляда Джаса, пока он расплачивался с техником и забирал свою аппаратуру.
Они вернулись в Опиату. Toy сказал, что забрал машину, но придется подождать, пока из Окленда привезут запчасти. И только тогда механик сможет ее починить.
— Завтра к пяти часам я должен управиться, — пообещал он.
Джас забрался в фургон, и они направились назад, в долину.
— Спасибо, — сказал Джас, когда Блайт остановилась у его дома, — я очень тебе благодарен.
— Мне было п… — она чуть было не произнесла «приятно», — просто по пути. Дай мне знать, когда тебе понадобится съездить в мастерскую за машиной.
— Еще раз спасибо. — Он помолчал, нерешительно держа руку на открытой дверце фургона. — Могу я предложить тебе зайти ко мне чего-нибудь выпить? Гостеприимство должно быть взаимным, я думаю.
— Нет нужды.
— Я не имел в виду, что это обязанность. И я не возвращаю тебе долг таким способом. Просто хочу выпить. Ты ко мне присоединишься?
Блайт заглушила двигатель и последовала за ним в дом.
— У меня есть бутылка приличного белого вина и несколько банок пива. Или ты будешь кофе?
— Лучше вино.
— Присядь, — пригласил он и прошел на кухню.
Единственным, на что можно было присесть, оказалась темно-синяя софа, стоящая перед длинным низким столиком. На столе лежал ограненный кусок хрусталя, и солнце, висевшее высоко над холмами, отражаясь от сверкающих граней, отбрасывало россыпи огоньков всех цветов радуги на голые стены.
