Развода не будет! Удержать строптивицу - Екатерина Орлова
Наблюдаю за тем, как он поднимается по хлипкой лестнице, засовывает конец шланга в бак душевой и спускается, чтобы открыть воду.
Не хочу находиться рядом с ним. Меня тошнит от одного его вида. Еще и сердце так отвратительно колотится, что я ощущаю его даже в кончиках пальцев.
Отхожу к воротам. Опускаю голову вниз, рассматривая клочки травы, растущей вдоль забора. Внезапно торможу, когда мой взгляд натыкается на муравейник. Хороший такой, с жирными муравьями. Присаживаюсь на корточки и наблюдаю, как маленькие трудяжки тащат на себе куски где-то раздобытой еды. В моей голове словно что-то щелкает, и я с улыбкой поднимаюсь на ноги. Бросаю победный взгляд на дальнюю часть двора, где на вершине лестницы муж наполняет из шланга бак душевой.
Это будет твоя самая ужасная ночь, Земцов!
Глава 11
Я жду ночи с таким нетерпением, что все внутри аж подрагивает. Ничего не подозревающий Захар крутится сначала во дворе, а, когда на улице становится темно, зажигает на деревьях разноцветные лампочки. Атмосфера, конечно… романтическая. Если бы не комары и не обстоятельства, при которых мы оказались в этом доме.
Несколько часов я пытаюсь поймать связь, но все без толку.
Моя внутренняя истерика то утихает, то снова набирает силу. Я думала, что уже переплакала свою обиду. Но это, оказывается, не так. Мне недостаточно этих мелких пакостей. Я хочу крови! Хочу, чтобы мой муж страдал не меньше, чем сейчас страдаю я. Даже больше! Потому что этот подонок заслужил.
— Ты идешь спать? — спрашивает Захар поздно вечером.
— Нет, — отрезаю.
Сна ни в одном глазу. Я голодна, зла и вся вибрирую от раздражения и желания мести.
Ложусь в гамак и смотрю на небо. Из-за деревьев видно плохо. Но даже это малое количество звезд гораздо больше того, что я могу рассмотреть, находясь в городе.
Что же такого сделать этому мерзавцу, чтобы он всеми фибрами души прочувствовал на себе мою ярость?
Проблема в том, что я в принципе не мстительная. Да, характерец у меня тот еще. Я умею закатить знатный скандал. Но не сейчас, когда меня ударили по самому больному. У меня нет сил даже на порядочную ссору. И все же потребность в получении сатисфакции никуда не девается.
Захар, постояв еще пару минут, заходит в дом, а потом гасит свет, оставив его только в прихожей. Я же продолжаю валяться в гамаке, прокручивая в памяти всю нашу историю с Земцовым. То, как мы встретились. Как красиво он ухаживал. Он тогда уже был знаменитым бизнесменом, а я — студенткой. Не скажу, что простой. Меня называли мажоркой не просто так. И все же, мне льстило внимание довольно взрослого мужчины, который был мной буквально одержим.
Потом вспоминаю все круги ада, которые я прошла при попытке забеременеть, до самого момента смирения, когда услышала окончательный вердикт. И в каждый такой миг Захар был рядом. Поддерживал, нежничал, качал на руках, когда я выла от отчаяния.
Куда же подевался тот мужчина, который положил весь мир к моим ногам? В какой момент все пошло не так?
Ой, да какая разница? Сейчас мы в самой паршивой точке нашего брака. В начале конца. Так что надо насладиться страданиями почти уже бывшего мужа, развестись, а потом начинать отстраивать свою жизнь заново.
Когда время переваливает глубоко за полночь, я слезаю с гамака и иду в дом. Крадусь на цыпочках по гостиной и замечаю, что муж улегся спать на диване. Уступил мне кровать. Надо же, какое благородство. Аж тошнит.
Проверяю, насколько крепко он спит. Прислушиваюсь к тихому, но глубокому сопению, а потом возвращаюсь во двор. Еще днем я заприметила тут лопату. Беру ее и иду к муравейнику.
Темно так, хоть глаз выколи. Достаю из кармана шорт телефон. Хоть на что-то сгодится этот бестолковый кусок пластика.
Включаю фонарик и пытаюсь сделать все одновременно: подсветить себе одной рукой, а второй снять лопатой верхний слой муравейника. Конечно, сразу выпадает и лопата, и телефон. Чертыхнувшись, достаю гаджет и, обтерев его о шорты, один угол зажимаю зубами, а потом двумя руками набираю на лопату землю с муравьями. Они в панике пытаются разбежаться. Так что я, выплюнув телефон прямо на траву, быстро несусь к дому.
Предвкушаю, как Земцов будет чесаться и носиться по дому, когда муравьи найдут пристанище в его трусах. Хихикнув, захожу в дом и тихо крадусь в гостиную. Приподнимаю одеяло рядом с бедрами Захара и аккуратно высыпаю содержимое лопаты на диван. Быстро разворачиваюсь и молниеносно вылетаю из дома.
Бросив лопату, бегу забрать телефон, а потом, притаившись у входа в гостиную, жду.
Мне казалось, что муравьи должны добраться до главной ценности Земцова за считанные секунды. Пусть покусают этот неугомонный член до красноты! Пусть он опухнет! А еще лучше — отвалится к чертовой матери! Чтоб неповадно было совать его в задницы всяких шлюх.
Захар стонет и переворачивается с живота на спину. Мое сердце делает кульбит, подскакивает к горлу и начинает так быстро колотиться, что не хватает кислорода.
Я, конечно, отбитая. Устроить такое двухметровому громиле, не боясь последствий… Не каждая пойдет на такое, особенно зная, какой Земцов в гневе. Он, конечно, никогда меня не обижал, но чем черт не шутит. Так что я держусь на безопасном расстоянии с камерой телефона наготове. Я устрою этому мудаку уголок тихих игр. И пусть эта месть скорее похожа на детский сад, частично я все равно буду удовлетворена.
— Что за?.. — раздается голос Захара, и в следующую секунду он подскакивает с кровати. Я врубаю свет и камеру. Был бы интернет, вообще застримила бы самого крутого бизнесмена страны с муравьями в трусах, но приходится просто снимать. — Марго, какого хрена?! — вопит мой муж, пытаясь вытащить муравьев из трусов, не срывая последние.
Он матерится и орет. Танцует и бьет себя по заднице и бедрам. Засовывает руку в трусы и пытается вытряхнуть оттуда насекомых. Потом срывается с места и проносится мимо меня на улицу. Бегу за ним. Успеваю заснять, как Захар влетает в уличный душ, срывая по дороге зудящие трусы.
Я хохочу. Громко, заливисто и даже с истерическими нотками. Так смешно мне уже давно не было. Я злорадствую. Но кроме смеха, из горла вырываются рыдания. Булькающие и, откровенно говоря, немного пугающие. Меня окатывает каким-то странным отчаянием, которое я никак не могу подавить.
Выключаю камеру и оседаю на порожек. Усталость вкупе с истерикой и голодом, а еще
