Разлучница между нами (СИ) - Оксана Барских
В ответ на ее слова Семен хохочет, запрокидывая голову, а затем смотрит на нее и вдруг улыбается так, будто хочет сделать ей так же больно, как всю жизнь было ему.
– Не пойми от кого, говоришь? Ну-ну. Несколько дней назад я нашел у матери ДНК-тест. И угадай, кто мой отец?
– Кто? – спустя минуту тишины спрашиваю уже я, чувствуя, как режет горло.
Семен переводит взгляд на меня, и под ярким светом люстры они светятся удовольствием победы.
– Вероятность отцовства Антона Георгиевича Лазарева, – пауза. – Девяносто девять и девять десятых процента.
Мне кажется, словно я оглохла. Но в ушах вопреки моему страху такой звон, будто я вот-вот потеряю сознание. И если я оседаю на кресло, когда мои колени начинают дрожать, а ноги больше не держат, то вот свекровь на удивление держится лучше.
В нее будто вселяется второе дыхание, до того она шокирована происходящим.
– Уж не знаю, что твоя мать подсунула моему Антону за тест, но это ложь! И если Антон и поверил этому лживому документу, то я быстро выведу Фаину на чистую воду. Неужели она думает, что если поймает его на крючок тем, что ты – якобы его сын, то сумеет увести из семьи? Господи, а я-то думаю, чего он повелся на нее, а теперь мне всё ясно. Он чувствует вину перед Фаиной, а она и рада, что сумела, наконец, спустя годы запудрить ему мозги и увести из семьи, – рычит свекровь.
В глазах у меня проясняется, и я медленно моргаю, глядя при этом на Семена, так что отлично вижу, как он спадает с лица и стискивает челюсти с такой силой, что на скулах ходят желваки.
Он тяжело дышит, но явно контролирует себя.
– А он что, теленок, чтобы его можно было увести? – усмехается вдруг, явно испытывая удовольствие от того, что делает сейчас то, на что раньше у него либо не хватало смелости, либо ему запрещала мать. А сегодня у него падает забрало.
В душе, как мать, я могу его понять. Фаина могла бы гордиться сыном, который стоит за нее горой и готов защищать от любых напастей. О таком ребенке и правда можно только мечтать, но я ей не завидую. У меня есть собственный защитник, который в этот момент встает передо мной, словно хочет укрыть от ярости, горящей в глазах Семена.
– И ты ошибаешься, бабуля, – последнее слово он выплевывает, явно с наслаждением глядя на то, как Евгения Петровна багровеет от злости, что он ее так называет. – Тест ДНК был сделан еще девятнадцать лет назад, так что можешь не тешить себя иллюзиями, что сможешь в чем-то убедить своего сыночка. Он все эти годы прекрасно знал, что я его наследник.
– Наследник? – шепчу я тихо, но все остальные молчат, так что меня прекрасно слышно.
Я цепляюсь за это странное слово, которое он произносит, ведь Семен мог бы использовать иное определение. Сын. Ребенок. Но использует то, за что цепляется мой мозг. И неспроста.
Семен снова смотрит на меня, затем переводит взгляд на Тимофея и оскаливается, словно раненый зверь, наконец, почуявший запах охотника, который его подстрелил.
– Да. Наследник. Я прекрасно слышал ваш с Антоном разговор, Дина. И знаю, что компанию он планирует забрать полностью себе, не оставив ни вам, ни детям ни процента в ней. Догадываетесь, для кого он готовит кресло следующего генерального?
– Закрой свой рот, Семен, и убирайся. Рассказывай свои бредни в другом месте и нам тут мозги не пудри, – довольно спокойно и холодно произносит Тимофей и кивает брату на выход.
Я перевожу взгляд на бассейн, который хорошо просматривается через витражи, и вижу, как Адель периодически с тревогой посматривает на нас. Чувствует витающее вокруг напряжение.
Семен щурится и снова открывает рот, явно желая оставить последнее слово за собой, но в этот момент снова вмешивается свекровь, которой сказанное им явно не по душе. Она не верит ни единому его слову, а вот я… Я стараюсь об этом не думать. Имеет ли это уже значение?
Антон изменил мне и объявил о разводе. Даже вещи свои не забрал, как есть, так и уехал к Фаине. Вся моя жизнь состоит из обмана и чужой жалости, так что одним фактом предательства больше, одним меньше – это уже неважно.
Единственное, что колет меня изнутри и не дает покоя – это мебельная компания, в основу которой положены мои дизайны. И даже если Антон так сильно хочет лишить наших детей всего, что мы нажили с ним в браке, то пусть своей долей и подавится, а мою отдаст мне.
Я вгрызусь в нее зубами и костьми лягу, но не отдам ему ничего своего. Фаина и ее сынок обойдутся, не получат то, во что я вложила столько труда.
– Мне плевать, что вы думаете, и верите ли мне, – усмехается Семен и цокает. – Я пришел сюда только из-за видео, и делаю вам первое и последнее предупреждение. Не знаю, кто из вас разместил его в сети, но удалите его, или я заставлю мать написать на вас заявление.
– Заявление? – хмыкает Тим и делает шаг вперед, угрожающе хрустя кулаками. – И что же твоя матушка там напишет? Что сношалась с чужим мужиком перед кучей народа? То-то менты оценят это откровенное видео. Я так и представляю заголовки СМИ. “Престарелая вдова скорбит, а брат покойного ее утешает в силу своих скромных возможностей”.
– Тим! – предупреждающе произношу я и трогаю сына за локоть, дергая его к себе, когда он перегибает палку. – Успокойся.
Несмотря на то, что он сильнее Семена, но последний в такой ярости, что может броситься на моего сына и, кто знает, на что будет способен разъяренный зверь, загнанный в угол.
Их взгляды скрещиваются, отчего во все стороны летят искры, но напряжение вдруг разряжается жалобным агонизирующим всхлипом.
Свекровь начинает плакать, и я не двигаюсь с места, так как впервые вижу ее такой сломленной. Она будто постарела на несколько лет. Прижимает руку к груди и сипит. Не сразу я разбираю, о чем она говорит.
– Господи… Господи… Так вот почему умер Гарик. А я-то дура,
