Путь к себе - Елена Купцова
Она никак не могла побороть в себе жгучее чувство вины, хотя и не до конца понимала, почему, собственно, должна его испытывать. Она — свободный, взрослый человек, никакими обязательствами с ним не связана, вольна делать, что хочет. Подумаешь, целовалась с ним на скамейке. Большое дело!
Однако весь этот внутренний монолог терял свою убедительность, когда она вспоминала его глаза, обращенные на нее. Чувство было такое, будто она подманила котлетой голодного пса, а потом эту самую котлету у него из-под носа и выдернула.
Лика выключила фен и тут же услышала из-за двери удивленный голос матери:
— Лену? Вы, верно, ошиблись, но…
Лика ринулась вон из ванной с отчаянным криком:
— Это меня, мама, меня!
— Одну минуту, — сказала в трубку мать и, повернувшись к Лике: — С каких пор ты Лена?
Лика вымученно улыбнулась ей и прижалась ухом к трубке.
— Алло!
— Ленка, чертовка. — Голос Виталия звучал возбужденно и радостно. — Ну и задала же ты мне задачку! Всю твою сраную журналистику перевернул, всех на уши поставил, но телефон твой все же достал. Так что первый подвиг для тебя я уже совершил. Счет открыт.
Лика с трудом перевела дыхание. Сердце колотилось где-то в животе, во рту пересохло. Казалось, она не сможет выговорить и слова. «Он искал меня, думал обо мне», — звенело, пело в мозгу.
— Эй, ты здесь? Что ты молчишь?
Лика сделала над собой гигантское усилие. Сердце вернулось на место, голос восстановился.
— Перевариваю информацию. Не маловато ли для подвига?
— Это с моими-то исходными данными? Ну, ты, даешь! Ни фамилии, ни отчества, только имя это птичье и словесный портрет. Но тут уж я расстарался. Рембрандт свою Саскию так не расписывал на холсте, как я тебя в деканате.
Лика счастливо рассмеялась:
— Я себе представляю.
— Не представляешь. Это надо было слышать.
— И к чему такие усилия?
— То есть как? Я же знал, что ты задерешь свой изящный носик, наступишь на горло собственной песне и уйдешь под корягу зализывать душевные раны, но ни за что сама ко мне не приедешь. Самый тупиковый вариант из всех возможных. Так и вышло.
— С чего это ты взял, что мне надо что-то зализывать?
— Опыт, милая, опыт. Приходит с годами. Ладно, сантименты по боку. Собирайся и приезжай. Адрес не забыла?
— Я сегодня занята, — нерешительно возразила Лика.
— Отмени!
— Это будет трудно.
— Но возможно, — победно заключил он. — Жду тебя через час.
В трубке запели гудки отбоя. Лика бессильно опустилась на стул. Ситуация опять безнадежно выходила из-под контроля. Она уже знала, что все отменит и поедет к нему.
Их кухни высунулось озабоченное лицо матери.
— Кто это был?
Голос ее звучал спокойно и даже как-то безразлично, но Лика чувствовала, как она встревожена. Впрочем, сейчас ей было все равно.
— Один знакомый.
— Это я уже поняла. Тот самый, который из Белого дома?
Лика кивнула.
— Чем занимается?
— Фотограф. Делает очень сильные вещи.
— Как зовут?
— Виталий.
— Хм, никогда не любила это имя. Помнишь, у нас, когда мы еще жили на Чехова, был сосед Виталий. Впрочем, ты еще маленькая была. Забулдыга, мало привлекательная личность.
— Не помню.
— Не важно. А как фамилия?
— Не знаю.
Лика еле заметно передернула плечами. Её почему-то раздражали эти расспросы.
— И что?
— Приглашает погулять, — соврала Лика и покраснела.
— Но ты же собиралась к Наташе.
— Отзвоню ей.
— Даже так! Неудобно ведь, день рождения у человека.
— Мам, я сама соображу.
— Конечно, сообразишь. Я просто подумала, может, тебе взять его с собой.
— Боюсь, это будет не совсем кстати. Он же там никого не знает.
— Так познакомишь.
— В другой раз.
— Ну, смотри.
Мама подошла к ней и погладила по волосам.
— Отлично выглядишь. Пошла бы к Наташе, а? Или…
— Или.
Лика чмокнула ее в щеку и принялась набирать номер подруги, лихорадочно соображая, что бы такое ей сказать, чтобы она не обиделась.
Виталий с нетерпением поджидал ее на улице. Не успела она подойти, как он сгреб ее в объятия и, не обращая внимания на прохожих, принялся целовать. Лика слабо отбивалась.
— Вот и ты, — лихорадочно шептал он. — Лапочка, так бы и съел всю.
От него пахло сигаретами и спиртным, но Лику почему-то это не отталкивало, а совсем наоборот. Он затащил ее в подворотню, пустую и темную. Здесь, в некоем подобии уединения, Лика, наконец, расслабилась.
Она, уже не таясь, отвечала на его поцелуи. Прикосновение его рук к обнаженной под блузкой груди будило совсем уж нестерпимые эмоции. Лика застонала и повисла на нем всем телом, крепко обвив руками за шею.
Он прислонил ее спиной к стене. Лопатками она чувствовала ее шершавую поверхность. Юбка задралась до талии. Одним резким движением он содрал с нее трусики, треск разрываемой ткани слился со стоном наслаждений, когда он вошел в нее.
Лика закачалась между небом и землей, трепета и замирая от блаженства. «Я схожу с ума, — думала она. — Это безумие, это не может происходить со мной».
Она крепко зажмурила глаза, и все вокруг исчезло. Грязная подворотня, полутемный двор, освещенный облупленным фонарем, разбитая песочница. В целом мире остались только они, слитые воедино, глухие, слепые, бездумные, пылающие.
— Уф-ф-ф, — выдохнул он, опуская ее, наконец, на землю. — А жаль, что никто не проходил мимо. Вот был бы прикол: идет приличная такая старушка с собачкой, а мы тут с тобой…
— Замолчи, пожалуйста.
Лику покоробил его развязный тон. Виталий насмешливо посмотрел на нее:
— Эй, принцесса, а где это вы потеряли свои трусики? Не иначе как в своем хрустальном дворце?
Лика вспыхнула до корней волос, благодаря судьбу за вечно разбитые лампочки в подворотне. По сути, он прав, не ей разыгрывать принцессу-недотрогу, но все равно вульгарный тон его был ей неприятен.
Виталий почувствовал ее замешательство, прижал к себе и, уткнувшись лицом в волосы, прошептал:
— Извини, они, кажется, восстановлению не подлежат. Но если вдуматься, так даже лучше. Я буду заводиться от одной мысли, что там у тебя ничего нет и можно затащить тебя в любой темный уголок и ублажить без возни с этими дурацкими тряпками. Вот так, например.
Прежде чем она успела среагировать, он нырнул с головой к ней под юбку. Темная сладостная волна накрыла ее, и прежде чем кануть в ее бездонную глубь, Лика успела подумать, что этот человек всегда будет для нее неразрешимой загадкой, которую нечего и пытаться разгадать.
В «берлоге» было тесно и дымно. Бродили какие-то люди, длинноволосые мужчины в жилетках на голое
