Трюк - Иден Финли
— Эм, Дэймон наконец отдал наше расписание. — Я достаю из кармана сложенный лист бумаги и отдаю Ноа.
— Познакомиться поближе, — читает он, а потом его пробирает смех. — Не убив друг друга. Тут придется постараться, да?
— Очень.
— Погоди, на Бермудах нас ждет съемка и интервью для журнала «Out and Proud»?
Я делаю большой глоток из бутылки.
— Угу.
— Снова распсихуешься?
— Не стану врать, есть такая вероятность.
— Каждый раз, чувствуя подступающую панику, знай, что мой рот в шаговой доступности. Здесь сказано, что будет совместное интервью.
В ответ на мой стон Ноа начинает смеяться.
— Ты кайфуешь от моего дискомфорта? — спрашиваю я.
— Тебя так легко смутить. — Ноа просматривает лист дальше. — А потом ты на несколько недель возвращаешься домой перед благотворительным вечером… серьезно? Спортивного ЛГБТ-сообщества? Они реально пытаются заткнуть всем глотки однополыми отношениями?
Я давлюсь пивом.
— Спасибо. Именно это я и хотел сказать.
— Мы должны демонстрировать обычное, нормальное поведение. Может, обсудить с Дэймоном, например, день, когда мы просто пойдем по магазинам? Отношения со мной — это не круглосуточные приемы и модные круизы.
— Разве нет? — спрашиваю я. — Богатый парень с трастовым фондом, без работы…
— У меня есть работа, я просто никогда на нее не хожу. Мне не платят, зачем там появляться?
— Да ты прямо сотрудник года.
— Хочешь, расскажу, что у меня за «работа»? — спрашивает Ноа, выделяя последнее слово воздушными кавычками. — Я принимаю участие в кампаниях отца. Моя официальная должность — политтехнолог, а, значит, я целый день сижу в душной комнатушке с кучей людишек, которые утверждают, что имеют большой жизненный опыт. Но потом эти умники возвращаются в свои огромные особняки и шикарные жизни, не обращая внимания на бездомных на улицах. Все мои идеи сразу же зарубают, потому что я всего лишь директорский сынок с дипломом политолога и нулевым опытом работы. — Ноа с отчаянием смотрит на меня, и я впервые замечаю его смирение.
— Ты хочешь быть политиком? — спрашиваю я.
— Что-то типа того. — Интонации в его голосе наводят на мысль, что Ноа врет или просто не переживает о том, доберется до Белого дома или нет. — Таков был изначальный план. Но теперь уже нет.
— И все? Больше ничего не скажешь?
— Не все так солнечно и радужно в жизни ребенка с трастовым фондом, — бормочет Ноа.
Я впервые вижу в нем уязвимость, и мне становится не по себе. Я не знаю, как реагировать.
— И все равно, я предпочел бы ее существованию в семье из Теннесси, ютящейся в трейлере и имеющей шестерых детей, которых нужно чем-то кормить.
«Видимо, не подходящая реакция, придурок».
Ноа снова расплывается в высокомерной улыбке.
— Ты из Теннесси? Так вот откуда этот говор в моменты злости.
— Я научилс-с-ся говорить как нормальный образованный человек, — произношу я каждое слово четко, как сделал бы дома.
— Почему? Южный акцент невероятно сексуален. Лучше, чем нью-йоркский. — И да, речь самого Ноа больше напоминает жителей Бронкса, а не Манхэттена.
— Наверное, для меня акцент ассоциируется с деревней, где я вырос.
Ноа прислоняется к раздвижной балконной двери.
— Окей, замечательно. Мы начали ближе узнавать друг друга. Каково в семье с пятью… братьями и сестрами? Или…?
— Два брата и три сестры. Шарлин двадцать один год, Джетро девятнадцать, Дейзи шестнадцать, Фэрн четырнадцать, а Уэйду двенадцать.
Ноа присвистывает.
— Твои родители не слышали о контрацепции?
Я не могу сдержать смех.
— Ты всегда говоришь первое, что приходит на ум?
— Ну, да. Прости.
— Не извиняйся. Ты прав. Мама и папа должны были остановиться на мне. Знаешь, есть люди, которым противопоказано заводить детей. Мои родители точно в этом списке. Может и не на первом месте. Они не совсем монстры — не били нас, одевали и кормили, просто их… никогда не было рядом. Футбол — единственная наша общая с отцом тема.
— Они знали, что ты гей до скандала?
Не знаю, как правильней на это ответить.
— В старших классах был один парень, с которым мы часто дурачились. И думали, что осторожны, но сейчас, оглядываясь назад, я полагаю, мама с папой знали все с самого начала. Перед отъездом в колледж мне недвусмысленно намекнули не возвращаться. Никогда. В Олмстеде у меня была полная стипендия, летняя подработка для оплаты жилья, и на каникулы я домой не ездил. А на втором курсе меня приняли в команду.
— Когда ты последний раз виделся с семьей?
— В тот день, когда уезжал в Нью-Йорк. Я не возвращался, а им не по карману меня навещать. Раньше я мог звонить братьям и сестрам, но теперь и это запрещено. Наверное, одно дело знать и игнорировать мою ориентацию, и совсем другое — постоянно видеть снимки в интернете и новостях.
— Хреново, — тихо говорит Ноа.
— Ну, как сложилось. — Я притворяюсь, что это все не важно, но я так долго ждал от отца слов, что он гордится мной.
Возможно, это очень стереотипно, но я жил и дышал футболом, уверенный, что именно это мне и нужно.
Перед поступлением в колледж я еще сомневался, хочу ли играть, но позже понял, что не могу без этого жить. Футбол у меня в крови. С того момента я играл только для себя.
Ноа отлипает от двери и протискивается к мини-бару.
— Я возьму еще пива. Хочешь?
— Эм, насчет этого. Я вроде как сказал ребятам, что мы пойдем с ними в курительный зал.
Он замирает, еще не коснувшись бутылки.
— Сигары и виски. Даже лучше.
***
Дэймон раздражен. После бара он провожает нас в каюту, чтобы убедиться в нашей готовности к завтрашнему интервью. Но все идет наперекосяк благодаря одному самоуверенному умнику, который ничего не воспринимает всерьез.
Мы уяснили главное: где познакомились, на кого учились, но, похоже, у Ноа синдром дефицита внимания, потому что заставить его сосредоточиться — такое же гиблое дело, как отучить кота лизать яйца.
— Окей, давай попробуем начать с простого, — предлагает Дэймон. — Чем в свободное время любит заниматься Мэтт?
Ноа хмыкает.
— Отсасывать в ночном клубе, наверное, неправильный ответ?
Я со стоном падаю на кровать.
— Все, сдаюсь. Он всегда такой? — Зачем спрашиваю, когда ответ очевиден.
— Проводить время с тобой, тупица, — игнорируя меня, отвечает Дэймон. — Знаешь, нормальным парам нравится быть вместе каждую свободную минуту. А раз у спортсменов такой роскоши нет — правильный ответ: проводить время с тобой.
— Но это так… сахарно, — возражает Ноа.
— Нам нужно продать этот «сахар». — Дэймон пытается сохранять спокойствие, но получается плохо.
— Тростниковый или рафинад?
Дэймон встает.
— По моему опыту, разговаривать сейчас с ним бесполезно. Прости, Мэтт. Я пытался.
