Измена (не) моя любовь (СИ) - Анна Эдельвейс
Поймала на себе его взгляд — он цепко, не пряча глаз меня разглядывал. То есть он вещал со своей хозяйской колокольни мне своё «правильное мужское мнение», не забывая блуждать по мне именно мужским взглядом.
Вообще, должна признаться, это не самое лучшее ощущение чувствовать себя неполноценной из за чужого замечания.
— Вы кто?
— Оля. То есть Маша.
— Исчерпывающий ответ.
Я отвернулась, собираясь протиснуться между ним и стеной. В воздухе пахло скандалом. Поняла одно: галантность и покладистость в этом здоровенном дяденьке не проживали.
Мужчина напротив меня был весь на взводе, я постаралась вдохнуть поглубже и… немного опьянела от обалденного аромата. Как же пахло от этого огнедышащего вулкана. Живость бергамота и перца замешанных на сладкой ванили, о боже этот аромат знойной пустыни как нельзя лучше живописал настроение тирана, зацепившегося ко мне в коридоре.
Надышавшись испепеляющим маревом его парфюма (ох, как же он мне был хорошо знаком, я дарила эти духи мужу, надеясь на жаркие ночи).
Вспомнив, что я горничная у собаки, гордо задрав подбородок попробовала просочится к выходу. Буду я ещё обращать внимание на всяких тут недовольных.
И вообще…
Вот почему чем мужик красивее, тем он задиристее и противней. За момент наших препирательств я только и успела рассмотреть резкие черты лица, подбородок, скрытый густой щетиной. И взгляд: пренебрежительный, нагловатый. Ничего, при случае отомщу ему таким же точно. Интересно, что его взбесило больше: я лично или собачонка в моих руках.
Впрочем, вероятно, случился дубль: — мы обе отравили его взгляд своим существованием. Ну и чёрт с ним, подумаешь, какой крендель.
Я отлично знала круг общения таких самодуров. Все друзья такие же снобы, у всех мамочки с приветом. Если у этого мамаша сошла с ума на собаке, то у других просто сносило крышу от пауков или ящериц. У моей приятельницы Аделины маменька никак не могла дождаться внуков, завела себе «куклу-реборн». Купила её где то за бешенные деньги в Испании у мастеров. Заставляла «няню» ухаживать за куклой как за настоящим ребёнком, чем отвадила от себя всех родственников и подруг. Зато её же родственники присоседели тётке кучу психиатров. Теперь говоря о ней каждый считал своим долгом покрутить пальцем у виска.
Ну да, беззаботная старость и безумные деньги сводили с ума много светлых голов.
Я, оптимистично взглянув на вполне нормальное хобби своей хозяйки, погладив рыженькие ушки Софи, решила прорваться во двор.
Обогнула охреневшего охренарха. Шла по коридору нервно дыша. Никак не могла успокоиться. Придурок! Шикарный, конечно, мужчина. Шикарный высокомерный придурок!
Надеялась, что больше не увижу эту двухметровую зануду. Напрасно понадеялась.
Глава 10
Матвей
В свой кабинет ввалился уставшим, раздражённым. Команда ещё не собралась, офисные помещения дремали в рассветной тишине.
Мне бы тоже поспать. Неудачный поезд, СВ какое то мятое, проводница ленивая и льстивая как старая лиса.
Всё вымотало, выспаться бы. Ехать домой к себе на квартиру поздно, приступать к работе рано, чёрт, как всё некстати сегодня. Набрал помощника:
— Лёва, добудь кофе.
Положил руки на стол, голову на руки, этакой пирамидой решил подремать.
— Матвей Романович, там Терёхин прибыл. — бессменный Лёва всё успевал, бодрым архаровцем бежал рядом со мной все мои бизнесмарафоны. Вот и сейчас голос чёткий, спокойный, хотя Лёва в поезде ехал в соседнем купе, не спал, в отличие от меня занимался бумагами: — Примите?
— Зови, кофе на двоих тогда.
Терёхин, плечистый, гладко выбритый (когда женатики бриться успевают?), степенным шагом вошёл, неся в руках коньяк и пару стопок.
— Тёрёха, не спиться тебе, что ли. Бродишь тут как Призрак Оперы. — я глянул на часы. Семь.
— Вот женишься, узнаешь почему мужики привидениями становятся. Я, кстати, лучше любого привидения. Я с Хеннеси, коньячок что надо, — мы ткнулись плечом друг в друга: — привет, брат.
Мы и вправду с Володькой были крепкими друзьями, почти братьями. Лёва внёс кофе, Терёха разлил коньяк в круглые пузатые бокалы, я отодвинул от себя:
— Я за рулём. Сейчас заработает контора, раскидаю дела и к матери съезжу, проведаю.
— Как она?
— Не хуже. Тут уж мало чем можно помочь, но ей во всяком случае не хуже, я рядом.
— Как съездил, Матвей?
Я промолчал. Терёхин мельком глянул на меня,
— Ясно. — он потянулся, хрустнув плечами, — Волновался, думал ты уже не вернёшься, в столице осядешь.
— Не сейчас. Мать тут не брошу.
— Ну, так ты же с собой Светлану Ильиничну собирался везти. Так и не уговорил?
— Нет. Не хочет она из своего леса никуда ехать.
— Скажешь, тоже. Леса. Да твоему имению цены нет. У нас во всей области равного твоему дворцу нету. Я бы тоже из такого не уехал.
— Вова, ты же по делу, наверное, приехал, а? В такую то рань.
— По делу, Матвей. Мне без твоей юридической конторы никуда.
— Только не говори, что с Люсей разводишься.
— Типун тебе, брат, на язык. Конечно, если Люська про мои шашни узнает, она меня четвертует и расстреляет. Но, будем надеяться, не узнает. Тут другое.
Володька рассказывал о своих текущих делах, проблемах. Офис постепенно оживал, я слышал возню, жужжание — всё проснулось, заработало, у меня выровнялось настроение.
Уже прощались с Владимиром, я вдруг вспомнил:
— У матери благотворительный междусобойчик-собачатник на днях. В выходные соберётся весь бомонд. Приходите с Люсей.
— Можно я подарком отделаюсь? В смысле, чтоб Люську не тащить. Она вынюхивать всякие сплетни начнёт, ни к чему мне это. А так я подарок привезу. У меня дома свора породистых балбесов бегает. Все уши пролаяли. Самого голосистого — Светлане Ильиничне? — вероятно, друг хотел пошутить, но, напоровшись на мой взгляд его весёлость мгновенно прошла: — Ладно, ладно. Понял.
Владимир ушёл, через час и я выдвинулся к себе в Кураево. Ехал, думал как напрячь Лёву с организацией благотворительного сборища, сам задумался про подарок для мамы. Благотворительный вечер был приурочен к её дню рождения, это была её прихоть. То, что мама к своим почтенным годам прикатилась с подбирающимся к ней альцгеймером — это было предсказуемо.
Рядом с ней была её бессменная компаньонка, врачи держали руку на пульсе. За её физическое здоровье я не волновался. А вот за душевное состояние переживал. И очень. Перепады настроения, вспышки детских воспоминаний, провалы в настоящем, в общем, для радостных прогнозов места не оставалось.
У мамы была страсть, которая с годами только усиливалась, переросла
