Терпеть тебя не могу - Мария Бокарева
На мою удачу нашлась даже свободная лавка и, свалив на неё все свои вещи, я в спешке принялась собираться на улицу. Но не успела даже скинуть с ног балетки, склонившись над мешочком со сменкой, как моя скамейка чувствительно пошатнулась под чьим-то внушительным весом.
— Значит, Алиса? — низкий голос прозвучал ровно и уверенно, с особой узнаваемой хрипотцой. И я, не поднимая головы, с легкостью смогла определить, кому он принадлежал. Наверное, именно по этой самой причине и застыла каменной статуей с сапогом в руках.
Мне показалось, что я долго не могла повернуть голову в сторону собеседника, надеясь придумать какие-нибудь пути отхода от условного противника, но, выдержав длинную паузу, все-таки выдохнула. Закатив глаза, разогнулась и равнодушно посмотрела на парня, убедившись окончательно в своей догадке.
Ну просто чудеса интуиции! Да я и не сомневалась, сразу почувствовав именно его присутствие всеми нервными окончаниями.
Он! Опять Он! С дерзким расслабленным взглядом и поганой ухмылкой.
— А тебя, значит, помиловали? — отвернувшись, отбила я вопросом на вопрос и с силой дернула собачку молнии на сапоге.
— Ну, это как посмотреть, — ответил не глядя, протянув для приветствия руку незнакомому парню, проходящему мимо нас.
В раздевалке по-прежнему толпился народ, кто-то спокойно переодевался, кто-то метался по коридорам в поисках свободной поверхности для того, чтобы сгрузить свои вещи, а кто-то громко беседовал, радуясь встрече со своими знакомыми. И, как выяснилось, у Шолохова таких знакомых здесь было огромное количество. Потому что даже за то короткое время, которое он сидел возле меня, с ним поздоровался почти каждый проходящий мимо нас ученик. И ещё неизвестно сколько девчонок издали кокетливо помахали пальчиками.
Я не следила. Правда.
Но трудно было не заметить излишнего внимания в нашу сторону и ехидных шепотков, которые отмечались по всем фронтам, поэтому я почти незаметно отодвинулась на другой край скамейки, продолжив одеваться и полностью игнорировать присутствие популярного парня. Получалось, конечно, слабо, потому что сложно делать вид, что ты не замечаешь человека, который очень явно и открыто на тебя пялится. И это бесило больше всего. До жжения на щеках. И до неприятного холода в животе.
Желание было лишь одно — поторопиться и смыться к чертовой матери, но, как на зло, нигде не могла найти свою шапку.
— Вообще-то я рассчитывал на благодарность, — вновь отозвался мой собеседник, любезно протянув мне мою пропажу.
— За что? — сухо спросила, не показав своего удивления, и продолжила нервно щёлкать клепки на пуховике.
— Хотя бы за то, что я помог тебе остаться в лагере.
— А я тебя об этом не просила! — твердо ответила, стойко продолжив игнорировать его присутствие взглядом, и, подхватив свой мешок со сменой обувью, припустила к свободному зеркалу, чтобы выправить из под шарфа длинные волосы, но мне нагло перегородили дорогу.
В нос тут же ударил уже знакомый манящий парфюм с запахом свежести и прохлады.
Господи, да от него же голову потерять можно. От парфюма, в смысле! Я чуть было глаза не закатила от удовольствия, но тут же опомнилась, мысленно зарядив себе хорошую оплеуху.
— А меня не нужно просить о помощи, Милка. Таким красивым куколкам я готов оказывать ее вне очереди.
Нет, вы поглядите! Мама дорогая! Такие подкаты, конечно, лучше запатентовать. Очень оригинально. Я прямо растаяла.
Я задумчиво закусила губы, продолжив сверлить этого несчастного Казанова яростным взглядом и озвучила свои мысли вслух:
— Раз так, — как можно шире натянула улыбку. — Тогда помоги мне решить одну проблему, как раз по твоей части. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?
— Теряюсь в догадках, — как всегда с кривой ухмылкой и с насмешливым взглядом, предвкушая победу.
— А здесь все просто. У меня проблема одна. И это ты! — хмыкнув, невозмутимо пожала плечами. — Сделай милость, отвали! И вообще, было бы неплохо, если бы ты прямо сейчас бесследно растворился в воздухе!
У меня даже не получилось понять, в силах он выполнить мою просьбу или нет, потому что Артём продолжал стоять с невозмутимым лицом и даже ничуть не огорчился моему заявлению. А потом так легко и от души рассмеялся, снова полоснув меня острым, уверенным взглядом:
— О, нет, девочка, ты требуешь невозможного, — и, удалив с лица эту проклятую улыбку, сделал ещё один аварийный шаг мне навстречу, заставив сердце бешено подпрыгнуть в груди, а мурашки строем бежать от шеи к копчику. — У меня на тебя особые планы, и скоро ты в этом убедишься, — добавил вполне серьезно, и я зависла, глядя в непробиваемую сталь его глаз.
Тяжело сглотнула и, сморгнув дурацкое оцепенение, сделала гигантский шаг назад.
Ну вот, теперь у меня гусиная кожа. Что за ерунда-то такая? Нет, ну знаете ли, это уже ни в какие ворота.
— Алис, привет! — раздался рядом с нами спасительный голос, и, стремительно обернувшись, я увидела своего одноклассника.
Глава 7
Я никогда не была так рада видеть Уткина, а вот Шолохов, кажется, наоборот остался крайне недоволен его появлением. Брови сползли к переносице, а голос прозвучал как-то иначе, с ярким оттенком раздражения:
— Чего тебе нужно, Шурик? Не видишь, ты не вовремя!
Ну почему же не вовремя-то! Очень даже вовремя! Очень!
В голове быстро созрела свежая идея, которую я непременно была готова осуществить, но не так быстро, как от Егора последовал неуверенный ответ:
— Вообще-то меня Егор зовут! — по-деловому поправил оправу на переносице.
Даа, мой одноклассник на контрасте с Шолоховым казался совсем хиленьким и больше походил на семиклассника в своей серой вязаной жилеточке и круглых смешных очках с толстыми стёклами, но я все равно решила не отказываться от своей идеи и немедленно привести свой план в действие.
Нарисовала на лице широченную улыбку, захлопала ресницами и радостно бросилась к однокласснику в объятия, перед этим смачно поцеловав Уткина в щеку:
— Привет, Егор! — весело воскликнула, поправив упавшие на нос одноклассника очки, и встала рядом, подхватив ошарашенного парня под локоть.
Господи, Уткин, прошу, только молчи!
Кажется, от моего поступка парализовало не только его, даже Шолохов удивленно задрал брови и не мог сложить два плюс два, но вскоре вновь вернул свою фирменную ухмылку.
— Ничего себе, Шурик, а ты, оказывается, хорош! — уже более дружелюбно обратился
