Развод. Я устал от тебя - Надежда Марковна Борзакова
— Я не хочу делить тебя ни с кем, понимаешь?
Он чувствовал, что обтекает. Вот прям сейчас стечет к ее длинным ногам и будет целовать паркетный пол, по которому они ходят.
— Переезжай ко мне? Вот прям завтра и переезжай. Хочу каждое утро видеть первым твое лицо…
Осекся. Вспомнил, как когда-то говорил эти же слова Лене. И когда-то точно так же хотел ее, как хочет сейчас Доминику. Как та Лена-яркая, красивая, манкая могла превратиться в скучную, пресную, приторную кухонную тетку?
— Поженимся-перееду, — проворковала Доминика, выдергивая его из воспоминаний, — А пока… Пока можем слетать куда-то. К океану хочу. С тобой.
— Выбирай куда, я закажу билеты, — ответил Сорокин.
В голове вспыхнула мысль о том, что сейчас по работе завал и сваливать не вариант, но он отбросил ее. Неделя с ней… Дела подождут, никуда не денутся.
— Я тебе ссылку скину, — ответила Доминика. — Ну, давай, а то у меня съемка через три часа, надо собираться.
Съемка у нее. Доминика-известный лайфстайл-блогер. Двести сотен подписчиков. Свой бренд одежды. И все это в двадцать три года.
Звезда.
И звезду эту хотят сотни тысяч мужиков. Пялятся на ее фото в профиле. Ну, ничего… Женой станет, дома будет сидеть. Нечего перед чужими мужиками задницей светить. Он ей на все заработает.
Ушел. Прыгнул в тачку, двинул в ресторан. Там засел за рабочую текучку, которой нет конца-края. Особенно если то и дело палить профиль Доминики. Кто лайкает, кто комментит.
Горячая штучка.
Фоном иногда мысли о жене. Надоедливым, бесячим фоном. Скучная. Приторная. Старая уже, хоть сколько вбухивает во все эти процедуры. Одно и то же с ней всегда. Как день сурка какой-то.
А ему огня хочется, страсти. Чтоб бошку отрывало. С Леной такого давно нет…
Включился телефон. Звонил отец.
— Да, пап! — взял трубку.
— Володя, привет! Я здесь рядом с твоим рестораном, заеду через пять минут, пообедаем вместе.
Как всегда не спрашивал, а констатировал факт. Отец у него прокурор. Профдеформация.
Не дождавшись ответа, отрубил связь. Сорокин вздохнул. Что ж… Выбрался из-за стола, пошел в зал. Там сел за «свой» столик. Снова некстати вспомнил о жене. Сколько раз они за этим самым столиком сидели. Ели-пили-говорили. Когда с ней было о чем говорить.
Ровно через пять минут отец размашистым шагом вошел в зал. Он был высокий, лишь на несколько сантиметров ниже Владимира, подтянутый, несмотря на свои годы, и с суровым и проницательным взглядом умных голубых глаз.
— Здравствуй поближе, — сказал, когда они обменялись рукопожатием.
Развалился за столом напротив и устремил взгляд в лицо сына. Взгляд был давящий. Знакомый. Так отец смотрел на него перед тем, как начать отчитывать за что-то.
Официант принес меню и отец выбрал блюда. За пару минут и такие же, как всегда. Он был из тех, кто не изменяет своим привычкам, держится за них.
— Ну, рассказывай, как дела? Что жене на День рождения подарил? Кстати, когда гулять будем? Вы так и не сообщили…
Сорокин-младший завис. Вспомнил, какое сегодня число и мысленно выругался. Он и забыл про День рождения Ленки. Он вообще про все забыл с Доминикой.
Внутри легонько царапнула совесть. Кинул ее, выходит, прямо накануне юбилея. Такое себе. А хотя она сама виновата…
— Что молчишь, сын? — снова уперся в него взглядом отец.
И Вова понял, что тот все знает. Неужели Ленка донесла? А что, с нее станется. Прилипла же к нему пиявкой…
— Да тут такое дело, — поерзал, помедлил…
Четвертый десяток скоро, бизнес свой, а перед отцом как пацан малолетний.
— Короче, пап, разводимся мы с Леной. Я другую женщину полюбил.
Отец хмыкнул. Знает таки. Ну, Ленка. А ведь он по-человечески хотел. Бабла бы ей оставил, тачку даже. За выслугу лет так сказать….
— Я знал, что сильно многое попускал тебе… Но что мерзавцем вырастил таким представить не мог, — наконец сказал он.
Слова как подзатыльник, которыми отец грешил в его детстве.
— Это жизнь, папа. Люди встречаются, люди расходятся…
— Встречайся. Расходись. Но женщину, которую женой назвал, от которой годами только хорошее видел бросать не смей. Ты ответственность взял? Взял! Так неси ее.
— Ты что ж мне предлагаешь? Жизнь с нелюбимой жить?
— Нелюбимой…Пфф. Что такое это твоя любовь? Пока любилка указывает на женщину-есть, а как перестала, то все, нет?
Но Вова пропустил слова отца мимо ушей. Эти слова. Зацепился за другие и похолодел.
— А ты сам что? С одной матерью моей почти сорок лет… И ни на одну другую никогда? — небрежно бросил, холодея от страха услышать правду.
Отец помолчал.
— Было. Она простила. И я ей век благодарен буду, а сам век себе простить не смогу, что повелся на свежее мясо.
— Что ты сказал?! — Сорокин-младший подорвался со стула.
Было ощущение, что мир его рухнул. Его родители, их семья-нерушимая крепость. Мать-святая. Да как он мог? Повестись на какую-то бабу.
— Не кипятись! Буйный какой… Сел!
Он и сел. Точнее упал в кресло. Ноги реально подкосились. В голове каша. Как он мог.
— Сел и послушал меня: вечером поедешь и перед женой извиняться будешь. А телку свою чтоб послал подальше, это понятно?
— Нет, — выпалил Сорокин-младший.
Выпалил и понял, что впервые в жизни пошел против отца. И даже этого не испугался.
— Тогда забудь, что у тебя отец есть.
— А я уже забыл. Сразу как услышал, что ты предал мою мать.
Отец лишь кивнул. А потом просто встал и вышел из ресторана. Сорокин-младший сполз вниз по спинке кресла, растер лицо руками.
Ленка… Зараза! Неужели думала так его удержать?!Реально дура….
А отец… Да как он мог?!Это же его мать!
Глава 7
Елена
— Офигеть! Я, значит, перлась через все пробки родной столицы чтоб сестру с Днем рождения поздравить, а она, зная, что я приеду, забыла сообщить, что ее не будет дома, — негодовала в трубку Алина.
— Алин, прости, я просто…
— Прощу, ты же именинница, — жизнерадостно, — Так а где ты?
— Я? — запнулась. К горлу снова подкатил комок. Сейчас же придется снова повторять… Нет, конечно же все будет хорошо. Свекр уговорит Вову и он приедет. Прощения просить будет. А я не сразу, но прощу. Но вот пока…
— Я у мамы, Алин.
— О, огонь. Заодно и с ней увижусь. Ну все, давай, я еду, — положила трубку.
Я глубоко вздохнула. Мы со старшей сестрой были близки, даже несмотря на то, что она пятьдесят процентов времени проводила в путешествиях. Она была моей
