Небом дан - Юлия Резник
– Сразу видно. Честный человек, – усмехается Савва.
– Т-ш-ш! Ты совсем, что ли? Тише!
– Это он тебе будет позировать? В погонах со звездами?
– Нет. Его жена. Ну, все. Поезжай.
– Когда за тобой вернуться?
– Шутишь? Опять через весь город тащиться?
– Когда?
То, что спорить бесполезно, понимаю по глазам. Я это упрямство в глазах Ромки с рождения вижу и очень хорошо понимаю, что оно означает.
– К одиннадцати тридцати, – вздыхаю, крепче перехватываю свое барахло и, пригнувшись, бреду к высоким воротам. Дверь открывается, прохожу вглубь двора. Моим глазам открывается помпезный особняк. Яркий пример того, что никакие деньги не могут компенсировать людям отсутствие вкуса. Поднимаюсь по ступенькам, стучусь. Любоваться в саду абсолютно нечем. Тем более в такую погоду.
– Ника! А я вас уже заждался.
Руки у меня заняты, на часы не посмотришь. Да только я и без всяких часов уверена, что приехала вовремя. Вот почему мне кажется довольно странным замечание Шувакова. Собственно, как и его присутствие. Рабочий день вроде, а он дома.
– Да вы проходите, проходите! Чай, кофе? Чего покрепче?
Оставляю у стены сумку и мольберт. Стягиваю сапоги. Я, конечно, не большой спец, но, по моему скромному мнению, встречать кого бы то ни было в халате не комильфо.
– Если вы не возражаете, я бы хотела сразу перейти к делу.
– Вот как? – Шуваков улыбается, но улыбка не касается его глаз. У меня по спине пробегается холодок. Я невольно оборачиваюсь к двери, перед тем как поинтересоваться:
– Ваша жена уже готова? К сожалению, не помню имени-отчества.
– Это ничего. Оно вам не понадобится.
– То есть как это?
– У нее возникли кое-какие срочные дела.
Да что ж такое-то? Неужели нельзя было позвонить и отменить нашу встречу? Впрочем, чему я удивляюсь? Такие люди свято верят, что мир вращается исключительно вокруг них. Что ей мои проблемы?
– Очень жаль. Пусть свяжется со мной, когда ей будет удобно. И мы назначим новую встречу. – Я шарю взглядом по комнате в поисках куртки, которую Шуваков успел куда-то убрать.
– Да брось ты свое барахло. Пойдем, выпьем, закусим.
– Извините, Юрий Алексеевич. Я не пью. Тем более с утра. К тому же у меня полно работы и…
– Какой работы? Ну, какой работы, девочка?
– Той самой. За которую деньги платят.
Я передергиваю плечами. Поиски куртки мне уже не кажутся такой хорошей идеей. Наклоняюсь за сапогами, которые буквально минуту назад стащила. Без куртки можно выскочить, но вот босой…
– Так и я платить не отказываюсь. Ты чего? Пойдем!
Лишь когда на моей руке клешнями смыкаются прокурорские пальцы, я вроде бы понимаю, как влипла. Вроде бы, потому как еще остается призрачный шанс, что это мне просто чудится.
– Отпустите меня немедленно! Что вы делаете?!
– О, да. Вот так! Мне нравится игра в недотрогу. Еще у меня в кабинете понравилась. Ты такая невинная. Такая правильная… Так и хочется тебя испортить.
– Вы спятили?! Или это такая шутка?
– Ну, какие шутки, Никуша?
И то так! Какие уж тут шутки, когда он мою ладонь к своему вздыбленному члену притянул и держит. На горле будто удавка…
– Отпустите. Немедленно. Я буду кричать.
– Кричи. Такие игры мне тоже нравятся. А тебе… – Шуваков обхватывает мои бедра и, больно впившись в них мясистыми пальцами, притягивает к себе. – Какие? Можешь меня нарисовать, если хочешь, – ухо обжигает жаркое дыхание, и следом он больно меня кусает. Происходящее настолько нереалистично, что на какой-то миг я впадаю в ступор. Ну, нет… Ну, не может быть. Он же прокурор!
– Отпустите! Отпустите меня немедленно… Я не хочу! Вы слышите? Это не игра. Я выдвину против вас обвинение… Я… – я начинаю плакать. В темном коридоре и без того ничего не видно, а из-за пелены слез и вовсе. Как найти дверь? Замок! Он успел его закрыть? Не помню!
– Ты?! Жаловаться? – Шуваков откидывает седоволосую голову и смеется… смеется надо мной. – Тебе напомнить, что это только благодаря мне ты не проходила по делу отца Анатолия как соучастница, м-м-м? Да стоит мне только копнуть поглубже, и… мало ли что вылезет. Вдруг ты была его подельницей? Как думаешь, сколько мне понадобится времени, чтобы это доказать?
– Вы не можете! – сиплю. – Это неправда! Вам никто не поверит.
– На слово? Конечно, курочка… – Шуваков ласково ведет пальцем по моей мокрой от слез щеке. Ему нравится, что я плачу. – На слово верить нельзя. Именно поэтому я и говорю о доказательствах. Может, устроить у тебя обыск, как думаешь?
А я не думаю. Я в шоке. Я оглушена… Стою и, замерев от ужаса, смотрю, как он тянется к моей юбке. Задирает ее вверх. Так это была ловушка? Просто ловушка? Неужели он так сильно меня хотел, что придумал всю эту схему? Он же богатый мужик, наверняка при желании ему не составило бы труда найти кого-нибудь в сто раз красивей и сговорчивее. Так почему я?!
– Ты такая невинная. Сладкая…
Он сам-то понимает, как себе же противоречит? Я либо невинная, либо распущенная, как мой муж! Господи, дай мне сил. Я выкручиваюсь и бью! И ору что есть силы. Где-то я слышала, что если на тебя напали, самое разумное – не сопротивляться. Так появится возможность избежать серьезных травм, но это какая-то глупость! Я так не могу… И я ору, да, я пинаюсь, я вгрызаюсь в него зубами, как дикая кошка. На сопротивление уходят все мои силы, но толку от этого нет. Против взрослого крепкого мужика я – былинка. Он толчком валит меня на пол, и меня оглушает. Картинка перед глазами пляшет. Я зажмуриваюсь, чтобы не видеть его перекошенного похотью лица.
– Ну, что ты, глупышка? Глянь хоть, от чего отказываешься? Да твой поп в жизни тебя так не жарил. Вот посмотришь, ты еще добавки у меня будешь просить.
Я извиваюсь ужом, но он умудряется раздвинуть мне ноги. Я бью его, а ему как будто нравится, что есть повод ударить меня в ответ. Мне не справиться с ним, все, что я могу – молиться. Вот полгода не молилась, а тут… что мне остается, когда Шуваков фиксирует мои ноги, пристраивается сверху и