Притяжение - Саша Зеркальный
— Ого! – прервало ход его мыслей удивленное восклицание.
Леша недоуменно воззрился на блондина, замершего с выпученными глазами на импровизированном ложе на полу. Парень рассматривал полуобнаженное тело Аверина, который только успел стянуть с себя рубашку и расстегивал джинсы.
— Что?
— Столько татуировок! – Тихомиров решил уточнить, с чем связан его возглас.
Кинув взгляд на правое плечо и часть груди, Аверин хмыкнул и принялся стягивать джинсы. Эти нательные художества он сделал, как только вернулся домой, причем был настолько пьян, что утром не сразу и понял, почему тянет кожу. Геометрические и абстрактные фигуры теперь служили украшением и неплохо смотрелись на подкачанном теле, которое исподлобья рассматривал Витя, думая, что гость этого не замечает.
— У меня и пирсинг есть, – хмыкнул Леша, усаживаясь на диван. – Смотри, – вывалил он язык и тут же покатился со смеху, настолько округлились у Вити глаза.
— Круто, – восхищенно выдохнул парень, заставив Аверина подозрительно на него сощуриться.
— Ты гей, что ли?
— Нет! – слишком поспешно и громко возразил Витя, тут же покраснев.
— Да мне пофиг, не ссы. Главное, держи свои причиндалы подальше от моих, – пожал плечами Алексей и лег на спину, уставившись в белый потолок.
Дождавшись, когда потушат свет, он пожелал спокойной ночи и снова задумался о туманном будущем, таком же мрачном, как ночь за окном, и странном, как притихший на полу парень.
Глава 3
Тихий и теплый сентябрь встретил людей умеренной и сухой погодой, и синоптики не обещали похолодания в ближайшее время, чему радовались все от мала до велика. А первый учебный день и вовсе благодаря этому казался праздничным и легким. Для многих этот день был не только началом учебного года, но и новой жизни как для первоклашек, абитуриентов, ставших студентами, так и для Алексея Аверина, впервые в жизни пробующего себя в роли преподавателя. Все происходящее было странным, каким-то нереальным и слишком быстрым. Ему казалось, что только вчера он въехал в маленький городок с пожелтевшей от летнего зноя травой и длинными пятиэтажками, как уже стоял у окна на кафедре английского языка и старался не пролить на белоснежную рубашку, купленную еще в Англии, но увидевшую свет лишь пару часов назад, кофе из дешевой чашки с надписью Nescafe.
Уже на следующий день Тихомиров повел его в университет к знакомому декану. Тот, в свою очередь, с внушительными дипломами Аверина направился на кафедру английского языка, где их встретила статная, сухопарая женщина строгой наружности и таким кислым выражением лица, словно съела не один, а килограмм лимонов. И даже когда она ознакомилась с документами Алексея, ее взгляд не просветлел. Наоборот, она более пристально всмотрелась в приведенного к ней на ковер молодого человека, в тот момент обливающегося потом, как на тренажёрах в спортзале. С легким акцентом, но без запинки она задала несколько вопросов на английском и итальянском. Аверин ответил легко, но почему-то засомневался, что правильно – тонкая, светлая бровь женщины поползла на морщинистый лоб. Но через минуту она вызвала по селектору помощницу и велела записать их к ректору. Содержание устава университета и трудового договора почему-то совершенно не отложилось в памяти Алексея, так же, как и все, о чем ему говорили наперебой собравшиеся. Он пришел в себя, лишь когда вместе с Тихомировым оказался на улице и сделал глубокую затяжку.
С того дня его постепенно начали нагружать работой, учебными планами и методичками, а еще выделили комнату в общежитии как иногороднему. У этой новости имелись две стороны. С одной – ему больше не было необходимости находиться постоянно рядом с Витюшей, который почему-то сильно раздражал и вызывал детское желание надавать тумаков. С другой – комната в общежитии представляла собой жалкое зрелище из потертых обоев, старой чугунной батареи и расшатанной, видавшей виды мебели. Кухня и туалет были общими, что придавало еще больше уныния, а осознание того, что теперь готовить и стирать придется самому, будило в Алексее желание купить самой дешевой водки и отравиться ею.
Зато Тамара Георгиевна была полна энтузиазма и даже выделила немного халявной кухонной утвари, комплект постельного белья и пару полотенец. Помогла собрать многочисленные вещи Аверина и предложила пару раз в месяц приносить грязную одежду для стирки. Перебравшись в общежитие и впервые оставшись один, Алексей впервые понял, что означает слово «брезгливость»: спать на матраце с подозрительными желтыми разводами и кругами он категорически не желал, как и садиться на унитаз в сортире.
Структура здания была незамысловатая и состояла из трех частей. Левое и правое крыло делили между собой студенты – естественно, мальчики и девочки отдельно, а по центру жили преподаватели. Как оказалось, таких несчастных было немало и даже с семьями, что Леше казалось до безумия странным. Этажи, в свою очередь, делились на секции по четыре комнаты разной площади с двумя санузлами и двумя же душевыми. При входе в секцию висел график дежурств, что означало уборку не только у себя в комнате, но и в помещениях общего пользования. Соседями Аверина оказались физрук Колян, который моментально предложил обмыть переезд нового англичанина, одинокая и не особо привлекательная преподавательница химии, представившаяся Надеждой Петровной, двухметровый словно жердь преподаватель философии Егоров и его черепашка по кличке Ольга. Они быстро объяснили новобранцу что здесь к чему, вписали его в график дежурств и разошлись по комнатам. Радовало только то, что санузел парню предстояло делить с химичкой, сразу выдавшей ему список необходимых средств бытовой химии.
Кое-как переборов отвращение и застелив странный на вид матрац одеялом, отыскавшимся тут же, Алексей провел практически бессонную ночь, а утром, голодный и злой, отправился на поиски завхоза. Выяснилось, что казенную мебель просто так на помойку выбросить нельзя, а вот купить свою и сдать старую – запросто. Посчитав небольшие запасы имеющихся у него денежных средств, Аверин решил потратиться на подержанные предметы интерьера и залез в интернет. Искомое нашлось на удивление быстро и по приемлемой цене.
