Безумная одержимость - Даниэль Лори
Он провел языком по зубам, бросив взгляд в сторону, прежде чем вернуть его мне.
Бездонный. Синий. Мое сердце тяжело билось, потому что я знала, что если буду смотреть слишком долго, то окажусь в ловушке подо льдом.
— Когда-нибудь, — выдохнула я, наклонив голову, — Это настигнет и тебя.
Его взгляд сузился от отвращения, упав на ручку, которую я прикусила зубами. Потребовалась всего секунда, чтобы соединить все точки. Скорее всего, микробы.
Я лизнула кончик ручки, как леденец, положила в передний карман его пиджака и похлопала его по груди.
— Желаю тебе паршивой ночи, Аллистер.
Сделав шаг, чтобы уйти, я поняла, как опалил меня его взгляд. Я отступила назад, выхватила у него стакан и выпила содержимое.
Я поперхнулась.
Водка.
Жжение в горле перешло в грудь, когда я направилась к выходу. Как только я толкнула дверь и прохладный воздух Октября окутал меня, я оказалась лицом к лицу со знакомыми глазами.
— Куда-то собралась?
Я напряглась и попыталась обойти его, но рука мужа нашла мою и остановила меня.
— Отпусти меня, — процедила я сквозь зубы.
Антонио притянул меня ближе, обняв за талию, будто мы были самой нормальной парой в мире. Как будто между нами не было двадцатипятилетней разницы в возрасте, словно он ухаживал за мной вместо того, чтобы подписать контракт, и, самое главное, будто он не изменял мне, а затем пытался извиниться коробкой чертовых шоколадных конфет.
Я сопротивлялась, но его хватка становилась все крепче.
— Устрой сцену, Джианна... — он предупреждал.
Антонио был похож на своего сына, только окутан болью и избавлен с праведной стороны, даже когда крест на его шее прожег дыру в его коже. После двух лет брака я не верила, что он вообще способен испытывать сочувствие, и знала, что именно так он поднялся по лестнице, становясь одним из самых страшных людей в Соединенных Штатах.
Что же касается того, почему его почитали — ну, когда Антонио был добрым, он был как солнце. Все жаждали его внимания, потому что, когда он отдавал его, оно было абсолютным, будто ты единственный, кто когда-либо имел значение. Несмотря на душевную боль, которую он мне причинил, на стены, которые я воздвигла, и на те, которые все еще поддерживала, я не была ровней ему.
Теперь мне нужно придумать, как отказаться от солнца.
— Мне действительно не нравится ждать тебя.
— Мне действительно не нравится, что ты трахаешься с моими подругами.
— Следи за своим языком, — предупредил он, сопровождая нас обратно в отель.
Иногда мне казалось, что крик застрял у меня в горле, крик, который я пыталась прокричать последние двадцать два года. У этого был голос, тело, огненно-рыжие волосы и стальное сердце. Я боялась, что она сбежит, что ее эхо сожжет этот мир дотла и оставит меня одну, в дыму и пепле. Я отталкивала это чувство все ниже и ниже, пока легкий блеск пота не охладил мою кожу.
Мы прошли мимо дверей бального зала, и когда я заглянула внутрь, мой взгляд встретился с взглядом Аллистера.
Обмен был размытым пятном жара, обжигающим спиртным, вспышкой черноты как смоль, когда его глаза опустились на хватку Антонио на моей руке. А потом она исчезла, сменившись золотыми обоями, когда мы шли по коридору к террасе.
Мы вышли наружу, и у меня перехватило дыхание. Ночь была холодной и темной, но вместо того, чтобы потереть руки, чтобы согреться, я позволила ледяному ветерку впиться в мою кожу. Может, я мазохистка, а возможно, боль была одной из тех вещей, которые заставляли меня чувствовать себя живой.
Терраса была пуста, если не считать двух гостей из благотворительного общества, курившие сигареты.
— Дайте нам минутку, хорошо?
Это был не вопрос, как бы мой муж его ни озвучивал.
Мужчины обменялись нерешительными взглядами, но не прошло и пары секунд, как они бросили сигареты и направились обратно через двойные двери, ведущие в бальный зал. Свет разлился по полу террасы, прежде чем двери закрылись, и нас снова поглотила темнота.
Далекое воспоминание ворвалось в настоящее.
— Как ты могла полюбить такого ужасного человека? — спросила меня моя бывшая лучшая подруга Сидни, когда мы вместе сидели на диване в кабинете моего мужа и он разговаривал по телефону.
Мне пришлось лишь на мгновение задуматься над этим вопросом.
— Он слушает меня.
Наверное, он тоже ее слушал.
— Не хочешь объяснить, что это такое?
Я повернулась к Антонио и увидела, что он держит в руке маленькую круглую пудреницу. Мое сердце забилось где-то в горле. Вот одна из этих стен вот-вот рухнет.
— Что это, Джианна? — он зарычал на меня.
— Противозачаточные таблетки.
— Почему они у тебя?
— Контроль рождаемости.
Глаза Антонио сверкнули гневом, как два огня в темноте. Мы были преданными католиками, и контроль над рождаемостью не одобрялся Церковью. Но еще больше его беспокоило то, что он хотел еще одного ребенка. Еще одного сына, чтобы править своей империей.
— Как долго?
Я посмотрела ему прямо в глаза.
— С того самого дня, как мы поженились.
С той самой ночи, когда ты наступил мне на сердце.
Пощечина по моему лицу была мгновенной. Он резко дернул мою голову в сторону и выбил воздух из легких. Металлический привкус крови наполнил мой рот.
— То, что ты заставляешь меня делать, Джианна, — прорычал он. — Думаешь, я хочу тебя бить?
Мой горький смех разнесся по ветру.
Самое печальное во всем этом было то, что я знала только по телевизору, что все было не так, как должно было быть.
Он бросил таблетки через перила.
— Хватит, слышишь меня?
Я отрицательно покачала головой.
— Хватит. Или, клянусь, я обрежу твои деньги. Больше никаких денег, никаких тайных поездок в Чикаго — и да, я знаю, что ты там была.
Мое сердце замерзло и разбилось вдребезги.
— Ты же знаешь, что твой отец запретил тебе навещать мать. — мягкость сквозила в его голосе. — Я не рассказал ему, только потому, что знаю, что это значит для тебя.
Она больна. Я не могла произнести эти
