Босиком по облакам (СИ) - Ардо Маргарита

Я засуетилась, попыталась отлепить мокрый ситец от ног. Споткнулась, угодив ступнёй в хитросплетения барвинка в конце дорожки и полетела вперёд. Артёмпрыгнул меня ловить, я выронила шланг и вытянутыми, как Петрушка, рукамиуперлась в увитый зеленью забор. Тот поддался, и мы с Артёмом вместе упали в какой-то проём. Бетонный пол встретил нас недружелюбно.

– Ой! – вскрикнула я, больно ударившись плечом. Непонятно, почему я не приложилась о него головой.

– Чёрт! – вторил Артём.

Шланг произвольно закрутился вокруг наших ног, как змей-искуситель, и нашиколенки оказались совсем рядом. Коснулись. Горячие. Я забыла, как дышать. А изумлённый падением Артём взглянул мне в глаза, я замерла в неловкой паузе ипозе, а он глянул мне за ухо и... рассмеялся.

Ах он! Мне же больно! Не отпуск, а дурацкая комедия положений! Ужас просто!

Я принялась нервно выпутываться, стараясь больше не задевать непозволительноблизкое мужское тело. Меня обдавало жаром и электричеством, а он хохотал, продолжая поддерживать меня за талию. Я поняла, что лежу щекой на его плече. Покраснела, привстала и оглянулась. Позади стояла белая, гордая, как айсберг в океане, стиральная машинка. Называется, почувствуйте себя Титаником.

– Никогда ещё Штирлиц не был так близко к провалу, – заявил Артём. Выпустил меня и сел, утирая слезу одной рукой, потирая плечо другой.

– Мда, Штирлиц выстрелил в упор. Упор упал, – вырвалась у меня цитата из старого анекдота.

– Страшная тайна раскрыта! Прощай тазик и вредная домоправительница!

Предплечье саднило.

– И ничуть не вредная.

– Записи с камер слежения посмотри. И в зеркало, – хмыкнул он.

Язвительные чёртики в его глазах меня рассердили окончательно. Я, наконец, избавилась от шланга и вскочила. Мы были в подсобном помещении, где стояла не только стиральная машинка, но также посудомоечная, сушилка, две гладильные доски, два утюга, стеллажи с бытовой химией, швабры, вёдра, щётки и, кажется, морозильная камера. Я поджала губы и сделала реверанс.

– Пользуйтесь на здоровье, гости дорогие! Если, конечно, тут вообще что-тоработает. Но у нас не «всё включено», так что сами-сами... Благодарю засовместный полёт!

И выбежала в распахнутую дверь, злая на Артёма, на Женьку, которая замаскировала зачем-то вход в хозчасть под забор, на машинку и на боль в предплечье. Словно мне ноги не хватало!

* * *

«Это знак! – решила я, поливая едва заметную ссадину перекисью водорода. – Точно знак. И он говорит: нечего заглядываться на неизвестно кого! С одним я сломала ногу, с этим могу и голову... Не надо нам такого, спасибо! Я точно знаю: накурортах все врут. Рассказывают о себе с три короба, срабатывает эффектжелезнодорожного вагона: увидел, поразил, забыл. Кстати, если не соврал, то ещё хуже. А подружиться? – снова вспомнила я Люсино задание. – Вряд ли. Уж слишкомон меня раздражает. Так и до аллергии недалеко».

Я переоделась в сухое платье, похожее на длинную футболку с капюшоном ивытерла полотенцем волосы.

На кухне «для бедных» грюкнуло. Зашумел электрочайник. Из крана в мойку потекла вода.

«Лизочка, наверное. Или пара из Симферополя. Этот же руки запачкать боится...»

Выглянула за шторку. Нет, это был Артём. Тоже переоделся, волосы взлохмачены, как у мальчишки. Он что-то делал у стола.

«Арестовывать надо за такую симпатичность и депортировать к чертям собачьим, как недавно красавцев из Саудовской Аравии. Не выйду, пока не отправится в свой поход», – подумала я, продолжая за ним наблюдать, как шпион из логова.

Заметила, что у Артёма есть лёгкая асимметрия в лице. Словно привык улыбаться с хитрецой и порой кривовато, потому что не искренне. Лоб высокий. Подбородок упрямый. Лицо человека, который знает, что умеет нравиться и пользуется этим. Хуже того: привык, что все клюют – достаточно лишь небрежно улыбнуться исказать: «Я миллиардер». Фу!

Я глянула на себя в зеркало над холодильником: обычная, совсем обычная, каких много ходит по улицам. Стройная, но не спортивная. Нос курносый. Губы как губы. Глаза невыразительные, брови в порядок не привела. И цвет волос дурацкий, надоперекраситься в свой естественный или, наоборот, ярче сделать, а то моль непонятная второго сорта.

Созерцание собственной заурядности вызвало ещё большее раздражение. Зато я пришла к весьма определённому выводу:

«У нас с ним ничего общего быть не может! И он мне ничуть не нравится. Даже не поинтересовался, не ударилась ли я? И со шлангом не помог. Разве нормальный мужчина так ведёт себя? Допустим, он не испытывает симпатии, но где же джентльментство? Манеры? Благородство? Или миллиардерам всё это ни к чему? Кошелька достаточно?»

Артём повернулся ко мне вполоборота, слегка улыбаясь, а я мысленно пробурчала:

«Даже сам с собой притворяется рубахой-парнем. Для кого? Кого он хочет обаять? Чайник, что ли?»

Резкий звонок ворвался в тихие бытовые шумы, Артём достал из шорт телефон, поднёс к уху.

– Да, говори быстро! – приказал он.

Я оторопела, потому что в тысячную долю секунды его лицо изменилось: из молодого парня Артём превратился в зрелого, жёсткого и безапелляционногомужчину, старше меня лет на десять.

– Продавай, – скомандовал он, выслушав кого-то.

И ушёл в свой номер, плотно закрыв за собой дверь. А я так и осталась стоять, поражённая. Ведь этот последний действительно мог быть олигархом, министром, биржевым воротилой, да кем угодно! С хищным взглядом, со складкой у рта иопасной собранностью зверя перед прыжком. Как ягуар, только нежившийся насолнце с красивой, лоснящейся шкуркой, вдруг увидевший добычу.

Руки у меня покрылись мурашками. А, может, он действительно Минотавр? Я сглотнула и, наконец, отошла от шторки. Выдохнула.

Хорошо, что я не красавица, к тому же не слишком целая «не красавица», и ему наменя плевать. Возможно, кажусь ему слегка забавной и пригодной для пикировки? И всё на этом. И это здорово! Ведь он настоящий меня напугал.

* * *

Я не выходила из каморки, пока не услышала, как хлопнули три двери, защёлкнулись замки и шаги во дворе утихли. Все ушли в поход – дышать соснами в Национальном парке.

Я выскользнула на кухню для бедных из потайной двери и увидела на ближайшемко мне столе большую круглую коробку, разделённую на несколько частей: орехиКешью, Макадамия, грецкие, фундук, крупные фисташки на одной половине, ишоколадные трюфели с засахаренными фруктами на другой. Коробка былаоткрыта, из-под неё торчала салфетка, где было размашисто написано:

«Надеюсь, ты не ударилась. Это тебе для улучшения настроения. Свежее. Из Калифорнии. Буду рад, если съешь всё»

А рядом стояла кружка и дымился чай. А-а, э-э, о-о... Это он точно мне?

1Имеется в виду немецкий самолет Мессершмидт.

2Московский Авиационный Институт

Глава 7

Артём

Она обиделась. И стало как-то не очень. Хотя по сути, девчонка и девчонка. Ножки стройные, фигурка красивая, грудь... очень аппетитная грудь. Но её лицо — это нечто: глаза серые, большие и очень говорящие. Они становятся зелёными, когда сердится. И мимика богатая: наблюдать за её эмоциями интересно – театр одного актёра. Но приятнее, когда улыбается. Тогда в памяти, где-то на фоне, просыпается образ из детства: Гаечка из диснеевского бурундук-экшена «Чип и Дейл». Ведь по сути, она такая же деловая колбаса со светлыми волосами, красным носом и гаечным ключом на бедре. Милота, в общем. Но, знаете, «Гаечку» обижать как-то совсем отстойно. Захотелось исправиться.

Хотя разве мало других женщин? Не у меня. Я не коллекционер, но каких в моей постели только не было: рыжих, брюнеток, блондинок, стильных, странных, модельных, эпатажных, богемных, простых, амбициозных, классических стерв и прекраснозадых зануд. Я не считал и не запоминал. Зачем? Ничего сколько-нибудь серьёзного. Пассажирки, попутчицы на пару остановок, на вечер под виски, на party1 на Ибице – поиграть в любовь, а на утро приказать горничной поменять бельё.