Даниэла Стил - Запретная любовь
— Будет жить. Это семилетний мальчик, сбитый пьяным водителем. У него сломаны обе ноги и несколько ребер.
Стив не стал рассказывать, что одно ребро проткнуло легкое, и ребенок оказался на краю гибели. Только благодаря усилиям Стива и его товарищей жизнь мальчика была спасена.
— А сейчас ты едешь домой? — спросила Мередит, снова зевнув и взглянув на часы. Хотя Стив ее и разбудил, она рада была услышать его голос.
— Зачем? Посплю здесь. Все равно через три часа на дежурство.
— Стивен Уитмен, ты единственный известный мне человек, который работает больше меня!
— Чему ж тут удивляться?! С кем поведешься… А что у тебя? Виделась с клиентом?
— Нет, увижусь завтра утром — точнее, уже сегодня. У меня все подготовлено. Сегодня разговаривала с Кэлленом по телефону — он едва не прыгает от нетерпения.
Мередит окончательно проснулась и боялась, что вряд ли ей удастся заснуть снова.
— Ладно, не буду тебе мешать. Просто позвонил, чтобы сказать, что люблю тебя и очень скучаю.
— Я тоже, Стив. — Мередит улыбнулась в темноте, представив себе лицо мужа. — Я скоро вернусь.
— Ага, а я в это время буду торчать в больнице, словно в клетке. Послушай, — он помолчал, словно собираясь с силами, — тебе никогда не приходило в голову, что мы с тобой ведем ненормальную жизнь?
По голосу Стива Мередит безошибочно угадала, что он не просто устал — он расстроен и подавлен. Может быть, его в последнее время тоже мучают сомнения?
— Мне такая жизнь нравится, да и тебе тоже. Знаешь, как раз вчера, по дороге в аэропорт, я задумалась об этом. И мне пришло в голову: хорошо, что у нас нет детей! Появись в семье ребенок, нам обоим пришлось бы круто менять режим и весь стиль жизни.
— А мне кажется, мы бы справились, — с ноткой грусти в голосе ответил Стив. — Справляются же другие!
— «Другие»? — с сомнением повторила Мередит. — Не знаю ни одной семейной пары, которая жила бы так же, как мы. Тебя целыми днями не бывает дома; я то в командировках, то мечусь как угорелая между домом и офисом. Что это за жизнь для ребенка? Нам придется носить нагрудные таблички «мама» и «папа», иначе он так и не научится нас узнавать!
— Знаю, знаю. Ты считаешь, что мы не готовы! Боюсь только, когда ты наконец подготовишься, я буду уже дряхлым стариком.
— Дорогой, ты никогда не станешь стариком! — рассмеялась Мередит.
Но сама она понимала, что это не ответ. Да, она не готова — и один бог знает, будет ли она готова когда-нибудь. Мередит не представляла себя в роли матери, не понимала, как впишется материнство в ее жизненное расписание. В молодости она откладывала рождение ребенка «на потом», но время шло, неопределенное «потом» оставалось где-то в туманной дали, а мысль о детях наполняла ее все большей тревогой, почти страхом.
Мередит знала, что Стив хочет иметь детей. Ей не хотелось его разочаровывать. Только ради его спокойствия она отделывалась уклончивыми отговорками; если бы Мередит решилась честно высказать мужу то, что думает, ее ответом стало бы твердое «нет».
— Мерри, нам надо серьезно об этом поговорить. И поскорее.
— Только, пожалуйста, подожди, пока я закончу кампанию «Доу-Тех»! — с неожиданной для самой себя резкостью ответила Мередит.
Сейчас для нее не было дела важнее предстоящей кампании, она не хотела тратить душевные силы на споры со Стивом, стыд и бесплодную борьбу с чувством вины.
Разговоры о детях рождали в ней чувство вины: Мередит знала, как до сих пор тоскует Стив по безвременно ушедшим родителям, как страстно мечтает о настоящей семье. Для него семья без детей оставалась неполной. Мередит считалась с его чувствами, но никогда не понимала их — по ее мнению, любящего супруга и любимой работы для счастья было вполне достаточно.
— Ладно, Мередит, давай прощаться, а то завтра ты будешь спать на ходу!
Стив знал, что Мередит предстоит нелегкий день. А вечером — ночной рейс обратно в Нью-Йорк. Самолет прилетает в шесть утра, и, если Стив хоть что-то смыслит в характере своей жены, она приедет домой, примет душ, переоденется и как ни в чем не бывало отправится на работу.
— Завтра позвоню, — пообещала Мередит, сдержав зевок. — Только не знаю когда.
— Не беспокойся, ты знаешь, где меня найти. Я весь день буду здесь.
— Спасибо, что позвонил, — сонно пробормотала Мередит. — Спокойной ночи. Я тебя люблю.
Заснула она не сразу: около получаса ворочалась в постели, думая то о муже, то о предстоящей встрече с Кэлленом. И, кажется, только-только закрыла глаза, как безжалостный трезвон будильника вырвал ее из царства грез.
Для завтрака Мередит надела привезенный с собой строгий темно-синий костюм, жемчужные серьги и уложила волосы в тугой «французский» пучок. Ровно в половине восьмого с неизменным портфелем под мышкой она спустилась в ресторан.
Несколько ранних посетителей проводили ее восхищенными взглядами. В этих взглядах можно было прочесть многое. «Кто это? — казалось, спрашивали они. — Манекенщица, рекламирующая новую модель делового костюма? Или, может быть, голливудская актриса в роли бизнес-леди? Разве у деловых женщин бывает такая легкая, словно танцующая походка, такая светящаяся кожа, белозубая улыбка и сияющие зеленые глаза?»
За столиком ее уже ждал Пол Блэк в темно-сером летнем костюме, белой рубашке и безупречно завязанном галстуке — типичный финансист с Уолл-стрит. Вот уж кого невозможно было принять за кого-то другого!
— Хорошо отдохнули вчера? — поинтересовалась Мередит, усевшись и заказав себе чашку кофе.
— Отлично! Жаль только, что от Сан-Франциско до Пало-Альто путь неблизкий — я вернулся далеко за полночь. Вы правильно сделали, что остались в гостинице.
«Вообще-то у меня не было выбора», — подумала Мередит.
Но вслух этого не сказала, а заговорила о вчерашнем звонке Кэллена:
— Он очень обрадовался, услышав, что у нас уже все готово.
— Ну еще бы! Правильно сделал, что обратился в нашу фирму — уж мы-то его не подведем!
— Да, я ему так и ответила, — сухо отозвалась Мередит.
Больше она ничего сказать не успела — в зал вошел Кэллен Доу.
Мередит не преувеличила, когда сравнивала его со знаменитыми киноактерами. Кэл Доу был не просто привлекателен — красив яркой, жизнеутверждающей красотой сильного и уверенного в себе мужчины. Мередит слышала, что ему уже за пятьдесят; однако выглядел он самое большее на сорок. Светло-русые волосы без признаков седины, ярко-синие глаза, фигура атлета, ровный калифорнийский загар, элегантный костюм цвета хаки, синяя рубашка, яркий галстук — все в нем буквально просилось на рекламные страницы какого-нибудь модного журнала.
