Набор преисподней (СИ) - Рицнер Алекс "Ritsner"
Кажется, Тим закончил исследовать. Ложится рядом, долго возится — забираясь под одеяло. Потом вертится и крутится, никак не может улечься удобно. Толкается острыми локтями. Стах думает «проснуться» и угомонить его, но все замирает…
III
Едва у Тима выравнивается дыхание, Стах переворачивается на другой бок, наблюдает, как он лежит, спрятав под подушку руки, умиротворенный. Разглядывает его в полумраке. Тим — он почти что…
Он открывает глаза, и Стах вздрагивает, как преступник. Тим прыскает в подушку. Стах ложится на спину. Пытается угомонить пульс. Тим спрашивает шепотом:
— Ты давно проснулся?
— Попробуй с тобой не проснись: ты как вошь, — усмехается.
Тим почему-то довольный. Интересуется:
— Тебе нормально в одежде?
Стах прислушивается к себе. Да нет: ненормально ему в джинсах. Он поднимается, преодолевает Тима как препятствие. Снимает мягкую клетчатую рубашку через голову. Освобождается от ремня и грубой ткани. Когда поднимает взгляд, Тим отводит свой.
Стах замирает у лампы и собирается ее погасить.
— Не выключай…
— Почему?..
Тим молчит. Стах не вникает и забирается обратно, под принесенный ему плед. Укладывается, более чем жизнью счастливый.
— Никогда тебя в джинсах не видел…
— Так форма же.
— А летом?.. Вышел в брюках, в рубашке, при галстуке… И волосы еще уложил…
— Летом?.. Ну да. День рождения был.
— У кого?
— У меня.
— У тебя?.. — теряется. — А почему ты не сказал?..
— Зачем?
— Это когда было, двадцать восьмого?.. — напряженно вспоминает. Осознает: — Подожди… Это получается, твои самолеты?..
— Нашел, что вспомнить.
— Арис…
— Ты меня пожалеть решил? Не нуждаюсь.
Тим поджимает губы. Подумав еще, отворачивается. Стах осознает, что с ним такое не прокатит: еще и конфликт создаст. А у него дома за жалость рожу начистить могут — и никто не обидится. Стах вздыхает, смотрит в чужой затылок выразительно.
— Тимофей?
Приподнимает руку, касается костяшками Тимовой лопатки.
— Тиша? Ну что ты опять обиделся? Уже сто лет прошло, это фигня какая-то, зачем ковырять.
Тим молчит. Стах обессиленно опускает руку.
— Мне не все равно, — произносит Тим.
Стах здорово вздрогнул. Всем нутром. Правда, не так очевидно, как Тим вздрагивал в первое время на его вопросы.
Стах заинтересованно уставляется, ложится набок. Осторожно одобряет:
— Ладно. Я понял. Принял к сведению.
Тим поворачивается обратно.
— Почему ты все обесцениваешь?
Стах опускает взгляд.
— Так получается. У меня нет такой задачи.
Тим затихает. Иногда проверяет, смотрит он или нет, и тушуется, если да. Начинает выковыривать из подушки перо. Стах замечает это дело и усмехается.
— Что?.. — смущается Тим.
— Что? — Стах копирует и обличительно щурится.
Тим поджимает губы в улыбке. Веселеет.
У Стаха закрываются глаза и болят, как будто под веками скребутся песчинки. Может, потому что он в линзах. За это тоже получит. От матери утром.
Стах чувствует: щекочет щеку. Понимает, что это Тимово перо — он все-таки вынул его.
— Котофей? Что тебе не спится?
— Не спится… — «отвечает» Тим и продолжает водить пером. — Арис?..
— Что?
Тим партизанит. Перо плавно скользит по лицу. Периодически Стах морщится, кривится и дует куда-то в сторону Тима, чтобы отстал. Тот радуется — и продолжает. Перо щекочет губы. Стах отгоняет его рукой, как назойливую мошку.
— Арис, — шепчет Тим совсем тихо.
— Мм?..
Перо проходит по скуле, вниз. Куда-то падает.
Тим пододвигается ближе, говорит чуть слышно:
— Ты очень красивый.
.
.
.
Стаха ошпарило кипятком. Он отворачивается к стене. Бубнит откуда-то оттуда:
— Тебе мерещится в темноте. Спи давай.
Не видно, как горят уши, не слышно, как безумствует пульс. Хотя кажется, что все это — очевидно и оглушительно.
IV
Тим шебуршит на своей половине кровати и не может улечься, как надо. То у него что-нибудь зачешется, то ему неудобно, то жарко, то холодно. Минут десять без пауз. Это кранты.
— Котофей, да боже мой, — негодует Стах. — Что ты такой беспокойный?
Тим тяжело вздыхает и застывает в неудобной позе на целую минуту. Потом все начинается сначала. И он снова толкается локтями и задевает коленями, и ложится то на один бок, то на другой, и приподнимает подушку — потому что то просовывает под нее руки, то возвращает их обратно на воздух.
Вот он опять повернулся спиной, отодвигается к краю, пододвигается к Стаху, снова отодвигается… Стах не выдерживает, психует, сгребает Тима в охапку, командует ему:
— Спать.
Тим продолжает дергаться еще несколько секунд, но находит подходящее положение и замирает в нем. Пригревшись, переводит и выравнивает дыхание.
Зато у Стаха ни хрена не выравнивается, и там, где Тим прижимается, горит кровь и сердце колотится, как будто оно не одно, а их десять тысяч — на каждый гребаный миллиметр. А еще Тим пахнет севером от самой макушки — просто до мурашек пробирает. Бесит.
— Ты бесишь.
Тим заезжает Стаху локтем под ребра — это когда пытается выбраться, без злого умысла. Стах прогибается, хватает его за руки, отодвигает все выпирающие кости подальше. Снова застывает.
Не проходит и минуты, как Тимовы пальцы оживают и щекочут кожу на тыльной стороне ладони… Волна ударяет по телу такая, что чуть не сносит. Крышу.
— Да ты можешь не шевелиться?.. Котофей, блин.
Стах отпускает его с облегчением, отворачивается обратно к стене. Тим укладывается за ним следом, дует ему в затылок.
— Арис?..
— Отвали.
— Арис?..
— Ну что?
Тим молчит. Пододвигается ближе.
— Арис?
— Что ты хочешь?
Молчит. Стах поворачивается. Тим улыбается, чем-то тихо счастливый, то поднимает, то опускает взгляд. Глаза у него блестят, как обсидиан. То еще дьявольское зрелище. Пульс спятил окончательно, и Стах отворачивается обратно к стене.
— Тимофей, пожалуйста. Я очень хочу спать, — нагло врет он, потому что больше не хочет.
Тим обиженно крутится еще несколько минут и затихает на самом краю кровати. Стах оборачивается на него и точно знает, что задел. Опять. Но ложится обратно, пытается восстановить дыхание и снизить удары сердца хотя бы до восьмидесяти в минуту. Хотя бы… Оно не может угомониться — то и дело обжигает и заходит на новый круг.
Бесит. Тим бесит. Стах засыпает, только когда забывает — насколько.
Комментарий к Глава 28. Беспокойная возня и аномалии
Походу, аритмия, короче.
Проницательный читатель сомневается, а Стах даже на аритмию не думает — настолько он все отрицает.
========== Глава 29. Утром первого числа ==========
I
Утром Стах, едва проснувшись, понимает, что светло, а будильник не прозвенел. Такого не случается зимой, такого не случается с ним в принципе. Он пытается открыть глаза — и болезненно щурится, и вспоминает, где находится, и резко садится в кровати. Трет веки пальцами, оправляясь от ночной слепоты, и… роняет на кровать линзу. Утро не бывает добрым, называется.
