Пятница нон-стоп (СИ) - "Motoharu"
- Александр Владимирович, - фотограф потряс фотоаппаратом в воздухе перед лицом Александра, видимо, прибегая к самым крайним мерам. – А что с ними делать? Я всю ночь… Александр Владимирович… нормально же подходит.
- Лёня, - Александр хлопнул парня по плечу и убрал фотоаппарат от своего лица. – Ты видел, что такое, когда подходит?
- Видел, - согласно выдохнул Лёня-фотограф и повинно опустил голову.
- Вот и скажи своим девочкам-мальчикам, чтобы нашли то, что подходит. Принцип ты понял. А оставшейся работы - на пятнадцать минут.
Александр слегка улыбнулся, но глаза оставались абсолютно серьёзными. И Дима мгновенно вспомнил фильм «Молчание ягнят». Лёня по ходу дела тоже вспомнил об этом фильме, потому как мгновенно побледнел и согласно закивал головой.
- А Дмитрий Алексеевич?.. Можно его попросить? – Лёня смотрел на Александра, как верный пёс на хозяина, принёсшего ему сахарную косточку. И куда делся раздражённый типчик, настукивающий раздражённо по своему бедру? Нету, испарился. Поддался эсэсовским чарам.
- Рискнуть можно, - усмехнулся Александр и кинул откровенно тёплый взгляд на Диму, присевшего на край хлипкой тумбочки, стоявшей около входа. Услышав про съёмки, Дима сделал страшные глаза и поджал губы. «Не согласен» - пытался просигнализировать он. – Но лучше найти иной вариант.
Лёня удивлённо посмотрел в сторону мальчика-мажора-любовника и тоже что-то там просигнализировал своим лицом, но Дима не уловил. Он никогда не был дельфином, улавливающим ультразвуки, и становиться им не собирался. Он встал с тумбочки и, кинув Александру: «Ну я тогда пойду», вышел из студии.
В коридоре его оккупировали какие-то мутные мысли о том, что Александр ведёт себя как-то слишком уж авторитарно, и надо бы ему прозрачно намекнуть, что впредь так не стоит делать. Но не успел он подняться по лестнице, как его догнали и, обхватив за пояс, вполне себе авторитарно утащили в туалет.
- Спасибо, птица моя, я впечатлён, - прошептал Александр, прижав Диму к холодной стене, и скользнул губами по шее снизу вверх, к уху, прихватил губами мочку, игриво причмокнул.
- Поздравляю, - выдохнул Дима и прижался лбом к плечу Александра. Поцелуи были приятными, более чем приятными, но радостно всё равно не становилось. Бесполезная суета вокруг съёмки и презрительный взгляд фотографа портили радужный фон. – Ты же знаешь, что я ненавижу фотографироваться, зачем… тогда?
Александр отстранился и поцеловал Диму в висок.
- Тебя никто не фотографировал.
- Меня оценивали.
- Не тебя, а твой образ. Лёня славный малый, но не может отличить хорошее от плохого.
- А я тут причём? – Дима отошёл от стены и сурово сжал губы. – У меня свой взгляд, свои принципы, я НЕ ЛЮБЛЮ фотографироваться. Саша, я тебе сто раз говорил об этом.
- Ты – то самое хорошее, чего он не понимает. И моя слабость… - Александр устало привалился к стене плечом и погладил Диму по щеке, слегка сжал пальцами подбородок и заставил посмотреть на себя. – Я впадаю в маразм… ищу формы, которые подходили бы только тебе. Мне кажется это идеальным.
- Саша… - Дима приподнялся на цыпочках и звонко чмокнул Александра в губы. – Тебе нужно отдохнуть. Настала моя очередь сюсюкать и ухаживать. Приезжай сегодня ко мне, будем смотреть тупой порнушный блокбастер и жевать попкорн.
- Лучше устрой мне стриптиз вокруг комода.
- С последствиями?
- Конечно, как принято в немецком порно.
До немецкого порно не дожили. Срочный проект и какие-то заезжие бешеные проверяющие лишили и Диму последних сил. Приволокли сложную для понимания аппаратуру, бегали по кабинету и допрашивали сотрудников на тему соответствия их заработной платы возлагаемым обязанностям. Всё это писалось на камеру и диктофоны. А потом ещё были какие-то американские одноклеточные тесты и кучи бумажек, испещрённых двенадцатым шрифтом.
После ужина и вялых водных процедур Дима смог изобразить только смазанный сонный поцелуй в ухо и недомассаж одним мизинцем где-то в районе правого предплечья, но и этого оказалось достаточно. Заснули как убитые.
По ноге ползли мурашки, и хотелось почесаться. Дима тяжело вздохнул и, не открывая глаз, машинально протянул руку к коленке. Пальцы наткнулись на неожиданное препятствие – другие пальцы. Дима вздрогнул и всё-таки открыл один глаз, оценивая обстановку. После сна в голове всё перепуталось и позабылось. Он с трудом понимал, где находится и почему кровать такая короткая, что одна нога ощутимо свисает.
- Жучок… - теперь мурашки разбегались от уха к затылку и вниз по шее. Дима тихо засмеялся, пытаясь уйти от прикосновения и глубже зарываясь под одеяло. – Всю ночь возился, спать не давал… Буду наказывать.
Александр запустил руку под одеяло и нащупал Димин бок, легко пробежался вдоль рёбер, словно по клавишам. Музыкант, блин. Дима пискнул, попытался отстраниться, но его и тут поймали. Нагло стащили одеяло и перевернули на живот. Сонное возбуждение от тихой возни становилось весьма ощутимым, внутри теплело, сладко сжималось в предвкушении чего-то чудесного и нового. Дима подгрёб к себе подушку и, обняв её, блаженно выдохнул, закрывая глаза.
Александр целовал его спину, сверху вниз скользил кончиком языка вдоль позвоночника, слегка покусывал. Каждое прикосновение чувствительно отзывалось внутри лёгким трепетом. Расслабленное тело активно впитывало утренние ласки. Сознание, всё ещё не расставшееся с дрёмой, рисовало сюрреалистичные развратные картины, сочащиеся нежностью. Диме казалось, что он видит себя со стороны, так, как Александр мог бы: тощего, податливого, избалованного ребёнка, по сути… Дима не понимал, что в этом может нравиться. Это же совсем неэротично и немужественно, нельзя так себя вести… То ли дело широкая крепкая спина, сильные, длинные пальцы, знающие, где нужно коснуться, чтобы дыхание становилось поверхностным и горячим, и можно кусать подушку и стонать от удовольствия. Мужчина должен знать, как доставить удовольствие, быть решительным, а не растекаться лужицей от любого касания.
- Нравится, – прошептал Дима своему внутреннему Диме, который с самого утра во время секса решил вдруг подумать об экзистенциальном. Вот, ещё и ненормальный…
Александр согнул Димину ногу и мягко раздвинул ягодицы. Дыхание перехватило, и Дима сильнее вцепился в подушку. В низу живота всё уже горело и жаждало слияния. Но Александр не торопился. Скользил подушечками пальцев, увлажняя прохладным кремом, заставляя шире развести ноги и слегка податься навстречу. Ну быстрее…
- Прекрасно, - жарко выдохнул Александр, целуя Диму в основание шеи. – Сонный мальчик… сладкий.
Проникновение лёгкое, тягучее, как скольжение по мягкому крему, сливки… И так приятно плавиться на медленном огне, просыпаться, засыпая. И плыть куда-то, возвращаться. И вновь уплывать… И можно лежать бревном… так прекрасно лежать бревном, которое качают волны, облизывает шелковистая пена, и в голове – блаженная пустота.
Александр приподнял Диму за бёдра и нарушил неспешность движения по зелёной ласковой реке. Коснулся напряжённой плоти и заставил мгновенно проснуться, распалиться, вскрикнуть громко. Дима даже испугался своей реакции, очнулся и широко распахнул глаза. Александр почувствовал его состояние, перевернул на спину и вновь вошёл, закинув одну ногу себе на плечо.
Он улыбался любовно и хмельно, неотрывно смотрел на Диму и двигался внутри упруго, ускоряясь. Дима дотянулся руками до его шеи и притянул ближе к себе. Призывно облизнулся и впился в подставленные губы, словно путник, мучимый жаждой, припал к свежему прохладному источнику. Он пил его большими глотками, позволяя проникать в себя до конца… И источник насытил его, заполнил собой, а потом разлился, переполнившись и питая собой всё это солнечное утро, с шумом просыпающийся город за раскрытым окном. И вместе с Димой Александра любил этим утром весь звенящий, живой и пульсирующий мир.
- С добрым утром, птица моя.
