Impossible (СИ) - "WhiteBloodOfGod"

========== Когда падал снег ==========

В середине февраля в Сан-Франциско вовсю трудилась опоздавшая зима. Как многие случайно опоздавшие люди, она проявляла себя с рвением провинившегося, обильно заваливая не привыкший к такой щедрости мегаполис снегом. Снежинки бесшумно опускались на асфальт, взвихрялись от малейшего ветерка и непривычно скрипели под ногами.

Это была третья джимова весна в Сан-Франциско и самое большое количество снега, когда-либо виденное им в жизни. Забытое где-то в глубоком детстве ощущение праздника накрывало с головой, когда он шагал в главный учебный корпус Звездного Флота, безбожно опаздывая на лекцию. Не то чтобы у него было какое-то официальное оправдание, просто Джим был уверен, что ответ «Там снег идет» будет достаточным.

Потому что снег был волшебен.

Проходя мимо стайки тоже опаздывающих девушек, Джим шумно фыркнул, привлекая внимание, и встряхнулся, как большой пес, щедро окатывая их талой водой. Студентки рассмеялись и прибавили шагу. Снег за окнами продолжал падать, и это было хорошим знаком. Джим ему верил.

В аудитории, где у ксенолингвистов проходил курс ромуланского, стояла деловая и неподвижная тишина; как толстая унылая работница канцелярии, она разложила свои складки по всему просторному классу.

- Вы опоздали, кадет, - сообщил бесстрастный голос незнакомого преподавателя.

Джим едва слышно хмыкнул и кивнул на окно. Он вообще пришел в первый раз.

- Там снег идет.

Лица студентов повернулись к окну, многие сразу же смягчились - о да, они понимали. За закрытыми стеклами аудитории сейчас стояла такая вкусная морозная свежесть, что хотелось немедленно отпраздновать еще одно Рождество: бросаться снежками, лепить снеговиков, носиться по пушащейся снежной глади сквозь непрерывную щекотку медленно опускающихся снежинок и не думать ни о чем.

За несколько секунд согласного молчания Джим успел занять свободное место на первой парте - почему-то сколько бы студентам ни было лет, первая парта суеверно оставалась пустой.

- Вы опоздали к началу занятий на две недели, кадет, - продолжил голос, по-прежнему бесстрастный и едва ли теплее снега.

- Ну так назначьте мне отработку, сэр, - с легкой досадой ответил Кирк (по его мнению вопрос не заслуживал внимания) и наконец поднял глаза на преподавателя.

Худощавый молодой человек лет на пять старше, - понял он, - или даже меньше. Авторитет перед студентами и все дела. Дурацкая стрижка по линейке, темные глаза… для этого тона бы лучше подошли серые, отличное вышло бы соответствие. Преподаватель явно обедал длинными железными прутьями, иначе такую прямую осанку было не объяснить. И… ах, да. Острые уши. Ну, тогда все эти наглухо застегнутые, как корсет средневековой девственницы, пуговицы на кителе очень даже объяснимы.

Вулканец.

Джим не слишком виновато улыбнулся. У него не было желания ввязываться в конфликт, тем более что инспекция аудитории на предмет Ухуры кончилась ничем - знойная красавица, видимо, именно сегодня взяла отгул. Значит, есть время подготовиться.

Он бы вообще не пошел на эти лекции, их не стояло в основном курсе, - зачем командному составу мостика ромуланский, если есть профессиональные офицеры связи? - но так уж вышло, что Джим не привык игнорировать открытые вызовы.

А еще Джим был не дурак повеселиться, в этом-то и было все дело. Среди ксенолингвисток были отличные девушки, а Кирк всегда умел с ними ладить. Не то чтобы ему это было очень нужно, тот самый случай, когда «оно само».

У него всего лишь было много любимых тихих мест в студгородке и за его пределами - еще детская привычка обследовать окрестности, чтобы побыть одному. Дефекты в конструкции, непредусмотренные щели между огромными камнями - памятниками погибшим капитанам, цветущие ряской лужи за складами, не самый легальный выход на крышу… Под настроение Джим, порой как огня боявшийся одиночества, тащил туда ту, что оказывалась рядом, и делил с ней разговор, только чтобы не молчать, не слышать тишины, к которой привык за одинокое детство.

Говорил обо всем: о конструкции новых флагманов, о странном обаянии клингонского, об андорианских куртуазных обычаях, об айовских полях, об ионных бурях… Только о себе не говорил никогда. Случайным спутницам нравилось, на какие-то минуты момент духовного единства всегда наступал, и Джим ловил кончиками пальцев тепло чужой кожи, чтобы сказать себе, что может быть не один.

Потом начинались неприятности. Момент единства - хрупкая штука, легко рушащаяся, если только в разговор вклинивается хоть одно «я», хоть чей-нибудь интерес. Вслед Джиму не первый год летели «бабник», «балабол», «чертов эгоист» и мелкие вещи, иногда его собственные. Поэтому они с Боунсом никогда не держали в комнате ничего бьющегося (исключая то, что хранилось в аптечке Леонарда) - рано или поздно оно могло прилететь им в голову.

Сарафанное радио, о котором Джим по какой-то причине не думал, полоскало его по всему женскому общежитию, но без особого толку.

Однажды к ним с Боунсом в комнату, где Кирк мирно пролистывал страницы учебника по тактике, ухитряясь запоминать на лету, а Боунс терпеливо зубрил ускоренный курс ксеномедицины, зашла Ухура. Леонард от неожиданности выронил учебник: эта девушка была едва ли не единственной, так и не подпавшей под обаяние Джима - да вообще ни под чье обаяние.

Кирк хмыкнул и широким жестом предложил ей самой выбрать себе место в этой комнате. Одним тяжелым, как целый корабль, взглядом, Ухура выпроводила Боунса, ворчавшего «Несправедливо», за дверь.

- Есть разговор, Кирк, - отпечатала она, брезгливо смахивая со стула какие-то вещи и устраиваясь на нем.

Они с Ухурой с некоторых пор не особенно ладили, и Джим не старался с ней заигрывать - бесполезно. Так что он мирно потянулся и, сонно моргая, ответил:

- Я вроде не назначал тебе свидания.

- Я бы все равно не согласилась, - тоном Ухуры можно было казнить врагов отечества.

Он хмыкнул.

- Ну да, я ведь не учебник по ксенолингвистике, твоего внимания недостоин.

Она прищурилась, поджав губы, и Джим понял, что его опять за что-то ненавидят. Всего-то сказал правду, все знают, что Ухура карьеристка, влюбленная в инопланетные языки. Кто виноват, что ему не мешают открыто говорить какие-то правила приличия?

- К делу, - начала она. - Объясни мне, будь так любезен, почему все твои брошенные пассии приходят ко мне жаловаться?

- Ты им нравишься? - сделал выпад наугад Джим.

Ухура кисло улыбнулась.

- Попробуй еще подумать, Кирк, если у тебя есть мозги.

- МРТ говорит, есть, а вообще надо у Боунса спросить, - пожал плечами тот и перешел к девушкам. - Может, они считают, что рано или поздно ты набьешь мне морду? Ну вдруг?

- Иногда мне кажется, я так и сделаю, - процедила Ухура. - Мне надоело вытирать им сопли, вызванные тобой.

- Так в чем дело? Попроси их идти к кому-нибудь другому, - не понял Джим.

Ухура зажмурилась, считая про себя все способы убийства, какие она бы хотела сейчас применить. Видимо, это ее успокоило.

- Большая просьба: попробуй гадить не на моем факультете, Кирк, отвлекись куда-нибудь еще.

Джим расхохотался.

- Можешь дать мне совет. И кстати, я клянусь, что специально никого не тащил к себе в постель - путь туда всегда добровольный.

- И что они в тебе находят? - не выдержала Ухура. - Ты же выпендрежник, тебя на корабль только в охрану и возьмут!

В его голубых глазах зажегся нехороший огонек, его она видела перед тем, как Кирк устроил ту драку в баре с кучей кадетов. Вольно или невольно она задела одну из немногих вещей, по-настоящему важных для него. Тут они сходились.

- Думаешь, я способен только бегать с фазером наперевес по кораблю? - тихо проговорил он.

Ухура брезгливо фыркнула.

- Если тебе кажется, что это не так, тебе кажется, Кирк.

Он поднялся с кровати, в одних шортах, с той самой улыбкой, которая раздражала абсолютно всех, наклонил голову.

- Спорим, я могу обставить тебя в твоем же предмете?