Александр Грог - Время своих войн 1-2
Деятельность «Народного фронта» не потребовала больших средств: в основном это были расходы на множительную технику и финансовую поддержку функционеров. Однако весьма значительных средств потребовала поддержка длительных забастовок шахтёров.
Большие споры среди экспертов вызвал вопрос о выдвижении Бориса Ельцина в качестве лидера «Народного фронта» с перспективой последующего избрания его в Верховный Совет Российской республики и далее руководителем Российской республики (в противовес лидеру СССР Горбачеву). Большинство экспертов были против кандидатуры Ельцина, учитывая его прошлое и особенности личности.
Однако состоялись соответствующие контакты и договорённости, и решение о «проталкивании» Ельцина было принято. С большим трудом Ельцин был избран Председателем Верховного Совета России и сразу же была принята декларация о суверенитете России. Вопрос от кого, если Советский Союз был в своё время сформирован вокруг России? Это было действительно началом распада СССР.
Ельцину была оказана существенная помощь и во время событий августа 1991 года, когда руководящая верхушка СССР, блокировав Горбачева, попыталась восстановить систему, обеспечивающую целостность СССР. Сторонники Ельцина удержались, причем он обрёл значительную (хотя и не полную) реальную власть над силовыми структурами.
Все союзные республики, воспользовавшись ситуацией, объявили о своём суверенитете (правда, многие сделали это в своеобразной форме, не исключавшей их членства в Союзе).
Таким образом, сейчас де–факто произошёл распад Советского Союза, однако де–юре Советский Союз существует. Я уверяю вас, что в течение ближайшего месяца вы услышите о юридическом оформлении распада Советского Союза…»
(конец вводных)
----
— Были и даже есть бабы с яйцами.
— Типа Мата Хари?
— Вот уж нет! Подумаешь, расстреляли зарвавшуюся блядь, а писков–то сколько! Правильно расстреляли — стала путать собственное блядство с работой, в которую оказалась вовлечена. Либо дура, либо жадная, либо то и другое вместе. Работая на разведку, нельзя брать халтуруку на стороне. Я про Тетчер. Есть женщины — они в политику не идут, есть бабы — такие везде, но есть и вовсе не бабы, а биологические недоразумения — мутации вроде Новодворской — не к ночи будет упомянута! — но я опять же не об экземплярах паноптикума…
— Щепка! Тормози про гнилушку — надоело! Извилина, расскажи историю, чтобы солдатская, под настрой, с философией, правда, да и хрен кто такую раньше слышал!
— Ну, барин, ты и задачки задаешь! — тянет кто–то.
Но Сергею повторять не надо. Этих историй у него тысячи — каждой место и время.
— Во времена средневековых войн один наемный солдат спас город Сиена от иностранных захватчиков. Никакие деньги или почести — сочли горожане — не шли ни в какое сравнение с тем, чем их город сохранил свободу! Обсуждалось не провозгласить ли солдата правителем города? Но и это горожанам казалось недостаточно. Наконец, кто–то из участников ассамблеи, собранной специально по этому поводу, предложил: «Давайте его убьем и провозгласим святым покровителем города!» Что и было проделано — с воодушевлением!
— Бздец! Надеюсь, история без намека.
— Будущее отбрасывает тени?
— Сплюнь!
— Куда? Тут тесно, аккурат на Федю получится, а он… ну, вы сами видели. Как отсрочит лет на пятьдесят!
— Тогда я первый в очереди! Куда Феде плевать? В ухо?
«Четвертый» молчит, но слушает внимательно… как всегда.
— Черт те знает, чем занимаемся, — вздыхает под свое сумрачное Седой. — Извилина, а криминальные в твоем раскладе задействованы?
— Задействованы, но не эти.
— Надо бы и этих …
— Расходным материалом?
— Да нет, свои мужики. Есть средь них… — с нажимом говорит Седой, не вдаваясь в подробности. — Есть–таки! Просто не сложилось им нашей похлебки вкусить, вот и пошли в слепни. Для них это что–то вроде хобби, куража ищут, надо бы им другое направление показать…
Извилина сам понимает, что из таких, что не ладят с законом при любом режиме — «власть — сама по себе, мы — сами по себе», во времена вражеских нашествий, получаются лучшие партизанские отряды. Только вот нашествие на этот раз произошло иное, хитрое. И тут, пока телевидение не объявит, мол, «нашествие, братцы, спасайте!» — даже не поверят. Не дано такого понять, не умещается в голове, что телевидение давно вражье, не за государство оно, а вовсе даже наоборот, и газеты тоже, и радио, и всякая иная говорильня, что не блюдут они больше интересов ОБЩИНЫ, а вбивают клинья, пытаются уничтожить, и преуспели…
— Что самое сложное во взятии банка?
— Отход! — ни секунды не задумываясь, говорит Замполит. — Унос себя драгоценного и, желательно, изъятого.
— Вот, допустим, ты обращаешься к специалистам по изъятию банковских излишеств и предлагаешь им обеспечить гарантированный, заметь — гарантированный! — отход. Освобождение от преследования и прочих неприятностей. Поверит ли в серьезность предложения, если не объяснить каким образом это будет сработано? Согласятся пойти втемную?
— Залог.
— Какой залог?
Седой говорит — «какой». И, действительно, все понимают, только такой и может быть залог на подобных условиях. Человеческий — женами, детьми…
Георгий машинально сплевывает в ладонь — смотрит, нет ли крови. Растирает между ладоней.
— Можно и так.
— Постараются кинуть.
— Только несерьезные.
— Эти тоже.
— Есть другие, — говорит Сергей.
Седой успевает многое: заскочить в молочный павильон, сторговать кусок козьего сыра, и уже дома, обогатившись с грядок, моментом настругать таз салата, который по какому–то недоразумению обозвавшись «греческим», порадовав глаз объемом, оскорбил мужские желудки отсутствием калорий, что опять дало повод Мише заговорить о баране, Сашке о Мише, а Георгию, прервав обоих, о боевом расписании…
Дню не пропадать. Замполит читает политинформацию, а Извилина ее чуточку дополняет — корректирует. Со стороны выглядит, словно в воду капают уксус. Это давно превратилось едва ли не в ритуал, острот себе здесь никто не позволяет — относятся чрезвычайно серьезно. Это едва ли не единственное, что осталось без изменений от «старого времени» — времени, когда все было понятно. «Докладчика» слушают не прерывая, а если хотят что–то спросить, «кинуть реплику», то, словно школьники, тянут руки.
Во времена паскудства, чтобы защитить разведчика от тлетворного влияния окружающей среды, дабы тот не продавался (поскольку по новой идеологии дорвавшихся во власти лавочников продается все), то и дело выдвигались, да все еще выдвигаются предложения — сделать «разведку» безыдейной: «идеологическая обработка, не должна вестись с точки зрения правительств и государственного взгляда на суть вещей, доминирующих в настоящий момент…» Сутью странное. Если разведчик не замечает, к чему ведут процессы в стране — значит, плохой он разведчик. И не может он существовать вне государства, вне идеологии, лишь за подпись в расчетном листке на «довольствие», потому как тогда превращается в наемника, со всей вытекающей из этого продажностью. И что делать, если он видит — государственная идеология направлена на постепенное разрушение государства?.. Понимая это, властьимущие судорожно пытались подменить идеологию под то, что разведчик должен существовать вне «поля» России, что Россия — это некое виртуальное образование: «Россия — есть, Россия будет, режимы на теле могут быть всякие…» Но приказы–то отдает режим! Тот самый, который разрушает государство, тело…
Принадлежность к военной элите в какой–то мере замазывает образующиеся трещины, но не полностью — это невозможно. На смену приходят идеологии товарищества. И только для вызревших, как самое цементирующее — отожествление себя с государством в противовес самому государству.
Казалось, разрушили, предали — само государство предало. Развалили механизм на отдельные шестерни, а боевые единицы, как намагниченные, собираются в подразделения и свою работу пытаются делать. Нарабатывают тактику и даже идеологию…
В подразделении Георгия «драконят» очередную тему: «Национальные конфликты и способы национального примирения в многонациональном государстве». Когда пошло свободное обсуждение, неожиданно взвивается Сашка — Снайпер.
— Пропорциональное национальное правление? — еще раз переспрашивает он. — И как это вы собираетесь определять? По кровям? По процентам дедушек и бабушек?
Сашка говорит зло и непримиримо, явно намекает на пресловутые расовые законы фашистской Германии.
— Зачем? — удивляется Извилина. — По мировоззрению! Сказал, что «сегодняшнее мое мировоззрение соответствует русскому» — значит, русский, сказал, что еврейскому — значит, еврей.
