Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Книга первая. Изгнание
Сумасбродный «генерал Яша», действительно, выплыл из небытия и появился на люди в эти мутные, сумеречные и морозные дни. Впрочем, к появлению его в армии был причастен и сам главнокомандующий, который нежданно для всех (и для себя самого — под влиянием минуты) предложил Слащеву выехать на фронт и принять командование остатками своего корпуса.
Еще недавно, в Ялте, находясь в полном безделье, Слащев охотно давал интервью корреспондентам газет любых направлений: клял командование за неспособность, за анархию, царящую в тылу, за потворство зеленым и еще за сто тысяч всяких бед, мимо которых он считал своим долгом не проходить. Затем он вновь перебрался в Севастополь.
24 октября газеты напечатали беседу со Слащевым-Крымским, который заявил: «Укрепления Сиваша и Перекопа настолько прочны, что у красного командования ни живой силы, ни технических средств для преодоления их не хватит. По вполне понятным причинам я не могу сообщить, что сделано за этот год по укреплению Крыма, но если в прошлом году горсть удерживала крымские позиции, то теперь, при наличии громадной армии, войска всей красной Совдепии не страшны Крыму. Замерзание Сиваша, которого, как я слышал, боится население, ни с какой стороны не может вредить обороне Крыма и лишь в крайнем случае вызовет увеличение численности войск на позициях за счет резервов. Но последние, как я уже сказал, настолько велики у нас, что армия вполне спокойно сможет отдохнуть за зиму и набраться новых сил».
В своем фантастически-пестром костюме с генерал-лейтенантскими погонами, Слащев появлялся один, без охраны, на улицах, беседовал с толпой, немедля окружавшей его, дискутировал, усиливая атмосферу общей тревоги и смутных слухов, перед витриной телеграфного агентства, давая понять всем, что на фронте все случилось так потому, что не слушали его, что еще не все потеряно, и, если ему поручат разбить врага, он это сделает, как делал уже не раз. Кадеты, гимназистки и какие-то подозрительные личности кричали с воодушевлением: «Да здравствует Слащсв-Крымский!», «Виват!», «Веди нас!» и тому подобное.
Врангель выслушал рапорт о самовольном появлении «генерала Яши» в Севастополе и распорядился выделить ему автомобиль и срочно отправить на фронт в подчинение Кутепова. Кутепову же приказал не допускать возвращения Слащева в Ставку ни под каким предлогом. И вот теперь Слащев решил донять главнокомандующего в самое неподходящее время.
Дежурный генерал принялся читать телеграмму:
— «Главкому, — торжественно провозгласил он. — Лично видел части на фронте. Вывод — полное разложение. Выход следующий: из тех, кто не желает быть рабом большевиков, из тех, кто не желает бросить родину, — сформировать кадры русской армии, посадить их на отдельные суда и произвести десант в направлении, доложенном мною вам еще в июле и повторенном несколько раз в моих докладах. Колебанию и колеблющимся не должно быть места. Должны идти только решившиеся победить или умереть. С подробным докладом выезжаю к вам в поезде юнкеров и прошу по моем приезде немедленно принять меня, хотя бы ночью. Жду ответа в штарме один. Слащев-Крымский. № 10285».
«Стратег, — с неприязнью подумал Врангель. — Маньяк! Не нужно было связываться...»
— Будет ли ответ, господин главнокомандующий? — спросил дежурный генерал.
— Нет, — отмахнулся Врангель. — Впрочем, обождите: ответ передайте, но обязательно через генерала Кутепова. Пишите, я диктую. — Он зашагал, злясь на Слащева, на Кутепова, на весь белый свет. — «Желающим продолжать борьбу представляю полную свободу. Точка. Никакие десанты сейчас за неимением средств невыполнимы. Точка. Единственный способ борьбы — остаться в тылу противника, формируя партизанские отряды. Точка...» Вы успеваете, генерал?.. Так... «Если генерал Слащев решится на это — благословляю его на дальнейшую работу. Предлагаю вам задержать генерала Слащева на фронте, где присутствие его несравненно нужнее, нежели здесь. Врангель». — Сощурившись, он посмотрел на дежурного генерала, довольный ответом. Спросил: — А как вы думаете, останется Слащев в партизанах?
— Никак нет, — отчеканил дежурный и засопел от усердия. — Генерал Слащев, смею заметить, силен в словесных баталиях. Тут он несется марш-марш, шашки наголо, не разбирая дороги.
— Браво! — улыбнулся Врангель. — Остроумно сказано. — Он подошел к окну и выглянул на улицу. Количество подвод и автомобилей у Большого дворца заметно увеличилось. — Как идет подготовка к эвакуации?
— Благодаря распорядительности и присутствию повсеместно воинских команд, спокойно, господин главнокомандующий. Эксцессов, слава богу, не имелось.
— Я прикажу расстрелять хоть сотню зачинщиков, кто бы они ни были, но порядок наведу... Вы свободны, генерал, благодарю вас. Не говорю вам — отдыхайте. В эти грозные часы каждая наша минута принадлежит армии и России. Послужим же ей напоследок, генерал.
— Я надеюсь на лучший исход.
— Да поможет нам бог!..
Получив ответ главнокомандующего через Кутепова, Слащев в ярости выбежал во двор и принялся шашкой рубить кусты и молодые деревца. Глаза его остекленели, в углу рта пузырилась пена. Белопольский, применив силу, еле увел его. Около часа они гуляли в виду проходящих мимо войск. Слащева узнавали. Отступающие части, вид которых был ужасен, невольно подтягивались, выравнивали ряды. «Генерал Яша» сохранял еще популярность в войсках. Вероятно, потому, что он так и не стал главнокомандующим. Знаки внимания солдат и офицеров ему были приятны. Он выпрямился, помолодел, смотрел грозно, но доброжелательно, отдавал честь, когда замечал полковое знамя.
С севера уже различимы были звуки канонады. Прилетел красный биплан. Думали, начнет бомбить штаб и станцию, но он с малой высоты побросал листовки и, покачав крыльями, точно в насмешку над выстрелами, что безвредно бахали с земли, улетел.
«Вы шли к нам на танках, мы придем к вам на санках», — прочел Слащев и матерно выругался: — Сволочи краснопузые! — И, опять озлившись, приказал Андрею: — Следуйте за мной, Белопольский! В аппаратную!
Угрожая телеграфисту пистолетом, Слащев, сцепив зубы, диктовал телеграмму главнокомандующему:
«Прошу либо полного доверия, либо военно-полевого суда. Я же буду спасать родину или умирать... Прошу вас не отказать дать срочный ответ и сообщение ответной телеграммой. Пока всего хорошего. Слащев». — Он выругался еще более замысловато, сказал: — Буду ждать час, — и упал на стул, откинулся изломанно. — И вы, князь, располагайтесь: в ногах правды нету. Пока еще их благородие господин главнокомандующий соизволят пригласить нас к аппарату.
Андрей сел на скамейку возле окна и увидел Виктора.
Полковник Белопольский — небритый, забрызганный грязью, с раненой левой рукой, подвешенной на черной косынке, — ехал, опустив голову, на кубанской жилистой кобыленке с подстриженным хвостом. Красный башлык прикрывал его лицо. Узнав брата, Андрей окликнул его и выскочил на улицу. Виктор продолжал ехать обочь колонны — похоже, спал или был в беспамятстве.
Андрей схватился за повод и задержал лошадь.
— Виктор! — позвал он. — Это я, Андрей.
Полковник откинул башлык. Мутный взгляд его покрасневших глаз был неспокоен.
— Ты здоров? Что с тобой?
— Без сна с начала боев.
Виктор спешился, они обнялись.
— Есть у тебя сведения о наших? — трудно выговаривая слова, спросил Виктор.
— Ксения наверняка погибла, что с дедом — не знаю. Встречал в Ялте отца, но этот господинчик, как знаешь, не вызывает моего интереса. Даже не поздоровался.
— Ох, Андрей, Андрей! Тут, когда все рушится... — Он не успел закончить — подлетел поручик с серым, землистым лицом, спросил с надеждой на скорый отдых:
— Какие будут распоряжения, господин полковник?
— Продолжайте движение, — устало ответил Виктор и, тускло посмотрев поручику вслед, сказал: — Нам бы не потеряться в этой мясорубке, брат. Ты решил уехать?
— Как прикажут, — пожал плечами тот.
— Прикажут, — глаза Виктора точно отрезвели, он посмотрел насмешливо: — Беда, что нам все приказывают, а мы все козыряем. Уехать — не просто передислоцироваться. Это — родину оставить. На чужбине все чуждое: речь, обычаи... Я еще не решил, побегу ли.
— Дезертировать из армии?! Ты с ума сошел!
— Оставь... И не кричи, бога ради. Голова разламывается. Я чувствую себя свободным: тех, кому я присягал, не существует больше.
— В таком случае поверни свою колонну и сдай ее большевикам. Они тебя простят. И отблагодарят наверняка!
— Ты хочешь и со мной поругаться? Я всю войну в окопах сражался за Россию!..
— И что, надоело?
— Да! Но я не отец: меня тебе не в чем упрекнуть.
— Упрекнуть? — с презрением процедил Андрей. — Ты сам в себе разбирайся. Мне нет дела до тебя.
— Смотри, злость съест тебя. И так кожа да кости. Открой глаза, посмотри вокруг: вот к чему привела всеобщая злость. Единая, неделимая, могучая, славная Россия бежит с последнего пятачка.
