Александр Кулешов - Ночное солнце
В конце концов все утряслось, и торжествующий Новиков притащил полковнику Чайковскому сразу два рацпредложения — одно сокращало время, положенное для крепления БМД к платформе, другое касалось подвесной системы.
Второе предложение Новиков просил разрешения испытать сам. Разрешения не получил. И испытал без спроса, за что был наказан. Но испытание прошло успешно. Рацпредложение позже внедрили во всех ВДВ. С тех пор и началось восхождение Новикова. Короче говоря, через несколько лет он окончил институт, позже защитил диссертацию, стал изобретателем и испытателем парашютов, лауреатом Государственной премии.
Он частенько звонил генералу Чайковскому и весело вспоминал: «Хорошо, нашелся у меня командир, который в приказном порядке сделал из меня Эдисона. А то так бы и погиб технический гений. Спасибо, Илья Сергеевич, от меня и от Родины!»
Другой пример, но весьма сходный, который любил приводить Чайковский, был такой. Как-то, тоже когда он еще полком командовал, один из комбатов пожаловался на новичка, только что назначенного к нему после училища лейтенанта. На какие занятия ни пойди, какие учения ни проводи, этот лейтенант все время придумывал для своего взвода разные необычные тактические варианты выполнения задачи, не укладывавшиеся во вполне грамотное, но слишком прямолинейное мышление комбата.
Опять состоялся разговор, и опять нарушитель спокойствия смело возражал командиру полка:
— Товарищ полковник, ну какой интерес все по шаблону делать. Это же проще всего. Надо творчески мыслить…
— Ваше творчество, лейтенант, — выговаривал Чайковский, — подсказывает вам иной раз куда худшие решения, чем классические.
— Верно, товарищ полковник! — охотно соглашается лейтенант. — Но ведь и более удачные придумываю. А где ж мне экспериментировать, как не на учениях? На войне-то поздно будет!
Сделав внушение, командир полка все же поддержал «экспериментатора». Потом тот бывший лейтенант преподавал тактику в военном училище, имел кандидатскую степень и собственные труды.
…«Да, — вернулся генерал Чайковский из мира воспоминаний, — вот и Таранец далеко пойдет. В Великую Отечественную именно такие стремительно шли вверх, становясь командирами частей, соединений. Если, конечно, не погибали».
Он вызвал на связь Таранца.
И со странным чувством гордости и радости услышал его спокойный, уверенный голос:
— Все нормально, товарищ генерал-майор. Держимся.
— Атакует «противник»?
— Атакует. Отбиваемся. Превосходство-то у него… — он сделал паузу, — так полагаем, четырехкратное.
— А радиация?
— Есть.
— Большая?
— Большая.
Майор Таранец явно не хотел распространяться на эту тему.
Радиация действительно была большая. Казалось, приняты все меры. Надеты индивидуальные средства защиты. «Противник» не очень-то давал возможность углублять траншеи, но все же удалось закопаться поглубже. И тем не менее командиры отделений, глядя на похожие на авторучки дозиметры, с тревогой убеждались, что красная риска неумолимо двигалась вправо.
Конечно, в окопе облучение в три раза меньше, чем на открытом месте, — 33 рентгена, а не 100. Но часть бойцов оставалась наверху: «противник» атаковал и вел огонь беспрерывно.
Надо было сражаться с ним сейчас, здесь, каждый миг. Так стоит ли думать об этой смерти замедленного действия, о жизни в кредит!
Надо было стрелять, отбивать атаки — словом, воевать. А что будет потом, то будет потом.
И рядовые, не видевшие дозиметров, и видевшие их сержанты, сражались.
В зоне поражения оставались не только солдаты, но и их командир майор Таранец, и начальник политотдела полковник Логинов. Их судьба ничем не отличалась от судьбы их солдат. Ибо, как ни странно, солдатская и генеральская грудь одинаково уязвимы для пули и осколка, и маршал и рядовой могут выдержать одинаковую дозу облучения.
Таковы законы войны.
Так было и сейчас, на этом раскаленном участке боя. Да, и пули, и снаряды, и бомбы, и радиация здесь были условны. Условна была смерть.
Но разве в настоящем бою все эти солдаты и сержанты, лейтенанты и капитаны, майор Таранец и полковник Логинов поступили бы иначе? Отступили бы? Отошли?
Никогда! Здесь были условны пули и смерть. Но характер людей, их стойкость, их боевой дух, их отвага были подлинными. И, случись война, они остались такими же.
…Наступил рассветный час нового дня. Словно приветствуя десантников, установился ясный, солнечный, по-настоящему весенний день.
Солнце, большое, круглое, припекало с голубых небес. Ровная катила свои сине-зеленые волны, стремительные и чистые. Медленно, но неуклонно пошла на убыль вода в притоке, на залитых полях. И рабочие совхоза вместе с солдатами быстро и весело стали наводить порядок там, где сошла вода и освободились от нее сараи, коровники, другие постройки.
Пугливые облачка мелкими нерешительными стайками плыли по небу. Свежий мягкий ветерок гладил природу. Ярче зазеленели ели, на деревьях кое-где появились клейкие почки.
Но бой-то шел. Шел уже сутки. Природа собиралась отдохнуть. А десантники, не спавшие две ночи, отчаянно сражавшиеся весь день, пока об отдыхе не помышляли. И вот тогда, словно раскаты весеннего грома, загрохотали, стремительно приближаясь, выстрелы танковых орудий, лязг гусениц, рев двигателей. Танковые подразделения «северных», оправившись от ядерного удара, совершив быстрый фланговый маневр, прорвались к десантникам, защищавшим мост.
Часть танков накатилась на позиции «южных», на правый берег Ровной, другая часть, с грохотом промчавшись по мосту, обрушилась на вертолетный десант на левом берегу.
«Южные» поспешно отступали. Их подразделения, чтобы избежать окружения, торопливо уходили на запад, а на освободившееся место выдвигались «северные».
И вскоре уже безостановочный поток машин, бронетранспортеров, орудий хлынул по мосту на левобережье и начал разливаться по всему захваченному предыдущей ночью дивизией генерала Чайковского заречному плацдарму, выдвигаясь все дальше и дальше на север.
«Северные» с ходу атаковали «южных» по всей линии фронта и заставили отойти.
Учения вступили в новую фазу.
Десантники, которым предстоял отдых, могли быть довольны. Они выполнили свой долг. Овладели всеми назначенными им объектами и удержали их до подхода главных сил. Стойко сражались подразделения майора Таранца. Теперь для них «война» кончилась.
Живые и «мертвые» весело смеялись, пели, брились, мылись, фыркая и охая, под струями холодной воды, наиболее смелые даже побарахтались в Ровной. Козле кустарников дымились полевые кухни, несравненный аромат борщей, свежего хлеба, жареного мяса сменили запахи пороха, горючей смеси, пожаров. И царил надо всем свежий дух талой воды, просыпающейся от зимней спячки земли, весенних ветров и мокрых берез…
Люди радовались весне, победе, честно исполненному долгу. Радовались, наверное, и тому, что все было игрой, пусть приближенной к настоящей войне, но не войной, что светит над ними это круглое мирное солнце и по мирному голубому небу совершают свой безмятежный путь мирные облачка.
Сегодня это было игрой. Но в любую минуту могло стать действительностью. И стало — для их товарищей, когда пробил час выполнить свой интернациональный долг, преградить путь тем, кто хотел бы настоящей войны. Глядя на этих веселых, шумливых, совсем юных, казалось бы, ребят, полковник Логинов с затаенной грустью и гордостью представлял себе их такими, какими видел на учениях, — сосредоточенными, смелыми, лихими, искусными воинами. Представлял не на учениях, а в бою. Там, где рвутся настоящие, а не заложенные имитаторами снаряды, где свистят настоящие пули и где убитые не встают, отряхиваясь, чтобы отойти в сторонку и отдохнуть с гармошкой в руке, а навсегда остаются лежать на холодной от ветра и горячей от огня земле.
Война быстро расправляется с детством, с юностью, с беззаботностью и безмятежностью. Первый же взмах ее крыла опаляет юность, прибавляет к возрасту годы. Пусть веселятся ребята, пусть шумят, пусть потеют на учениях, пусть как следует, на совесть, под завязку готовятся к войне. Лишь бы не пришлось в ней участвовать.
Каждый раз после учений, особенно больших, полковник Логинов испытывал такое чувство, словно вышел из настоящего боя. В его деле игры не было. Здесь все было настоящим: моральная подготовка, воспитание высоких духовных качеств, которые потребуются от каждого в боевой обстановке.
Над еще расхлябанными по ранней весне полями, лесами, перелесками, в селе Лесное, в совхозе Прировненском, на железнодорожной станции Дубки — повсюду вились кухонные дымки и дымы костров, звенели песни и веселые голоса.
Солдаты отдыхали…
Не отдыхал командующий «северными» генерал-полковник Хабалов. Со своим штабом он переместился вперед, туда, где дотоле находился КП командира воздушно-десантной дивизии генерал-майора Чайковского.
