Аркадий Крупняков - Москва-матушка
Устало опустившись на мягкую тахту, консул позвонил в колокольчик. На зов вошел слуга и стал, ожидая приказаний.
— Иди и скажи синьоре, чтобы меня не ждали. Я очень устал и ужинать буду здесь.
" Слуга удалился, но скоро вернулся и произнес:
— Синьора очень просит господина консула прибыть к ней. У нее гости и дела, не терпящие отлагательств.
— Ты видел гостей? Кю они?
— Да, синьор. У нее в доме грек по имени Ионаша.
— Хорошо, иди.
«Если у Джулии сидит Ионаша, значит, это от хана,— подумал Антониото,— надо идти. Не зря Менгли семь лет прожил среди нас, знает, что безопаснее всего обращаться к консулу через женскую половину. Появись ночной гость в моей половине — сразу у господ генеральных синдиков возникнет подозрение...»
Жену и гостя консул застал в столовой комнате. Ионаша сразу же поднялся и учтиво приветствовал светлейшего и вельможного.
— Наш друг Менгли послал мне очень важное письмо,— произнесла Джулия,— Вот, прочти, если хочешь.
Антониото взял письмо и сразу узнал почерк хана. Менгли писал по-латыни плохо, и потому письмо было краткое:
«Высокочтимая госпожа! Посылаю слугу моего к тебе, дабы
через него знал муж твой. Братья мои Хайдар и Нурдазлет замыслили против меня и трона нашего худое дело. И для меня и для вас это плохо. Скоро злоумышленники приедут к мужу твоему еще раз и снова, думаю, будут предлагать деньги, чтобы Кафа помогла меня с трона столкнуть, а их поставить. Ведомо мне, что однажды муж твой за это деньги уже брал. Уговори его против меня зла не творить — взойдут братья на трон, такой дружбы, как со мной, вам не иметь. Уговори мужа братьев моих тайно схватить и посадить в крепость. Будет коли на то согласие, спроси у слуги второе письмо.
Друг твой брат Менгли остаюсь с богом.
Писали в Солхате боготворимом».
Ди Кабела сложил письмо и долго сидел в раздумье. Предложение хана сулило выгоды не только лично ему, но и консульству. «Я бы на его месте ни за что такой ошибки не совершил,— думал ди Кабела.— Ему надо самому уничтожить претендентов на престол и этим навсегда освободиться от забот. Видно, в минуту страха хан решился на такое. Отдавая братьев нам, хан тем самым ставит себя в зависимость. Теперь в случае надобности мы сможем угрожать хану освобождением его врагов, и он будет нам послушен. Завтра надо собрать малый Совет и решить».
В столовую вошла служанка:
— Пришел барджело1 и просит синьора принять его.
— Пусть войдет,— сказал консул и дал знак жене увести гостя.
— У ворот крепости стоят два знатных татарина и с ними двенадцать всадников. Просят пропустить их к синьору консулу по важному делу,— доложил барджело.
«Это братья хана,— мелькнула догадка в голове консула,— малый Совет собирать поздно, надо решать самому».
— Пропустите их в крепость, и пусть ждут. Я их приму. Только делайте все без шума.
— Слушаюсь, синьор консул,— произнес барджело и вышел.
Когда Джулия и Ионаша снова вошли в столовую, консул
спросил:
— Не было ли еще одного письма?
— Вот оно, светлейший,— произнес Ионаша и подал консулу тяжелый кошель с деньгами.
Открыв его, консул увидел блеск золотых монет, и сердце его наполнилось радостью. В маленьком бумажном свертке, лежавшем поверх денег, было второе письмо: Оно гласило: «Это на расходы по делу, нам известному. Менгли».
— Великий хан повелел принять от синьора консула письменное доказательство того, что я здесь был и оба письма передал,— учтиво произнес Ионаша.
— В этом сейчас нет нужды. Передай хану, что птички уже в клетке. Они влетели в нее минуту назад.
Ионаша улыбнулся и, раскланявшись, вышел.
— Иди, спи с богом,— сказал консул жене, уходя.— У меня вся ночь будет полна забот.
Хайдар и Нурдавлет прибыли в город под защитой вооруженных с ног до головы аскеров и не расставались с охраной даже в крепости. В зал приема они не пошли и ждали консульского знана во дворе...
Вот худо будет, если кафинец не позволит войти к нему с аскерами,— говорил Хайдар,— тогда мы будем в его власти.
— Мы и сейчас в его власти,— угрюмо ответил Нурдавлет, который был и старше, и гораздо умнее Хайдара.— Что сделают наши воины, если нам не откроют ворота крепости? Все зависит от того, согласится ли консул поддержать нас.
— Прошлый раз золото он, однако, взял.
— На все воля аллаха. Только у меня что-то тяжело на душе.
— Без охраны я в дом не пойду, и, если что, будем биться до последнего дыхания.
— Ты прав, мой брат, надо быть осторожными.
Наконец консул Кафы через начальника стражи пригласил братьев и их друзей к себе. Гостей долго вели по освещенным лестницам и коридорам дворца. Всюду было тихо. Нигде не было не только стражи, но даже слуг. В малом консульском зале татар встретил сам синьор Антониото ди Кабела. Он был приветлив и весел. Поздравив гостей с благополучным прибытием, сказал:
— Я прошу у дорогих гостей извинения за то, что заставил долго ждать. И мне, и вам надо сохранить ваш приезд в тайне, и потому я ждал, когда все чиновники покинут дворец. Мне пришлось услать стражу и слуг — никто не должен знать, что вы были у меня.
У братьев отлегло от сердца.
— Дела ваши, должно быть, очень важны, если они привели вас в Кафу в столь поздний час? — спросил консул.
— Говори ты, Нурдавлет,— произнес Хайдар,— старшему первое слово.
Нурдавлет кивнул головой и начал говорить:
— Немного времени прошло между нашими словами, сказанными здесь, однако все, что говорено было, уже известно хану Менгли. У твоих слуг длинные языки.
— Трудно измерить язык слуги. Лучше в таких делах совсем не иметь слуг,— ответил ди Кабела и показал на пустой зал,— Видно, мои дорогие гости не думают так, если привели с собой на тайную беседу чуть не половину Солхата.
— Не говори так! — снова воскликнул Хайдар.— Здесь все верные наши друзья.
— Как может человек знать, что на уме у его друга, если иной раз не знает, что замышляют родные братья.
Нурдавлета передернуло от этих слов. Он вскочил и, обернувшись к охране, заговорил властно и громко:
— Ступайте все во двор! Пусть хозяин дома не думает, чго мы боимся.
Аскеры молча покинули зал.
— Я знаю, зачем приехали вы. Я готов помочь вам. Говорите.
— Хан Менгли узнал о том, что мы дважды были здесь, и стал еще осторожнее. Нам теперь запрещено бывать в Солхате, за нами всюду следят. Нам известно, что хан частый гость в Кафе и доверяет тебе. Оставь у себя нескольких моих людей, и как только Менгли приедет во дворец, отдай его им. После смерти Менгли я немедленно займу престол, и никто не посмеет сказать о тебе худого слова. Хайдар будет моим тудуном в Кафе, и не будет тогда у тебя друзей преданнее, чем мы. Клянемся аллахом!
— Клянемся аллахом! — повторил Хайдар.
— Я готов был поддержать вас в случае взятия вами трона. Но погубить хана в моем дворце... об этом я никогда не думал. Хан не простой воин, его смерть нельзя сохранить в тайне. Что скажут люди, если узнают, что консул причастен к смерти хана?
— Я уже сказал — всякому, кто молвит худое про тебя слово, я вырву язык.
— Твоим подданным может быть, а моим? Что я скажу генеральным синдикам, членам Совета, господам сенаторам?
— Ты насыпь каждому из них полный рот золота, и они будут молчать.
— Где его взять? Моя личная казна пуста, а деньги консульства — не мои.
— Ты только скажи нам «согласен», и наше золото будет ласкать твой взор.
— Сколько?
— Золотых монет у нас немного,— ответил Хайдар,— но мы привезли тебе восемь батманов золотых вещей. После будут еще великие подарки.
— Хорошо. Я согласен. На днях я приглашу Менгли к себе, и больше он не уйдет отсюда. Только помните клятву о дружбе. Измените ей — все татары узнают о том, как умер Менгли.
— Мы друзья навеки, о том слово мое,— произнес Нурдавлег,
— И мое слово о том,— повторил Хайдар.
Консул хлопнул в ладоши, и через минуту в зал вошла красивая девушка.
— Разбуди служанок. Пусть принесут нам выпить.
— О нет, нет! — братья замахали руками.— Это противно нашей вере.
— Э, здесь вас никто не выдаст. Пусть войдут ваши друзья. Теперь и им не мешает промочить горло. Вы увидите, как я могу принимать дорогих гостей.
Одновременно с воинами охраны в зал неслышно вошли четыре девушки с музыкальными инструментами в руках. Они поклонились гостям и, усевшись в отдалении, начали играть. По залу поплыли звуки мелодичной музыки.
