Хидыр Дерьяев - Судьба (книга первая)
Не верь собаке, спящей в логове барса
Всю жизнь Оразсолтан-эдже трудилась, не чуралась никакой работы, но, оставшись без главы семьи, растерялась. Все её попытки добиться наказания убийцы Мурада-ага остались безрезультатны, ей не хотелось жить.
Будь она совсем одинока — она бы у остывшего оджака и сидела, не поднимая головы, до тех пор, пока ангел смерти не отсчитает её последнего вздоха. Но на её попечении оставался ещё Дурды, и Оразсолтан-эдже вынуждена была заботиться о куске хлеба. Она ходила людям за хворостом, для выпечки чурека, пряла пряжу, теребила шерсть. Иногда соседи пытались оказать ей помощь — она отказывалась из гордости. Единственным человеком, кого она не стыдилась, была Огульнияз-эдже, но та сама жила не ахти как богато. Правда, она время от времени подкармливала чем бог послал голодного, как волчонок, Дурды, изредка — из-за боязни обидеть — зазывала на чашку чая и саму Оразсолтан-эдже. Но всё это было каплей в море, и в конце концов Оразсолтан-эдже решилась определить сына кому-либо в работники, С этим она и пошла к арчину Мереду.
Арчин со старшей женой сидели на веранде и пили чай. У арчина во дворе стоял ряд кибиток, и небольшой европейского типа дом с верандой. Арчин построил его давно, руководствуясь какими-то одному ему ведомыми соображениями, и долгое время дом стоял, как нелепая, забытая из предыдущего акта декорация на сцене театра. Постепенно жёны, а за ними и сам хозяин признали многие преимущества дома и научились пользоваться ими. У Мереда была здесь даже специальная спальня с кроватью на пружинах, на которой он, как мы помним, проворочался бессонную ночь после тайного разговора с матерью похищенной Узук.
Выслушав Оразсолтан-эдже, Меред долго и звучно отхлёбывал чай. Истомившись ожиданием, жена его не выдержала.
— Надо взять мальчика… Ребята в его возрасте и на подъём легки и сообразительны — любую работу, поручить можно, всё мигом сделают.
Арчин пошевелил бровями, покосился на жену.
— Его одеть-обуть надо… Сейчас лето — чепеки[102] дай. Зима придёт — чокай, халат, папаха потребуются.
— У него есть старенькая папаха, — поспешила пояснить Оразсолтан-эдже, испугавшись, что арчин откажет. — И чекмень есть… от отца остался…
— Ему много не нужно, — снова сказала жена Мереда. — Вон у нас чокай старые валяются, ребятишки их уже не носят, а ему пригодятся. И халатов ещё совсем целеньких один Моммук сколько выбросил. А сироте — всё достаток.
Арчин скова посмотрел на жену, подумал.
— Мал он… Если ему поручить пасти двух верблюдиц с верблюжатами, так он и не справится.
Жена хотела возразить, что у них в хозяйстве нет этих верблюдиц, но вовремя спохватилась и сказала другое:
— Он очень крупный и сильный мальчик, не какой-нибудь слюнтяй, вроде сына Марры. Чтоб не сглазить, бойкий мальчик. Я видела, как он с ребятами играет — заметно среди всех выделяется. Такому мальчику не только двух верблюдиц, целое стадо доверить можно.
Честно говоря, Оразсолтан-эдже совершенно не понимала, почему злая и своенравная Аинатувак расхваливает её сына, но всё равно похвала согревала гордостью сердце матери. Вот какой заметный Дурды, даже чужие люди хвалят!
— Ладно, приводи сына, — сдался арчин Меред, — только платы никакой не жди!
— Зачем мне плата… — сказала Оразсолтан-эдже. — Был бы сам в тепле да спать голодным не ложился…
Вечером Оразсолтан-эдже привела сына.
Аннатувак и Моммук на той же веранде пили чай. Дурды робко примостился на краю веранды. Он хорошо знал Аннатувак, знал и Моммука, но сегодняшнее необычное положение невольно располагало к робости.
Выпив предложенную хозяйкой пиалу чая, Оразсолтан-эдже поблагодарила и встала.
— Ты оставайся здесь, Дурды-джаи. Вот сидит твоя тётушка. Слушайся её, сынок, не заставляй сказанное повторять дважды. Играми не увлекайся. Если будешь много бегать, тётушка рассердится, а ты должен оберегать её покой, она тебе добра желает… Пусть счастье не оставит тебя, дитя моё…
Когда Оразсолтан-эдже ушла, Аннатувак отломила кусок чурека.
— Возьми, душа моя, поешь.
Моммук фыркнул. Дурды отрицательно мотнул головой, хотя голод мучительно остро сосал под ложечкой. Аннатувак протянула хлеб сыну.
— Возьми, передай ему.
Моммук снисходительно взял, поднёс чурек к самому носу Дурды.
— На, ешь!
Дурды, стесняясь, взял чурек, нерешительно отщипнул крохотный кусочек, бросил его в рот. Чурек был восхитительно вкусен.
Весь следующий день и ещё два дня Дурды выполнял до смешного лёгкие поручения. Потихоньку он начал привыкать к чужому дому. Этому немала способствовало ровное, ласковое отношение к мальчику старшей хозяйки. Собственно, и поручения давала только она. Младшей жены арчина Дурды не видел, сноха по какой-то причине тоже сидела безвылазно в своей кибитке, хозяин посматривал на нового работника издали, не выражая ему ни своего одобрения, ни порицания.
На четвёртый день Моммук сказал:
— Надо травы нарезать. Ты иди, я сейчас тоже подъеду.
Дурды старался изо всех сил. Когда Моммук с арбой появился на лугу, восемнадцать снопиков были уже готовы.
— Молодец, чтобы не сглазить, — одобрил Моммук, — хорошо работаешь. До моих лет доживёшь, совсем хорошим батраком станешь.
Моммук был на четыре года старше Дурды, однако ростом и всем обликом не очень отличался от него. Сказал он это просто так, из хвастовства.
Они погрузили траву на арбу, привезли её во двор. Опережая хозяйского сына, Дурды кинулся складывать снопики в стог. Моммук остановил его сердитым окриком.
— Постой! Как складываешь? Трава вся сопреет. Овцы нюхать её не захотят, не только есть… Вот так надо, чтобы снопы не давили друг на друга.
К ним незаметно подошёл арчин.
— Дурды, ты умеешь ухаживать за баранами на откорме?
Мальчик вздрогнул от неожиданности.
— Твой отец был хорошим чабаном. Ты тоже должен уметь ухаживать за скотиной.
Дурды смущённо молчал.
— Если не знаешь, слушай, я тебе объясню.
Объяснение было не очень сложным, но Дурды сразу понял, что с первоначальными впечатлениями лёгкости батрацкой жизни скоро придётся распрощаться. За поставленными на откорм баранами надо было следить почти постоянно. Им скармливалась самая сочная и вкусная часть травы. Когда бараны объедят верхушки снопиков, им без промедления, чтобы они не раздумали жевать, надо подкладывать новые. И не просто подкладывать, а накалывать на колышек, чтобы баран ел именно верхнюю часть снопика. Объеденные снопики следовало сразу относить лошадям.
Наевшихся баранов ни в коем случае нельзя тревожить. Они должны спокойно лежать и переваривать съеденное до полуночи. Спать до этого времени Дурды не должен, чтобы не прозевать время ночного кормления. После полуночи баранов опять надо кормить так же тщательно, как и вечером. Рано утром, пока ещё не высохла роса, следовало нарезать свежей травы и скормить её баранам до наступления жары. После этого они отдыхали в тени, а в обязанности Дурды входило отгонять от них собак и играющих ребятишек. В полдень мальчик должен нарезать дынных корок и снова кормить баранов. Если корок нет, надо замешивать тыкву с отрубями. И самое главное не тревожить баранов во время отдыха, не пугать их, только при таких условиях они нагуляют к осени достаточный слой жира.
Нет нужды говорить, что, исполняя эту нелёгкую и нудную работу, Дурды всем сердцем возненавидел глупых, безобидных животных и очень обрадовался, когда однажды хозяин привёл с базара двух верблюдиц с верблюжатами. Радость оказалась преждевременной. Верблюдиц поручили Дурды, но изменилось только то, что в часы отдыха баранов, он должен был выгонять на пастбище своих новых подопечных, а вечером, когда резал траву для баранов, обязан был заботиться и о корме для верблюдов.
Кормили Дурды хорошо, но от постоянного недосыпания и усталости он ходил вялый, спотыкался на ровном месте, едва присев, мог моментально уснуть. Это неожиданно послужило причиной того, что Дурды приобрёл себе хорошего друга.
На поле Мереда работал батрак Сары. Это был сильный и добрый парень, он часто жалел Дурды, называл его своим братишкой.
Как-то, выгнав верблюдов на пастбище, Дурды подошёл к работавшему Сары, присел на межу и незаметно уснул. Верблюды, оставшись без присмотра, несколько раз порывались забраться в посевы. Сочувствуя измученному мальчику, Сары бросал кетмень и бежал сам отгонять животных. Ближе к полудню он разбудил Дурды: «Вставай, иди овец корми. И верблюды вон к посевам пошли, беги скорее». Полусонный Дурды побежал, но в это время появился хозяин посевов. Кинув палкой в верблюдов, он схватил мальчика за ухо, несколько раз сильно ударил его по лицу. Дурды заплакал.
— За что бьёшь ребёнка? — подошёл Сары. Лица его потемнело от гнева.
