Аркадий Крупняков - Москва-матушка
— О, я еще раз умоляю вас, великодушный синьор Кокос, дайте мне только неделю сроку, и я верну вам деньги, видит бог, верну все до последнего аспра. Пожалейте меня, моих детей, мою честь! Умоляю!
Ростовщик молчал по-прежнему, и так же неподвижно было его лицо, как будто эти стоны и просьбы не касались его.
— Скажите, господин, да — и я уйду, я не буду утруждать вас своими слезами. О боже, неужели у вас нет сердца!
Кокос оставался безмолвным. Джулия поднялась, ухватила ростовщика за полу.
— Почему вы молчите? Скажите что-нибудь!
— Что вы от меня хотите? — ростовщик выдернул полу капота из рук женщины, поднялся и прошел в дальний угол комнаты.— Вы хотите разорить и так уже давно разоренного старого человека. Почему я должен спасать вашу честь, если вы сами вспомнили о ней только тогда, когда настал час расплаты! Вы знатная синьора...
— О, пощадите! — застонала Джулия.— Бога ради, не говорите об этом.
— Синьора сама не знает, чего она хочет. Или она хочет, чтобы я говорил, или молчал?
— Скажите только — спасете ли вы меня?
— Нет, и тысячу раз нет. Завтра же ваши векселя я передам суду синдиков, и вам не суметь отказаться от их оплаты.
— Святая мадонна! Да разве я отказываюсь? Повремените только. Недолго, одну неделю.
— Когда-то этому должен прийти конец. Второй год вы обещаете мне, а ваш долг растет и растет. Поверьте, синьора Джулия, мне жаль вас, но я не могу ничего сделать. Идите домой и, если сумеете, подготовьте вашего супруга к тяжелому удару. Завтра векселя будут в суде.
Женщина поднялась, вытерла слезы платком, зажатым в руке, и решительно произнесла:
— Хорошо! Сегодня я уйду из вашего дома, а завтра я уйду из мого мира. Мне не снести бесчестия. Я умру, и вы не получите ни одного аспра.
- Напрасно терять жизнь так рано. Меня это не пугает. Вы в браке с синьором ди Кабела, и векселя имеют законную силу на нашего мужа. Выхода нет — завтра суд.
В голове Деметрио, пока он слушал этот разговор, созрело смелое решение. Он резко толкнул рукой дверь и вошел в комнату.
О боже! — воскликнула Джулия и, отбежав в противоположный конец комнаты, закрыла лицо покрывалом. Хозя Кокос, унидев перед собой человека при шпаге, широко раскрыл глаза и прижался спиной к стене. Раскинув руки, он пытался крикнуть слуг. Но от испуга у ростовщика пропал голос, и он только безшумно открывал и закрывал свой беззубый рот.
Не бойтесь меня, синьор Кокос, я не грабитель. Имею •к < и> — Деметрио ди Гуаско из Тасили. Вот моя шпага.— И Демо положил оружие на стол ростовщика.
Увидев незнакомца безоружным, Хозя пришел в себя и дрожащим голосом прошептал:
— Как вы сюда попали? Что вам нужно от бедного Хози
Кокоса?
— Скажите, вам достаточно известно мое имя?
— Если вы сын Антонио ди Гуаско, то я хорошо знаю этого благородного человека,— ответил уже окончательно оправившийся от испуга Хозя Кокос.
— Да, я сын благородного Антонио — если не верите, взгляните на герб на моей шпаге. А это мой документ.—И Деметрио подал Хозе вчетверо сложенный листок бумаги.
Хозя, прочитав бумагу, сказал:
— Я верю вам, синьор Гуаско.
— Могли ли бы вы иметь со мной денежное дело?
— Повторяю — я верю вам.
— Тогда у меня к синьору ростовщику всего две небольших просьбы,— произнес Деметрио, пряча шпагу в ножны,— Во-первых, я прошу вас переписать долги госпожи Джулии Кабела на мой вексель и освободить ее от унижений. Во-вторых, я прошу под другой вексель наличными пятьсот сонмов. И больше я не смею ничем беспокоить вас.
Ростовщик запустил пятерню в свою бороденку и долго раздумывал. Потом он произнес:
— А если я не выполню просьбы синьора?
Деметрио взялся за шпагу и, вынув ее немного из ножен, коротко сказал:
— Я не позволю, чтобы при мне унижали синьору Джулию. Хорошо. Я согласен выполнить ваши просьбы. Спросите,
согласна ли на это госпожа ди Кабела.
— Я согласна,— тихо произнесла женщина. — Я верю этому
благородному юноше.
Кокос пожал плечами, открыл ящик стола и подал Деметрио
два чистых векселя.
Через несколько минут, получив пятьсот сонмов, Деметрио вышел от Хози Кокоса под руку с синьорой Джулией. Закрыв калитку, старый ростовщик, долго стоял посреди двора, раздумывая над тем, правильно ли он сделал, поверив этому юноше.
Джулия молчала всю дорогу и, лишь подходя к палаццо консо-
ляре, прошептала:
— Вы спасли мне жизнь, добрый ди Гуаско. Завтра я жду синьора у себя. Двери моего дома всегда открыты для вас. Я жду,—
еще раз повторила она.
После полудня,— коротко ответил ей юноша и зашагал к дому Кончеты.
За несколько минут до звона на башне святого Кристо у дома Хози Кокоса снова появились люди. Их было трое. В доме их уже ждали, и калитка открылась без стука. Слуга провел путников через двор. У веранды гостей встретил сам хозяин. После взаимных поклонов и приветствий Хозя пригласил их в дом, и скоро путники очутились в просторном зале, посреди которого стоял накрытый для ужина стол.
Один из путников был Никита Чурилов, другой боярин Беклемишев, а третий — толмач Шомелька Токатлы.
За ужином говорили о жизни в Кафе. Хозя Кокос и Чурилов жаловались на бесчинства татар, на множество препон, чинимых торговым делам Кафы с Московской землей.
Затем все согласно сошлись на том, что с татарами можно и нужно учинить согласие на свободный въезд в Крымский Юрт, а с фрягами говорить смелей, ибо они, фряги, сами очень желают торговать с северными купцами.
Потом заговорили о главном.
— Великий князь русский повелел мне спытать господина Хозю о том, жива ли у него знаменитая перламутровая шкатулка и не завелось ли в ней что-нибудь новое? — спросил Беклемишев.
Кокос посветлел лицом и, позвав слугу, сказал ему несколько слов по-еврейски. Слуга ушел, а хозяин проговорил:
— О, я так и знал, что великий князь помнит мою шкатулку. Ведомо мне, что он на драгоценные каменья и самоцветы большой любитель и отличный знаток и мне, грешному, в оценке сих прелестей очень доверяет.
— Великий государь повелел мне купить у господина Кокоса в оной шкатулки все, что есть ценного и знатного, а также повелел не торговаться, а давать цену, какую запросишь. Вот сколь велико доверие к тебе нашего властителя.
Хозя приложил руку к груди в знак благодарности и открыл иместительную шкатулку, принесенную слугой. Запустив руку внутрь, он стал выкладывать на зеленое сукно блестящие золотые вещички, унизанные яхонтами, алмазами, рубинами, янтарем и жемчугом.
Боярин Беклемишев знал толк в дорогих каменьях, видел их за < і"мо жизнь немало, но это ослепительное сверкание камней на і ем но-зеленом сукне заворожило его.
Вот, боярин, обрати свой взор на сей жемчуг,— говорил между тем Хозя,—Куплен у татарина, и, верно, эта нитка из ваших же северных краев им украдена. Имя жемчугу сему «Беломорский живой». Смотри, сколь редок цвет его, розовость сия і" и.ко в нем одном бывает.
Хозя поднял на указательном пальце нанизанные на шелковую нитку жемчужины, приблизил их к пламени свечи, и жемчуг действительно ожил. Он изменялся на глазах — делался го бледномалиновым, то нежно-алым, как румянец на щеках ребенка.
Долго любовались гости сокровищами Хози Кокоса, наконец Беклемишев попросил:
— Нить жемчуга живого, самоцветы, великий яхонт да бриллианты лучшие отдельно отложить. Обратно поеду, куплю их у тебя, порадую великого князя. Цену, как и велено, ставь сам.
Хозя Кокос обрадованно закивал головой, потом, припомнив что-то, добавил:
— Ежели будешь, боярин, у хана, обратись к царице крымской Нурсалтан. У сей царицы есть жемчужное зерно великой радости, подаренное ее предком ханом Тохтамышем. Сие тохтамышево зерно твой царь давно ищет, ибо в некие века оно татарами в Москве похищено.
— Спасибо за совет. Он мне будет на большую пользу. Именно о поездке к хану я хочу с тобой поговорить. Поручил мне государь мой великое посольство к хану справить и повелел допомоги твоей, Хозя Кокос, просить. Ведом ли тебе нрав хана, как говорить с ним надобно, как заставить его к делу нашему приклониться Знаешь, верно, ты, что сие посольство к крымскому властителю от нас первое, и по неведомой тропе мне вести его буде трудно Великий князь Иван Васильевич повелел челом бить тебе — будь нашим проводником.
Кокос принял просьбу спокойно, как будто заранее шал о ней. Он слегка наморщил лоб, погладил бороденку.
