Хамза Есенжанов - Крутое время

Снова налетел шквальный ветер, и завыло, загудело еще сильней. Затрещали стены сарая, отчаянно засвистел камыш; казалось, дикий ветер вот-вот поднимет гурт овец и погонит его по степи, как перекати-поле.

«Апырмай, что за жуткая ночь!»

— Плохая погода, — сказал он угрюмо, входя в дом.

У Нурума невольно хмурились брови, по спине бегали мурашки, все тело ломило. Сердце билось неспокойно: то замирало, то начинало прыгать.

— Что, певец, съежился?! Черти тебя корежат? — спросил Орак.

— Погода противная, — задумчиво повторил Нурум. — Будто весь мир грозится кому-то.

Джигиты устроились здесь, как в родном доме: ели жирную баранину, пили горячую пахучую сорпу. Дружинники отяжелели, не слышно и шуток, потягивались, позевывали, сладко дремали в тепле на мягких подстилках.

— Нурум, ты бы спел, приподнял настроение. Видишь, джигитов с вечера сон одолел, — сказал Орак.

Он хотел рассеять мрачное настроение. Нуруму вспомнились стихи Махамбета:

Приторочив кольчугу к седлу,Далекого друга с собой веду.День и ночь при оружье на конеРади жизни безутешных вдов,Ради счастья Нарына детей…

Но петь ему не хотелось.

— В той комнате уже уснули женщины и ребенок, — отказался Нурум.

Орак не стал упрашивать. «Пусть лучше поспят джигиты, — решил он. — Все успокоились после долгих волнений. Казалось, у всех была одна дума: «Раньше, чем через неделю, офицеры из Уила не придут. К этому времени вернется и Мамбет».

В прихожей комнате возле печки царила беззаботность. Маленькая Зауреш за вчерашний день привыкла к Мукараме и не отходила от нее ни на шаг.

— Хватит тебе, Зауреш, тетя уже устала. Ложись спать, — уговаривала мать девочку, но Зауреш не унималась.

— Еще, еще!.. — говорила она, радостно наблюдав за пальцами Мукарамы.

— Идет коза рогатая… Идет!!

Тонкие пальцы Мукарамы проворно побежали по одеялу все ближе и ближе к шейке девочки. Зауреш звонко рассмеялась и нырнула под одеяло.

— Еще!.. Еще!..

— Ну, хватит, Зауреш! — беспокоилась мать. — Вот непослушная…

— Идет коза рогатая…

— Хи-хи-хи…

— Перестань, Зауреш!

Но девочка покачала головкой, как бы говоря, что не перестанет.

— Разве сейчас Зауреш послушает маму? Ей с тетей хочется играть. А сколько тебе лет?

Девочка подняла правую руку, растопырила пальчики, потом согнула два пальчика левой рукой и сказала: «Во!»

— Три годика, значит? Ах ты, умница моя!

Девочка согласно кивнула головкой.

— Ты умница, Заурешка. Ты доктором станешь, да?.

Девочка опять закивала.

— Будешь большим доктором, таким, который больных режет, да?

Айша ужаснулась.

— Астафыралла! Больных режет, говорите?!

Мукарама начала объяснять:

— Болезни, Айша, бывают разные. Одни вылечивают лекарством, другие просто так, руками, например, вывихи. Их надо только вправлять. А бывают болезни; когда нужно разрезать живот, удалить болячку и снова зашить. Это и делает врач. Хирург называется.

— И не боится резать?! — удивилась молодая женщина.

Мукарама снова объяснила:

— Надо учиться.

— Я думала, что вы толмач, а оказывается — локтр.

— Нет, я не доктор, — поправила ее Мукарама. — Чтобы стать доктором, надо много учиться. А я только помогаю, делаю то, что доктор мне прикажет: перевязываю раны, даю лекарства…

— А почему вы не учились много? — спросила Айша.

— Да вот война помешала. Кончится война — поеду в Петербург или в Саратов и буду учиться…

Айша сегодня уже не чуждалась Мукарамы. Покачивая ребенка, она с нетерпением ждала, когда заговорит гостья.

Девочка засыпала, а женщина думала про себя: «Молодая… Наверное, еще не замужем…»

— Хоть и неудобно, но я хотела спросить… — начала Айша и смутилась.

— Спрашивайте. Почему неудобно?

— Вы моложе меня, наверное?

— А вам сколько лет?

— В этом году будет двадцать один. А у вас нет мужа? — спросила Айша и снова покраснела, потупилась.

Быть неискренней перед этой доброй женщиной Мукарама посчитала неудобным, наоборот, ей подумалось, что с этой казашкой она может поделиться самым сокровенным. «И зачем я должна скрывать, что люблю такого умного, несравненного человека, как Хаким? Разве не из-за него я отправилась в этот опасный путь вместе с солдатами?»

— Есть, — сказала Мукарама и отвернулась к окну.

В маленькое, тусклое, как глаза старца, окошечко не было видно, что творилось в мрачной осенней степи. Девушка представила милые черты своего возлюбленного, который снился ей каждую ночь. Ей виделось, что по берегу далекого Яика неслась конница. Впереди скакал смуглый всадник, красивее всех остальных джигитов. У всех гордая посадка, в руках у них сверкают сабли, а коки под ними мчатся, споря с ветром. Впереди в белой шубе — командир, под ним — белый горячий конь. Вот командир привстал на стременах и оглядел в бинокль окрестности. За ним, чуть позади, небольшой группкой скачут адъютанты. Командир на белом коне взмахнул саблей, и в одно мгновение все вокруг превратилось в сплошной свист, гул и топот.

— Ветер сердится что-то… — сказала Айша, приглашая Мукараму на разговор. — Он, наверное, ученый джигит? Тоже локтр?

Мукарама очнулась.

— Нет, он не доктор. Может быть, когда-нибудь станет доктором. Он мечтает в Москву поехать учиться. Мы оба учиться будем. Вы знаете, какой он джигит?

Айша засмеялась, покачала головой.

— Он казах. Мы в одном городе учились, вместе гуляли. Только в этом году расстались… Проклятые белые разлучили нас. С нами здесь его старший брат, певец. Мы все едем к Хакиму и его товарищам. У них там своя армия, настоящая! Большая-пребольшая армия! Из самой Москвы идет. Скоро встретимся. Мы им навстречу идем…

— Соскучилась, видать, по мужу. А детей нет у вас?

Мукарама покраснела.

— Нет, я ведь еще молодая. Он тоже. Ему только восемнадцать лет. Мы еще не поженились… Мы только решили. Я моложе вас на четыре года.

Женщина, заметив смущение девушки, посерьезнела и спросила о том, что ее давно волновало:

— Мы слышали, что у большевиков аскеры. Они расстреливают людей, угоняют скот. Ваш сосватанный джигит, значит, среди них?

— Нет, Айша, не сосватанный. Мы друг друга полюбили и решили до самой смерти быть вместе.

— А разве несосватанной можно выходить замуж? — поразилась Айша.

— Кого полюбишь, за того и надо замуж выходить.

— Как это у образованных все просто получается, — заключила Айша, не то с осуждением, не то с жалостью.

Потом Мукарама стала рассказывать о товарищах Хакима, о дружинниках, о цели похода. Она старалась, как могла, развеять страх Айши.

— А насчет того, что красные аскеры расстреливают — это неправда, Айша! Эти джигиты — казахи, татары, башкиры. русские — так же, как и мы, мечтают о свободе. А слухи распустили белые казаки, что, мол, красные, большевики, убивают людей, угоняют скот. Вы же сами видите джигитов, которые сидят рядом, в той комнате. Товарищи Хакима такие же люди.

Женщина молча принялась стелить постель. Мукарама положила девочку и стала нежно приговаривать:

— Спи, спи, Зауреш, спи, дитя мое. Вырастешь— большим доктором будешь. И мать твоя хочет, чтобы ты стала доктором.

Женщину удивила привязанность Мукарамы к ребенку. «Бедная, истомилась по суженому, рвется к нему… Как со своей дочерью, возится с Зауреш. Мусульманка все-таки, хотя и татарка…»

Мукарама так и уснула, не раздеваясь, рядом с девочкой. Айша положила ей под голову подушку, долго смотрела на юную красивую девушку, безмятежно спавшую рядом с ее Зауреш, и, кто знает, может быть, в ее мечтах маленькая Зауреш была уже большим доктором…

— Через два дня на третий, утром! Сигнал, как мы условились, огонь! Первым делом уничтожить дом, где остановились командиры. Действуйте решительно, господин Аблаев, чтоб потом не пожалели!

Напутствие старшины прозвучало, как приказ; поручение его полностью соответствовало загадочному плану похода.

— Можете не беспокоиться: этот дом станет лучинкой для большого пожара, господин! — ответил Аблаев Азмуратову.

Так говорили между собой два преданнейших офицера Жанши и Гаруна-тюре после убийства Сальмена и Жанкожи.

Азмуратов ударил коня камчой и поскакал. Мамбету он сказал, что офицеры находятся в Уиле и что отряд вернется в Ащисай ровно через неделю. Однако на самом деле, юнкера стояли в Кара-Тюбе, в пятидесяти верстах от дружинников, и чтобы привести их, было достаточно двух дней. На третий день ночью Аблаев должен был напасть на командиров, поджечь дом, а в это время в аул ворвется Азмуратов с отрядом и перерубит всех дружинников. Азмуратов знал, что только Аблаеву можно доверить осуществление такого плана.