Генри Хаггард - Она и Аллан
Скажи это Белой Королеве, Макумазан, и еще скажи ей, что если она захочет отправить меня в то место, откуда нет возврата, я, тот, который не любит этот мир, не буду винить ее, хотя, по правде говоря, уже решил для себя умереть в сражении. Теперь я все сказал.
Когда я перевел Айше его слова, она ответила так:
— Его дух так же силен, как и его тело, а как насчет твоего духа, Аллан? Ты так же готов рисковать до последнего? Знай, что я ничего не могу пообещать тебе, кроме как отправить твою душу в глубины смерти что я могу сделать, хотя в этом я не уверена, — ты должен пройти через ворота смерти, они могут закрыться за твоей спиной, и сделает это рука более сильная, чем моя. Более того, я не знаю, что ты найдешь там, потому что у каждого из нас есть свои рай и ад или и то и другое, куда рано или поздно он все равно отправится. Пойдешь ли ты вперед или назад? Ты должен сделать выбор, пока у тебя есть время.
Во время этого разговора я чувствовал, что мое сердце трепещет, как засохший лист, если я могу использовать это слово, а моя кровь охладилась до состояния льда. Мог ли я проклинать себя за то любопытство, которое привело меня к тому, что сейчас я стою на краю ужаса, получив такой шанс. Я колебался и спросил Айшу, будет ли она сопровождать меня в этом странном путешествии.
Она засмеялась:
— Подумай сам, Аллан. Могу ли я сопровождать мужчину, желающего встретить свою любовь, которую когда-то потерял? Что там подумают или скажут, если они увидят мою руку в твоей?
— Я не знаю и не думаю об этом, — ответил я в отчаянии, — но это такое путешествие, в котором каждый ищет проводника, знающего дорогу. Не может ли Умслопогаас пойти первым и затем вернуться, чтобы рассказать, как все было?
— Если смелый и вооруженный белый господин, посвященный в последнюю веру мира, не постыдится бросить дикаря как перо, чтобы проверить ветер и посмотреть, прилетит ли оно обратно, или бросит его в огонь, такой приказ может быть отдан. Спроси его сам, Аллан, хочет ли он исполнить твое поручение ради тебя. Или, может быть, маленький желтый человечек... — и она замолчала.
В этом месте Ханс, который знал арабский и понял кое-что из нашего разговора, больше не мог сдерживаться.
— Но, баас, — он выбежал из своего укрытия за занавеской, — только не я. Я не хочу охотиться за привидениями, баас, они не оставляют следов, по которым вы сможете идти, и всегда находятся позади нас, когда мы думаем, что они впереди. И потом — так много людей ждет меня обратно, и как я могу бросить их, пока я сам чего-то боюсь? И если вы хотите погибнуть, когда ваш дух покинет вас, я должен быть рядом, чтобы достойно предать земле.
— Помолчи, — сказал я жестко. Затем, не в силах больше выносить насмешки Айши, потому что я чувствовал, что она смеется надо мной, я добавил со всем благородством, на которое был способен:
— Я готов пройти сквозь ворота смерти, Айша, если ты покажешь мне дорогу. Я пришел в Кор именно с этой целью, узнать, если смогу, живут ли где-то в другом месте те, кто уже покинул наш мир. Итак, что я должен делать?
Глава 21. УРОК
— Да, — ответила Айша, тихо засмеявшись, — ты пойдешь один, о ищущий истину Аллан, чье любопытство так сильно, что целый мир не может преодолеть его, даже если ты пришел в Кор не искать богатства и новых земель или сражаться с дикарями. Ты здесь даже не для того, чтобы посмотреть на некую Айшу, о которой тебе говорил старый мудрец, хотя я думаю, что тебе всегда нравилось срывать вуали, которые скрывают женские лица, если не их сердца. Да, это именно я привела тебя в Кор в своих собственных интересах, а не для твоего удовольствия, и вовсе не советы Зикали и его талисман, хотя если бы не белая женщина, похищенная Резу, ты никогда не предпринял бы такое путешествие и даже не нашел бы дороги.
— Как ты могла связаться с этим делом? — спросил я в гневе, поскольку нервы мои были на пределе, я и сказал первое, что пришло мне в голову.
— Это вопрос, над которым ты должен подумать, Аллан, какое-то время, над солнцем или под солнцем, обдумать многие другие вещи, связанные со мной, которые твой разум, запертый в железном ящике равнодушия и гордости, до сих пор не может понять.
Например, ты не можешь понять, и я уверена в этом, каким образом молния убила тех одиннадцать человек, чьи тела ты ходил осматривать час назад, и остальные, которые нетронутые. Да, я должна сказать тебе, что это не огонь убил их, хотя сила, которая бушевала во мне, могла многим принести смерть, их убило то, что зулусский шаман называл мудростью. Я убила их своим колдовством, потому что они выдали твою армию Резу. О, ты не веришь, но ты вскоре все поймешь, хотя бы мне пришлось убить тебя. Вот в чем дело, Аллан. Убить тебя достаточно просто, но убить тебя, чтобы освободить твой дух, который может вернуться, значительно сложней. Это единственное, что я могу сделать, и даже тут я не уверена в себе.
— Молюсь, чтобы эксперимент не удался, — встревожился я, но она прервала меня.
— Не прерывай меня больше, Аллан, своими сомнениями и тревогами, ты можешь вызвать большее зло, чем есть на самом деле, и сделаешь меня тоже неуверенной, лишив меня дара. Не пытайся улизнуть, потому что сеть вокруг тебя уже расставлена и тебе не укрыться, ты — как маленькая оса в паутине или как птицы перед глазами василиска.
Это была правда, потому что я не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Я был словно приморожен к этому месту, и мне не оставалось ничего, как только проклинать свою глупость и молиться.
Все это время Айша продолжала говорить, но из всего того, что она произносила, я не извлек ни малейшей идеи, потому что рассудок, который еще у меня оставался, был поглощен этими колдовскими заклинаниями.
Внезапно я обнаружил Айшу сидящей в башне, вокруг нее были колонны, а позади алтарь, на котором горел огонь. Все люди вокруг нее были в капюшонах, как у змеи, похожих на тот золотой, что был одет на ней. Этим змеям она пела, а они танцевали вокруг нее да танцевали вокруг на своих хвостах! Я не понял, что означала эта сцена, пока не догадался, что так богиня магии консультировалась со своими подопечными.
Затем видение исчезло, и голос Айши показался мне очень тихим и далеким, и ее красота представилась мне словно сквозь вуаль, как будто я обнаружил в себе новое чувство, которое не поддавалось обычному объяснению. Даже в этом состоянии я понял, что это последнее, на что я смотрел, должно быть великолепным. Хотя на самом деле нет, это была не последняя вещь, потому что краем глаза я заметил, что Умслопогаас, который сидел, упал назад, как мертвый, вместе с топором, который он все еще сжимал в руках, как будто его рука превратилась в лед.
После этого со мной стали происходить всякие непонятные вещи, мне даже показалось, что я умираю. Как будто бы меня подхватил сильнейший ветер и стал носить меня, как лист на зимнем ветру. На меня обрушилась страшная темнота, которая сопровождалась вспышками света, которые сверкали, как молнии. Я почувствовал обрыв под ногами, затем какая-то страшная сила подняла меня к небесам...
С небес я был скинут вниз, в водоворот чернильной ночи, в котором я постоянно кружился, как мне показалось, много часов. Но хуже всего было ощущение ужасного одиночества, от которого я очень страдал. Мне казалось, что вокруг во всей Вселенной не было ни одной близкой мне живой души. Я чувствовал себя частью Вселенной, которая в одиночестве вращается в космосе из века в век в неистовых поисках близкого человека и никого не находит.
Затем что-то сжало мне горло, и я чувствовал, что умираю, потому что жизнь покидала меня.
Теперь страх и все иные смертные чувства оставили меня, заменившись новым, духовным страхом. Я или, точнее, мое бестелесное сознание, казалось, просыпается для Страшного суда, и ужас состоял в том, что я представлялся своим собственным судьей. Мой дух, воплощение холодного суда, вырос, сел на трон, и с беспристрастностью я начал разбирать свои злодеяния. Как будто какая-то часть меня оставалась смертной, поскольку я мог видеть свои глаза, рот и руки, но больше ничего, но и они как-то странно выглядели. Из глаз текли слезы, изо рта вылетали слова, руки соединены, как будто в молитве тому духу на троне, которым был я сам.
Как будто мой дух спрашивал, как мое тело служит своим целям и использует свою силу. И в ответ — исповедь о несчастной истории моей жизни. Ошибка за ошибкой, слабость за слабостью, грех за грехом, никогда прежде я не понимал, насколько страшными были мои воспоминания. Я пытался облегчить жуткое впечатление несколькими случаями добра, но небеса этого не слышали. Казалось, что они уже собрали все мое добро и знают о нем. Они хотели знать о зле, а не о добре, которое улучшало жизнь, о зле, которое приносило вред.
