Анри Труайя - Крушение
— А как ты нашла Франсуазу? — спросил Жан-Марк.
— Я совершенно удручена! — ответила Мадлен. — Мысль о том, что она отказывается разводиться, выбивает меня из колеи! Если она когда-нибудь решит поговорить с тобой об этом…
— Она уже со мной говорила, и с Николя тоже, и с Даниэлем! Я попытался переубедить ее, но она ответила мне, видимо, то же, что сказала сегодня тебе. Поразительнее всего спокойствие, с которым она относится к столь ложной ситуации: намерена оставаться женой человека, который ее больше не хочет! Это не в ее характере! Разве что ей кажется, что наивысшее проявление гордости — всегда быть выше мнения остальных, даже если они над тобой смеются!
Мадлен подумала, что, говоря это, Жан-Марк, возможно, имеет в виду себя и Валери. Размышляя о возможных последствиях будущего брака, он наверняка изыскивает любые доводы, способные успокоить его душу. Он демонстрировал сейчас позицию человека, который уже принял решение, и выглядел совершенно потухшим. Они обедали вдвоем в маленьком ресторанчике на рю Канетт, знаменитом итальянскими деликатесами.
— Нужно оставить ее в покое, — продолжил Жан-Марк, — и надеяться, что в конце концов она одумается!
— Да-да, — нехотя согласилась Мадлен. — Боюсь, однако, что она ждет его возвращения…
Она начала расспрашивать племянника о его учебе. Экзамены по праву начнутся через три недели. Он не надеется сдать их. Треволнения нынешней жизни помешали ему готовиться, он пропустил много семинарских занятий… Если провалится, сделает еще одну попытку в октябре. Мадлен поняла, что будущее перестало быть проблемой для Жан-Марка, и огорчилась. Официант принес им блюдо с дымящимся ароматным оссобуко[23]. Жан-Марк съел три ложки и закурил сигарету. Мадлен сочла момент подходящим, чтобы заговорить с племянником об отце. Он почти сразу прервал ее:
— Не думаю, чтобы он действительно захотел снова меня видеть!
— А я уверена в обратном! Но он не знает, как помириться. Боязнь быть смешным парализует его волю. Это так огорчительно! Я бы очень хотела, чтобы Филипп был на твоей свадьбе.
— Если бы ты смогла добиться от него этого!.. — прошептал Жан-Марк.
Его лицо внезапно смягчилось, на щеках играли желваки, на виске пульсировала жилка. Глаза были влажными и печальными.
— Положим, между тобой и отцом все уладится — на что я очень надеюсь, — сказала Мадлен, — почему бы тебе после свадьбы не начать работать у него в конторе?
— Конечно, это было бы замечательно! Но я отказываюсь даже думать об этом! Главное — ни в коем случае ничего не говори Валери! Она не способна понять, насколько важно для меня восстановить отношения с отцом… Она думает, меня эта ссора устраивает…
— Она настолько недогадлива?
— Нет! Просто я стараюсь не выдавать перед ней своих чувств!
— Почему?
— Не знаю. Так получилось. Она играет роль. Я играю роль. Мы играем комедию друг перед другом. Забавно! Пока, во всяком случае. Но играть всю жизнь — это уже совсем другой оборот дела! Не волнуйся, это не мешает нам любить друг друга!
Жан-Марк горько рассмеялся, поел мяса, снова закурил, сказал:
— Я много рассказывал о тебе родителям Валери. Они хотят пригласить тебя на обед. Ты свободна завтра?
Мадлен предпочла бы встретиться с Жан-Марком и Валери наедине, но любопытство возобладало.
— Конечно, Жан-Марк, договорились.
Он взглянул на часы, обернулся к двери.
— Ты торопишься? — спросила Мадлен.
— Нет, просто, я назначил здесь свидание Жильберу.
— Жильберу?
— Да, это кузен Валери, я даю ему уроки.
— Ты даешь уроки? Я не знала!
— Конечно, ведь ты свалилась, как снег на голову! Что за бредовая идея — жить в Туке! Ты увидишь, Жильбер очень симпатичный! Он придет к десяти, чтобы показать работу по математике, заданную ему на завтра. Ты не против?
— Да нет же, конечно, нет, — ответила Мадлен.
Жан-Марк снова обернулся к двери.
— Он уже должен был быть здесь! — нервно произнес он.
И тут его лицо осветилось улыбкой. Мадлен увидела, что в зал входит молодой стройный белокурый юноша с таким ясным взглядом, что ей и самой захотелось улыбнуться. Жан-Марк представил их друг другу, заказал три чашки кофе.
— Так что там с твоим заданием? — спросил он.
Жильбер протянул ему страницу, исписанную цифрами. Жан-Марк пробежал ее глазами и сказал:
— Кажется, все верно… Во всяком случае, обоснование… Расчеты нужно будет последовательно проверить…
— Не стоит, — возразил Жильбер. — Даже если в работе и есть несколько мелких ошибок, не страшно!.. Какое милое местечко! Я здесь раньше не бывал…
— Да, — Мадлен кивнула. — Раньше я сюда часто приходила. Их коронное блюдо — оссобуко.
— Оссобуко? — переспросил Жильбер. — А, знаю, это очень вкусно, но страшно сытно!
К удивлению Мадлен, Жан-Марк рассердился.
— Ты-то почти ничего не любишь из еды! Будь твоя воля, ел бы жареную вырезку да зеленый салат!
— Великолепный рацион! — одобрила Мадлен. — Если бы я села на такую диету, то вернула бы себе форму лучшей поры молодости. Но в Туке слишком много искушений: свежая рыба, ракушки, раки, креветки…
— Да, вы ведь живете в Туке, — подхватил Жильбер, — я хорошо знаю эту часть страны. Бабушка с дедушкой часто возили меня в Довиль во время каникул. Мне тогда было лет четырнадцать или пятнадцать. В Туке еще есть прелестная, хоть и не действующая церковь…
Растроганная Мадлен воскликнула:
— Я живу совсем рядом, в бывшем доме священника, знаете?
— Нет… не помню…
— Ну как же, на улице, которая уходит влево от Трувиля.
— Да, возможно… да, конечно…
— Замечательный дом! — вступил в разговор Жан-Марк. — Чудо вкуса, гармонии и удобства!
— Итак, приглашаю вас в гости в любой момент, — подвела итог Мадлен.
Жан-Марк одарил ее таким благодарным взглядом, что Мадлен растерялась. Что такого необычного она сделала? Жильбер тоже казался взволнованным.
— Благодарю вас, мадам, — сказал он. — Мы обязательно приедем. Особенно теперь, когда у меня есть машина!
— Но пока нет прав! — вмешался Жан-Марк.
— Я снова сдаю экзамен на следующей неделе. Если хоть чуть-чуть повезет… Странно, но мы теряем половину жизни, готовясь к экзаменам — на водительские права, на степень бакалавра, на лицензию! С мая вся молодежь во Франции пребывает в состоянии тревожного ожидания. Вокруг меня все заражены вирусом «экзаменосдачи»!
— Не стоит так себя жалеть! — сказала Мадлен, смеясь. — Я вот окружена людьми, которым больше не надо сдавать экзаменов, сообществом бывших, и это очень грустно!
— Дипломы полезны для возбуждения жизненных сил!
— И для залечивания ран, нанесенных нашему тщеславию! — подхватил Жан-Марк.
— «Ах! Бесконечный эгоизм отрочества, усердный оптимизм: как расцветал мир тем летом!..» — продекламировал Жильбер.
— Рембо, «Озарения», — определил Жан-Марк.
— Точно. А вот еще:
«Я живу, я умираю; я сжигаю себя и тону;Я умираю от зноя в изнурительную стужу…»
— Ронсар?
— Нет. Луиза Лабе[24]. Неплохо, верно?
Сидевшая напротив Мадлен переводила взгляд с одного юноши на другого, как во время теннисного матча. Какой Жильбер живой, забавный и симпатичный! В его присутствии лицо Жан-Марка словно осветилось изнутри радостью и возбуждением. Увлеченные звучанием собственных голосов, они говорили обо всем и ни о чем, критиковали какой-то фильм, превозносили до небес театральную постановку…
— Вы обязательно должны посмотреть «Канареек — возмутительниц спокойствия»! — сказал Жильбер. — Это уморительное зрелище!
— Валери не слишком понравилось, — заметил Жан-Марк.
— Ну да, конечно! Валери всегда будет мне противоречить! А восстановленный «Ричард Третий»!..
— Вот это мне было бы интересно посмотреть! — сказала Мадлен. — Я когда-то восхищалась игрой Даллила… Признаюсь вам, что питаю страсть к Шекспиру!
— Значит, ты полная противоположность Валери! — заметил Жан-Марк. — Она настолько его не любит, что даже отказалась пойти с нами!
Жильбер хотел было что-то добавить, но промолчал, хотя проглоченная шутка искорками смеха плескалась в его глазах. Он, наверное, не очень любил свою кузину… Мадлен внезапно почувствовала, как сильно она устала. Ноги отяжелели, в висках стучало. Она попросила счет.
— Чем вы теперь займетесь? — спросила она, вставая.
— Проводим тебя, а потом… не знаю… выпьем где-нибудь, — ответил Жан-Марк, кинув на Жильбера дружеский взгляд.
Жильбер кивнул, соглашаясь. Мадлен вышла, тяжело прихрамывая, в сопровождении своего юного эскорта.
Они расстались с ней у дверей дома. Мадлен представляла себе, как они идут вверх по рю Бонапарт, а потом исчезают на залитой светом огней площади Сен-Жермен-де-Пре. Бог знает, почему они казались ей похожими на тех двух дельфинов, которых она видела с палубы корабля, увозившего ее в круиз к берегам Норвегии: они выскакивали из воды, черно-серые, лоснящиеся, опьяненные собственной силой и радостью жизни. Встреча с Жильбером оставила у нее ощущение неловкости, хотя она не могла не восхищаться его изяществом и элегантностью. Она радовалась, что у Жан-Марка появился такой замечательный друг, хотя ее смутно беспокоила привязанность племянника к этому мальчику. Разве это не странно, что за несколько недель до свадьбы он ходит в театр без своей невесты? «В прежние времена влюбленный юноша никогда бы не…» Мысли Мадлен потерялись в туманной дымке прошлого. После войны все изменилось, особенно отношения между людьми. В ее мозгу снова застучали молоточки тревоги. Как все это неприятно!
