Генри Хаггард - Она и Аллан

— Если так, Ханс, — отвечал я, — дьявол не так черен, как его рисуют. Но я советую тебе быть осторожным в разговорах, потому что стены имеют уши.

— Не имеет значения, кто и что говорит, баас, потому что она читает слова задолго до того, как они слетают с губ. Я чувствую, что она присутствует в этой комнате. Будь осторожен, господин, иначе она похитит твой дух и ты в нее влюбишься, а она может быть уродлива, иначе она не скрывала бы своего лица под вуалью. Вы когда-нибудь видели, что красивая женщина надевает на голову мешок, господин?

— Может быть, она делает это, потому что очень красива, Ханс, и боится, что сердца мужчин, которые смотрят на нее, растают.

— О, нет, баас, все женщины хотят растопить мужские сердца, кто больше, кто меньше. Иногда кажется, что у них в головах совсем иные мысли, но они не думают ни о чем другом, пока не становятся старыми и уродливыми, чтобы забыть о своих чарах.

Ханс продолжал молоть чепуху, возвращаясь, насколько я мог понять, по той же дороге, по которой мы пришли. Мы дошли до наших жилищ, где нас ждала приготовленная еда — жареная козлятина, кукурузные лепешки и молоко, а также кровати для двух белых людей, покрытые кожаными накидками и шерстяными одеялами.

Нас поместили в комнаты в доме, построенном из камня. Его стены когда-то были расписаны. Крыши не было, так что мы могли видеть звезды над головой, но, поскольку воздух был очень свежим и одновременно теплым, это было скорее преимуществом, чем недостатком. В самой большой комнате поместились мы с Робертсоном, в других — Умслопогаас и зулусы, а в третьей лежали раненые.

Когда Биллали показывал нам наше убежище при свете лампы, то долго извинялся, что оно не самого лучшего качества, потому что место это находится в развалинах, а строить что-то новое нет времени. Он добавил, что мы можем спать без опасений, потому что нас охраняют и никто не осмелится причинить вред гостям Той-которая-повелевает. На нее мы, по словам Биллали, произвели прекрасное впечатление. Затем он поклонился, сказав, что вернется утром, и оставил нас.

Мы с Робертсоном сели на лавки, чтобы поесть, но он казался настолько погруженным в свои воспоминания и грустные мысли, что я так и не смог втянуть его в разговор. Единственное, что он сказал, это то, что мы попали в странную компанию и те, кто обедает с Сатаной, должны иметь длинные ложки. Выразив себя в этой фразе, он упал на кровать, громко помолился в своей обычной манере «о защите от колдунов и колдуний» и заснул.

Перед тем как лечь, я навестил Умслопогааса, чтобы проверить, все ли хорошо у него и его людей. Я увидел, что он стоит у дверного порога и смотрит на звездное небо.

— Приветствую тебя, Макумазан, — сказал он, — ты, белый и мудрый, и я, черный воин, видели много странностей под солнцем, но никогда не видели такого, как сегодня ночью. Кто и что это такое, Макумазан?

— Я не знаю, — ответил я, — но жизнь стоит того, чтобы увидеть ее, даже под вуалью.

— И я не знаю, Макумазан. Или нет — чувствую, потому что мое сердце подсказывает мне, что эта женщина — величайшая из всех колдуний и ты должен хранить свой дух, чтобы она не украла его. Если бы она не была колдуньей, то напомнила бы мне Наду-Лилию, которая была моей женой, когда я был молод, потому что на ней были те же белые одежды, и, несмотря на другой язык, на котором говорит эта женщина, мне было странно слышать шепот Нады, той Нады, которая ушла от меня дальше, чем вон те звезды. Очень хорошо, что на твоей груди надет Великий талисман, потому что он защитит тебя от вредного влияния чужих сил.

— Зикали тоже принадлежит этому племени, — засмеялся я, — хотя смотреть на него менее приятно. Я не боюсь их. И если она не просто некая белая женщина, которая скрывает себя под вуалью, я надеюсь узнать от нее много мудрых мыслей.

— Да, Макумазан, такую мудрость, которую дают лишь духи и мертвые.

— Может быть, но мы ведь и пришли сюда, чтобы пообщаться с духами из прошлого, не так ли?

— О, — ответил Умслопогаас, — все это и еще войну, вот что мы должны найти здесь. Только я думаю, что битва будет сначала, потому что духи и мертвые могут околдовать меня и забрать мои силу и мужество.

Потом мы расстались, и я, слишком уставший даже для того, чтобы думать, прилег на свою кровать и тут же заснул.

Сон прошел, когда солнце было уже высоко, от громкой молитвы Робертсона, которая уже, признаюсь, начала действовать мне на нервы. Молитва, по-моему, — это личный разговор между человеком и его Создателем, минуя церковь, кроме того, мне совершенно не хотелось слышать обо всех грехах Робертсона, которых, как оказалось, было очень много. Не очень хорошо заниматься самобичеванием, не думая при этом о других людях, если только вы не священник и не умеете делать это профессионально.

Я вскочил, чтобы пойти и умыться, но столкнулся со старым Биллали, который стоял в дверях, созерцая Робертсона с огромным интересом и поглаживая свою белую бороду.

Он приветствовал меня вежливым поклоном и сказал:

— Скажи своему приятелю, что нет никакой необходимости падать на колени и подчиняться Той-которая-повелевает, когда он не находится рядом с ней. И даже тогда он должен хранить молчание, потому что такой странный язык, на котором он молится, может напугать ее.

Я рассмеялся и ответил:

— Он не молится Той-которая-повелевает. Он молится Тому-великому-который-на-небесах.

— В самом деле, Хранящий Ночь. Здесь мы знаем только одну великую, которая на земле, хотя, наверное, она иногда посещает и небеса.

— Неужели, Биллали? — спросил я с сомнением в голосе. — Не покажете ли вы мне место, где я мог бы помыться?

— Все готово, — ответил тот, — пойдемте со мной.

Я приказал Хансу, который прихватил ружье, последовать за мной с одеждой и мылом, которое, к счастью, у нас еще оставалось. Мы пошли по дороге вдоль каменных домов, окруженных сплошными развалинами справа и слева.

— Кто такая эта ваша Королева, Биллали? — спросил я, пока мы шли. — В ней явно отсутствует кровь амахаггеров.

— Спроси ее об этом сам. Я не могу ничего сказать тебе. Все, что я знаю, это то, что могу проследить свое происхождение на десять поколений назад и мой десятый предок говорил на смертном одре своему сыну, что Королева существовала всегда и, когда он был молодой, она уже управляла этими землями больше лет, чем месяцев в жизни.

Я остановился и уставился на него, потому что ложь была такой очевидной, что, казалось, лишила меня сил и рассудка. Увидев мое неверие, Биллали холодно продолжил:

— Если сомневаешься, спроси у нее сам. А вот здесь ты можешь помыться

Он провел меня через сводчатый дверной проем и дальше туда, где когда-то, очевидно, была купальня, похожая на римские постройки, которые я видел когда-то. Она была размером с большую комнату, сделана из мрамора, с наклонной крышей от трех до семи футов высоты, а вода стекала по большим трубам. Вокруг нее были открытые комнаты, которые купальщики использовали в качестве раздевалок. В коридоре стояли разрушенные статуи, а в конце его было некое подобие алькова, который защищал от солнца и непогоды, однако руки у некоторых статуй отсутствовали (некоторые я видел лежащими на дне ванны). Одна из статуй изображала обнаженную молодую женщину, приготовившуюся прыгнуть в воду, — это была прекрасная работа. Даже трепетная улыбка на лице девушки выглядела очень естественно. Эта статуя позволила мне выяснить две вещи. Во-первых, то, что купальня использовалась женщинами, а во-вторых, то, что люди, строившие ее, принадлежали к высокой цивилизации, кроме того, это была западная раса, поскольку нос девушки был семитского типа, а губы прекрасной формы были полными. Кроме того, ванная была настолько чистой, что я думаю, ее специально готовили для нас или других купальщиков. На полу я обнаружил решетки и обломки глиняной посуды, вероятно, в те дни воду нагревали посредством топки.

Остатки древней цивилизации восхитили Ханса еще больше, чем меня, поскольку он никогда не видел ничего подобного. Ему показалось это настолько странным, что он не преминул сообщить мне, что это явно творение рук ведьмы. Тем не менее я принял столь необходимую мне ванну. Даже Ханс был вынужден последовать моему примеру — я редко видел это раньше — и, усевшись в самую мелкую часть ванны, побрызгал себя водой.

Затем мы вернулись домой, где нас ждал замечательный завтрак, который принесли нам высокие молчаливые женщины. Они рассматривали нас краешком глаза, но не проронили ни слова.