Самсон Шляху - Надежный человек
Многие из мастеров не упускали случая сработать что‑либо на сторону, сбывая вещи на рынке. Одним словом, артель была не очень похожа на ту, за какую себя выдавала, дозволенная властями и в то же время подпольная, о чем, разумеется, прекрасно знала полиция, получившая заранее установленную мзду — и за «случайные» приработки сектантов, и за деятельность самой секты, в общем‑то словно бы и запрещенной. Таким образом, если немного присмотреться, то становилось ясным: в это коммерческое заведение, сплошь заваленное старой жестяной рухлядью, не зайдет без дела ни один человек, если же такое и случится, то неусыпная сестра Параскива тут же заметит посетителя и незамедлительно выйдет ему навстречу. Нечего греха таить: в случае нужды у нее всегда были под рукой «братья» во Христе, прекрасно умевшие обращаться с непрошеными гостями.
Более удачное место трудно было даже представить. В особенности если учесть полулегальное существование секты, работу фабрики, четко разделенной на два филиала. Тут клепались жестяные банки и готовились на продажу свечи, устраивались запрещенные законом молитвенные собрания. И все это — без каких‑либо запоров на дверях, без счетоводов и несгораемых касс. Для того чтобы вести дело, достаточно было одной сестры Параскивы.
За комнату он не платил — работал по нескольку часов в день слесарем и даже получал какую‑то приплату.
Однако важнее всего — подходящие для конспирации условия, не говоря уже о том, что после соответствующей обработки некоторых «братьев» баптистов можно было привлечь к секретным заданиям. Здесь можно было печатать листовки,4хранить литературу.
Но в этом случае нужно было бы искать другое жилье, отказаться от столь надежного укрытия.
Соблазн был велик, и Волох часто думал, не решиться ли наконец на такой обмен. Конечно, тяжело было видеть сильных, крепких мужиков бьющими поклоны и склоняющими колени перед ликами святых. «Черт побери, не иметь даже права вмешаться в их дела, хотя бы надеяться на то, что в какой‑то день они распрямят спины! Бросят свою работу… Свечник — что это за специальность? Свечник!.. — Он на минуту задумался, охваченный неожиданной мыслью. — Свечник!..»
Между тем хозяйка дома, сестра Параскива, угадывая в нем хорошего работника, к тому же ведущего скромный, аскетический образ жизни, надеялась со временем также обратить его в «брата», нужного и секте и предприятию.
Постепенно она стала посвящать Волоха в сокровенные тайны баптизма. Тот сопротивлялся, отговариваясь, что не может так легко отказаться от своей веры, от истинной православной церкви. И все же какую‑то надежду сестре Параскиве он подал: чтоб не выгнала на улицу.
И вновь стал искушать соблазн. Чего только нельзя было изготовить в мастерской, каких, например, деталей для печатного станка или других нужных вещей… Закоулок Гаврилэ Грозана не шел ни в какое сравнение с подвалами дома Параскивы! Любые, самые сложные предметы могли изготовлять эти искусные мастера; а какую пользу могли принести «братья», расхаживающие по городу со своими жестяными коробками, грузчики, собирающие всякую рухлядь, связные, поддерживающие контакты с баптистами из других мест? Кому придет в голову, что эти фанатичные, непреклонные в своих верованиях сектанты могут быть завербованы… в состав подпольной группы? Ладно, ладно, не лезь вперед батьки в пекло…
Ему не с кем было даже посоветоваться, и для того, чтоб не совершить непростительной оплошности, он решил до поры до времени потерпеть, поближе изучить этих люден. Трудно было поверить в то, что дело держалось на одной сестре Параекиве, — найдутся, наверно, внутренние связи, быть может, более существенные. Важнее всего было раскусить, чем дышат «братья», которые вертятся на рынке, продавая свечи. Их следовало прощупать в первую очередь.
Однажды в мастерской появился какой‑то мужчина, на первый взгляд довольно странной, необычной внешности. Он свободно открывал двери одну за другой, здоровался с каждым, кто встречался на пути, с нескрываемым любопытством рассматривал все, что попадало в поле зрения, присматривался к работе мастеровых… И делал все это с такой обезоруживающей простотой и естественностью, что любые подозрения, какие мог бы вызвать незнакомец, отпадали сами собой… В руках у него был портфель с замком, и он открыл его, как только кто‑то из братьев провел гостя в апартаменты Параскивы.
— Некоторые называют меня Косым, — робко, чуть ли не покраснев, проговорил он. — Но вот тут, — он хлопнул рукой по портфелю, — лежит удостоверение… И если вас интересует, чем я занимаюсь…
«Сестра» любезно пригласила его присесть.
— Чем можно вас угостить? — спросила она. — Чашечку кофе? Варенье?
— Я состою на службе… вот этой, — он вытащил из портфеля удостоверение.
— Я полностью в вашем распоряжении, — послушно и почтительно проговорила хозяйка.
Гость отхлебнул кофе, попробовал варенья, что же касается вороха бумаг, который выложила перед ним хозяйка, то даже не дотронулся до них.
В это время в комнате появился брат Канараке. Он принес еще кучу каких‑то справок, подтверждающих инвалидность «братьев», освобождение от трудовой повинности по возрасту, прочие льготы…
— Изделия из жести, само собой, никого не интересуют, — заявил гость. — Свечи — тоже. К нашему ведомству они имеют весьма косвенное отношение. Хотя, признаюсь, мне очень понравилась ваша система открытых дверей. С одной стороны, легче вовлекать новых братьев по вере, — стал бормотать пришедший, исподтишка разглядывая мастеровых, сновавших под окнами, намеренно хромая, самым невероятным образом горбясь и скрючивая шеи… — У вас много хороших работников, насколько могу понять? — спросил он сестру Параскиву. — И, конечно, ни одного развратника или картежника — такие бывают только среди безбожников… Мне, по правде говоря, это нравится… я всегда ценил умных людей…
Он поднялся и стал ходить по комнате, стараясь разглядеть поближе мастеровых, собравшихся к тому времени по распоряжению сестры Параскивы. Потом сказал:
— Видите ли, словоохотливых людей найти не так уж трудно, но судьбы людские решают не они, а великая армия молчальников. Поэтому нужно научиться понимать смысл их молчания. Уметь понять вовремя, почему оно «улыбается», почему «скрипит зубами», — и сразу все станет ясно. Так вот, что скажете: есть среди вас бунтари? Не может быть, чтоб не было! — искренне удивился он, поймав между тем на себе косой взгляд Волоха.
Волох стал судорожно припоминать: где это было? Когда? На какой‑то узенькой боковой улочке. Вспомнил! После того как ушел из комнатушки Виктории, оставив там ночевать Зигу… Да, да, он взял на себя этого типа, стараясь увести подальше от дома «швеи»…
Узнал ли и тот его, Волоха? Маловероятно. Во всяком случае, если и узнал, то не подает виду. Нет, нет, исключается: шпик ничего не помнил.
Нельзя кому‑либо говорить об этом визите, в особенности Илие, которому он имел неосторожность дать адрес, думал Волох, ожидая меж тем, что Кику рано или поздно у него появится. Да, в особенности ему… Когда-то, еще в тюрьме, Волох предложил ему пойти работать в военную пекарню — и тому удалось это без всякого труда. Подозрительно! А потом, потом? Его попросили любой ценой связаться с товарищами на воле, и Кику преспокойно передал буханку хлеба, разрезанную пополам… Все дело в том, не испробовал ли кто‑то еще вкус того хлеба… Пекарь видите ли, выполнял поручение «советских патриотов» только потому, что ему понравилось, как они держались в тюрьме, куда сам попал за обычную драку где‑то на городской окраине…
Склонившись над тисками, Сыргие под равномерные движения ножовки стал припоминать тюрьму. Первым политическим заключенным, какого встретил там Илие, был он, Волох. Правда, когда Кику появился в камере, Сыргие был в обморочном состоянии — из‑за голодовки. Эднако потом тот сам представился Волоху и ни с того яи с сего попросил доверить какое‑либо задание. Сыргие, разумеется, стал выспрашивать, чего ради он пришел к решению, связанному с риском и готовностью жертвовать собой.
— Мне довелось увидеть, как ты держался, когда фашисты допрашивали в камере пыток.
— Как держался?.. Но почему ты сам оказался там — не держал, случайно, арапник?
— Нет, — ответил тот. — Приказали принести воды... лили тебе на голову. Когда ты пришел в себя, я видел…
— Но как ты мог знать что‑либо обо мне, если оказался я тут только потому, что попал в облаву? Не успел вовремя поменять удостоверение личности.
— Узнать было просто: в кровь они разбивают только коммунистов.
Зная, что уголовники часто прислуживают гестаповцам, Волох послал его ко всем чертям.
На какие только ухищрения не шел Кику, чтоб Волох в конце концов поверил ему!
