Эйсукэ Накадзоно - Тайный рейс
— Неправда. Вы собирались навестить Цой Ток Чхона, — холодно заметил Могами. — Но предварительно нам нужно с вами кое о чем поговорить.
— О чем?
— Вот что, милейший Цой! Не будем играть в прятки! С тех пор как вы посетили наше бюро под тем предлогом, что заботитесь о своем племяннике Ток Чхоне, нам стало известно, что. за вашей спиной действует рука Центрального разведывательного управления вашей страны… Ничего удивительного! Вы, вероятно, и в Сеуле слишком усердно старались в пользу племянника. Это привлекло внимание разведки. Кончилось тем, что с помощью угроз и сладких речей вас завербовали. А теперь, видно, прислали с заданием в Японию… Ничего в этом постыдного нет. Это не такое уж редкое явление, люди есть люди. При этом вы не забываете и о собственных интересах. Или, вернее, об интересах семьи Цоев в целом. Печетесь, так сказать, о будущем этого рода! Короче говоря, вы заключили с разведкой определенную сделку. Что ж, это похвально…
Машина теперь медленно катилась по темным аллеям Дзингу-Гайэн. Разговорчивый Могами, словно наслаждаясь плавным ходом машины, которая, казалось, скользила, как лодка по озерной глади, весело продолжал:
— Мы тоже заключили сделку с этой разведкой. Договорились, что мы ей не мешаем работать, а она — нам. Одним словом, договорились сотрудничать. Нелегкое это дело. Оно может измотать вконец… Зато, если все идет гладко, можно создать настоящее «произведение искусства», которое войдет в историю. Вот нам и хочется создать такое произведение. Шедевр, скрытый от глаз простых смертных, невидимый для них и доступный лишь посвященным, знатокам… Но, как говорится, все мы в этом мире часто блуждаем в потемках. Иной раз и не все учтешь. Итак, что же вам сейчас сказали в резиденции Кана?
— Мне сказали, что бывшая личная секретарша найдена мертвой и что поэтому надо торопиться, — ответил старик, как бы примирившись с необходимостью открыть карты.
— Правильно! Вы должны поторопиться с выполнением задания, — сказал Могами.
— Да, но поймите! Я не могу решиться! Что ни говорите, а он мой родной племянник, моя плоть и кровь!..
— Понимаю. Человек есть человек. Я предвидел ваши колебания, поэтому и решил встретить вас. Но вам сейчас нужно отбросить в сторону личные чувства и привязанности, все преходящее, что мешает достижению главной цели. Вы не должны забывать о заключенном вами соглашении. Во имя собственных интересов и интересов семьи Цоев!
— Мне… плохо… Прошу вас! Откройте, пожалуйста, окно!
Чувствуя, что у старика дрожат колени и он чуть не валится набок, Могами мигнул Амати. Тот сразу же опустил оконное стекло. Тяжело дышавший Цой Пхиль Сон начал жадно глотать воздух. И вдруг с неожиданным для старика проворством открыл дверцы и хотел выскочить из машины. Но Амати мгновенно схватил его сзади.
— До седых волос дожил, а ума не нажил. Так симулировать самоубийство — непростительная глупость. Послушайте, бросьте-ка эти дурацкие спектакли! — пожурил Могами старика. — От Кана вы еще можете убежать, но от нас вам это вряд ли удастся…
«Оппель» вдруг набрал скорость и, выехав из парка, помчался в сторону Аояма.
Примерно еще через час машина бесшумно подкатила к роскошному особняку Цой Ток Чхона в районе Синагава. Было около одиннадцати ночи.
Цой Пхиль Сон с видом виноватого прошел через сад и скрылся в дверях. «Оппель» бесшумно растаял в темноте.
— Где вы так задержались? Я несколько раз звонил в отель, но вас там не было. Я уже стал беспокоиться. Ночь такая темная, не попал ли, думаю, в какую-нибудь аварию. — Тон у президента фирмы, встретившего дядюшку у дверей гостиной, был явно недовольный.
Гостиная в этом доме была обставлена богато. На японских полках красовались фарфоровые вазы, статуэтки и безделушки старинной корейской работы. Убранство было во вкусе высших колониальных чиновников или японских промышленников-нуворишей. Одет был Цой тоже по-японски — в шелковое кимоно на вате. Недаром корейские коммерсанты между собой иронически называли его «полуцокальщиком», то есть «полуяпонцем». Но когда у Цоя бывал кто-нибудь из этих людей, он, демонстрируя свой патриотизм, нарочно доставал и с гордостью показывал знаменитую старинную вазу, расписанную великим Ли Чо. Ведь не кто иной, как он, за огромные деньги выкупил у японцев этот предмет национальной гордости Кореи.
— Как видишь, все в порядке, — отвечал дядюшка, опускаясь в кресло. — Только народу в этом Токио такая тьма, что быстро не доберешься.
— Зачем вас вызывал Кан? Какие-нибудь неприятности?
— Напротив. Все наши трудности и заботы, кажется, позади. Все благополучно разрешается.
— Наконец-то! — воскликнул Цой. После полученного сегодня от Могами известия, что Канако убита и труп ее обнаружен на Цусиме, он был сам не свой. Сейчас от сердца немного отлегло. — Что же вы мне сразу не сказали? Значит, поступили сообщения от Им Чи Хва?
— Да. От господина Им Чи Хва вернулся тайный курьер и передал на словах следующее: министр экономики господин О Сон Сок в спешном порядке конфиденциально обсуждает с господином Им Чи Хва вопрос о реорганизации «Южнокорейского вольфрама». Дело в том, что двадцатого числа в связи с экономическим кризисом пришлось уволить большое число рабочих и служащих…
— Вот-вот, так оно и должно было случиться! — перебил Цой дядю. — По имеющимся данным, в год там добывается около семи тысяч тонн руды, половину которой хотели продавать японцам. Но японцы увильнули, сославшись на отсутствие обогатительных фабрик. Это поставило корейскую сторону в крайне тяжелое положение. Все расчеты полетели вверх тормашками. В этом году японцы купят всего каких-нибудь пятьсот тонн. О, япошки хитрят. Они стремятся захватить в свои руки все дело. И если положение не исправить, придется закрывать рудники.
— Именно, — подтвердил Цой Пхиль Сон. — А рабочие волнуются и готовы бастовать. Их пока сдерживает закон о чрезвычайном положении. Но всему есть предел. В общем реорганизация рудников назрела. При этом пришли к выводу, что полумерами тут не обойдешься, что нужен решительный шаг.
— Что это значит?
— А вот что. Речь идет о преуспевшем в Японии крупном коммерсанте и корейском патриоте Цой Ток Чхоне… Считают, что нужно уже сейчас, не дожидаясь передачи власти в руки гражданских лиц, срочно пригласить его в Корею и поставить во главе реорганизации «Южнокорейского вольфрама». Словом, тебе нужно немедленно отправляться туда.
Пока Цой Пхиль Сон говорил, его морщинистые щеки слегка порозовели, голос оживился и окреп, и весь он словно преобразился. В этот момент он и в самом деле рисовал себе картину блестящего успеха племянника. Он уже видел, как Цой Ток Чхон приезжает на родину и становится здесь влиятельнейшей фигурой. Золото рекой течет в его руки, и он щедро делится своей славой и богатством со своей родней.
Разумеется, Цой Ток Чхон был на седьмом небе. С удивительной для его массивной фигуры легкостью он вскочил на ноги и начал кружить по комнате.
— Неужели наконец все свершилось? Возглавить реорганизацию — значит стать хозяином всего дела. Это не то что простое монопольное право на экспорт вольфрама! Если это произойдет, я вложу в дело весь капитал. Ведь оно будет давать три-четыре миллиарда в год!.. Но это не фикция?
— Конечно, нет! Но на худой конец ты получишь монопольное право на экспорт. А японская «Дайтокё сёдзи», с которой заключено временное соглашение, получит коленкой под зад. Не говоря уж об «Ориенталь», с которой контракт расторгнут. Можешь не сомневаться, отныне весь экспорт твой!
— Но пройдет ли все это так гладко, как ты говоришь? Обстановка, правда, там изменилась, но ведь деятельность-то политических партий пока запрещена! Как бы успешно ни шли дела у господина Им Чи Хва, разве военные не могут в любую минуту вмешаться и все поломать? — Лицо Цоя, только что сиявшее от счастья, вдруг приняло озабоченное выражение.
— Напрасно беспокоишься, все будет в порядке.
— Вы думаете? И еще одно. Господин Им Чи Хва наверняка будет расспрашивать меня об эмигрантской группе своего зятя Чон Су Капа, заботу о которой я, согласно обещанию, взял на себя. А тут произошла одна неприятная история…
— Я не знаю, о чем ты говоришь, но, по-видимому, ты все же не нарушил соглашения с господином Им Чи Хва и не перестал помогать его зятю? Надеюсь, что эту помощь ты будешь оказывать и дальше. Тебе нужно будет только подтвердить свое обещание. А остальное я беру на себя. Ведь, собственно, договаривался-то с ним я. Я с ним все и улажу.
— Да?
— Я ведь тоже поеду с тобой, так что не беспокойся! Ради достижения нашей цели я не жалел и не жалею своих сил и даже жизни. Да, я на карту поставил свою жизнь!
— Это верно, дядюшка, я знаю, — нежно сказал Цой.
