Исмаил Гезалов - Простор
Заявление Су-Ниязова было адресовано «Директору нового совхоза товарищу И. Ф. Соловьёву». «Вы знаете, — писал дядюшка Ян, — я старый каменщик, а на целине надо будет построить много хороших домов. Я хочу поехать на целину и работать у вас в совхозе».
Соловьёву было стыдно за свои подозрения, и он посмотрел на дядюшку Яна с виноватой доброжелательностью; а каменщик торопливо проговорил:
— Вы уж не отказывайте мне, Игнат Фёдорович. Уважьте мою просьбу. Не к лицу мне отставать от народа.
— Спасибо, дядюшка Ян. Спасибо. — Соловьёв проводил гостя до дверей и на прощанье крепко пожал руку. — Очень рад, что будем работать вместе.
Едва захлопнулась дверь за Су-Ниязовым, как в кабинет этаким колобком вкатился новый посетитель — старик казах, весь воплощение добродушия и чистосердечия. Роста он был небольшого, длинная редкая борода доставала до округлого брюшка, а тугие румяные щёки напоминали свежестью и цветом наливное яблоко. Завидев его, Соловьёв встал навстречу:
— Добро пожаловать, Мейрам-ата! Садись, пожалуйста. Как дела? Как здоровье Шекер-апа?
— Все здоровы, и дела, слава аллаху, неплохи! — ответил старик и, поудобней устроившись в кресле, с добродушным спокойствием заявил: — Вот пришёл ссориться с тобой.
Казалось бы, давно пора было Соловьёву привыкнуть к причудам уста Мейрама, который страсть как любил озадачивать и ставить в тупик своих собеседников, но всё-таки каждый раз, когда старик начинал говорить загадками, Соловьёв не мог скрыть своей оторопелости. Вот и сейчас: опешив от неожиданного заявления, Игнат Фёдорович в недоумении уставился на старика.
— Сколько лет ты меня знаешь, Игнат Фёдорович?
— Да уж около тридцати.
— Правдивы твои слова, сынок, — удовлетворённо кивнул старик. — Мы знакомы с тех давних пор, как ты приехал в наши края. Так почему же ты, — он повысил голос, — почему ты не послал за старым Мейрамом и не сказал ему: «Меня назначили директором большого совхоза, Мейрам-ата. Мне нужны опытные механики…»?
Соловьёв улыбнулся: и этот просится в совхоз!
— Я только вчера узнал о своём назначении.
— Только это и извиняет тебя, сынок, — с достоинством произнёс уста Мейрам и, сощурив глаза, неторопливо поглаживая бородку, продолжал: — Орлу для полёта нужны небеса, а мне, старому хлеборобу, нет жизни без земли. Я сын степей, Игнат. Нынче, на старости лет, учу молодёжь на курсах механизаторов, и дело это большое, нужное, но сердце моё, — он показал рукой на окно, — там, в степи!
Никогда ещё Соловьёв не видел уста Мейрама таким взволнованным. Он тоже взглянул в окно и задумчиво сказал:
— Понимаю… Понимаю, Мейрам-ата. Сегодня же поговорю в райкоме. Надо ведь, чтоб тебя отпустили с курсов.
— Отпустят! — с просиявшим лицом воскликнул уста Мейрам. — Ты только замолви за меня словечко Мухтару. Грех ему держать в городе старого тракториста.
— Ладно, Мейрам-ата.
— Спасибо, сынок! От всего сердца спасибо! До скорого свиданья, сынок!
Оставшись один, Соловьёв почувствовал прилив бодрости. В памяти возникли возбуждённое лицо Тараса, простые и мужественные строки заявления дяди Яна, написанного старательным, крупным ученическим почерком, ожидающие глаза уста Мейрама, всем существом рвущегося в пустынную степь. «С такими людьми горы можно свернуть, — подумал Соловьёв. — Недаром говорится: сила народа — сила потока».
Он взглянул на часы, и лицо приняло озабоченное выражение. Пора бы явиться и специалистам, о которых говорил Мухтаров. Где они застряли?.. Не было ещё и управляющего трестом, уехавшего в Павлодар. А может, он уже вернулся?..
Соловьёв поднялся и прошёл к окну. Так и есть: во дворе стояла забрызганная грязью машина управляющего. А вот хлопнула дверь, которая вела в соседний кабинет; из-за стены донеслись грузные шаги, и Соловьёв, испытывая чувство свободы и некоторого злорадства, поспешил к своему бывшему начальнику.
Управляющий трестом нервно расхаживал по кабинету. Увидев Соловьёва, он кисло улыбнулся и сразу же заговорил с плохо скрываемой неприязнью:
— Знаю, всё знаю. Вы небось на седьмом небе от радости? Что ж, Игнат Фёдорович, желаю удачи.
— Спасибо, — сдержанно поблагодарил Соловьёв. — Где же вы теперь будете работать?
Управляющий важно пожевал губами и с многозначительной медлительностью произнёс:
— Вот думаю… Мне предложили ряд весьма ответственных постов.
Соловьёв про себя усмехнулся. Поистине, горбатого могила исправит. Пора уж за ум взяться, а он всё бредит «ответственными постами». Ему бы только кабинет, телефон, персональную машину, и он будет доволен жизнью да ещё возомнит себя полезным работником!
В комнате царило неловкое молчание. Говорить было не о чём. Желая разрядить напряжённость, управляющий, словно вспомнив о чём-то, шагнул к столу и принялся с напускной сосредоточенностью рыться в бумагах. А Соловьёв, чтобы только не молчать, спросил:
— Из Павлодара должны прибыть специалисты. Не знаете, почему они задержались?
— Да они уже здесь! — с живостью обернувшись к Соловьёву, воскликнул начальник. — Вместе со мной приехали!
— Где же они?
— В столовой! В столовой!.. — управляющий от возбуждения даже руками замахал, так он обрадовался возможности выпроводить бывшего своего подчинённого. — Они вас ждут!
Через несколько минут Соловьёв уже входил в столовую. Народу здесь было немного, и Игнат Фёдорович без труда определил в двух незнакомых мужчинах, сидевших у окна и молча поглощавших котлеты, специалистов из Павлодара. Рядом стояли их чемоданы.
Один из приезжих выделялся своим явно городским «столичным» видом. На нём был новый добротный костюм, сшитый по последней моде, на чемодане лежала велюровая коричневая шляпа, на коленях покоился пухлый щегольской портфель. Ел он неторопливо, и с его холёного, чуть бледного лица не сходила гримаса высокомерного недоумения и иронической снисходительности: казалось, он сам удивлялся тому, как мог попасть в такую глушь, но в то же время решил, видно, принимать всё таким, как есть, — назвался груздем, полезай в кузов.
Второй специалист, казах, был одет попроще: его крутые плечи обтягивал серый пиджак, под ним виднелся наглухо застёгнутый меховой жилет, брюки были заправлены в голенища старых, но ещё крепких сапог.
— Простите, — сказал Соловьёв, почему-то обращаясь именно ко второму приезжему. — Вы из Павлодара?
Первый приезжий смерил Соловьёва оценивающим взглядом и с солидной небрежностью ответил:
— Вы не ошиблись. Мы из Павлодара. У нас направление в новый совхоз. Простите, с кем имею честь?
— Я директор совхоза. Соловьёв, Игнат Фёдорович.
«Горожанин» поднялся со стула и с дружелюбной готовностью протянул руку:
— Очень рад. Захаров, Иван Михайлович. Хочу поработать у вас в должности инженера.
— Да вы сидите, сидите — я помешал вам обедать…
— Не доев этих котлет, мы, я думаю, ничего не потеряем, — насмешливо проговорил Захаров и ещё раз со сдержанным любопытством оглядел высокого, подтянутого Соловьёва. — Так вы, значит, и есть будущее наше начальство? Я о вас наслышался в Павлодаре.
— Какое там начальство! — отмахнулся Соловьёв. — Мы все должны быть товарищами по работе, — он повернулся ко второму приезжему и приветливо спросил: — А вы наш новый агроном?
Тот тоже встал и, обменявшись с Соловьёвым сильным рукопожатием, назвал себя:
— Байтенов. Агроном.
Соловьёв сел рядом.
— Вы ешьте, не обращайте на меня внимания. Я уже позавтракал. Как ехалось?
— Путешествие — это всегда путешествие, — сказал Захаров. — Оно, естественно, утомляет, но зато видишь много нового. Мне ваши места нравятся, в них есть какая-то суровая поэзия.
Вот и прекрасно!.. А я, по правде говоря, беспокоился. Люди вы новые, привыкли к городским удобствам.
— Я не горожанин, — коротко заметил Байтенов.
— Вы разве не в Павлодаре работали?
— Да. Но лишь в последнее время.
Как ни старался Соловьёв разговорить Байтенова, ему удалось только узнать, что тот родился на берегу Балхаша, после окончания института работал агрономом в одном из предгорных совхозов и лишь весной прошлого года был переведён в Павлодар, в областной отдел сельского хозяйства. Доволен ли он был новым назначением, Соловьёв так и не выяснил. «Молчалив, сдержан, — отметил он про себя. — Посмотрим, каков в работе…»
Зато Захаров рассказывал о себе охотно:
— Я после института попал на Павлодарский механический завод. Завод большой, технически хорошо оснащённый. Инженер там первое лицо. Но я, видите ли, давно уже задумал диссертацию и материал для неё могу собрать только в совхозе. Кроме того, мне надоела городская шумиха, вечная эта суета и толкотня… Горожанина, — он добродушно усмехнулся над этой неизлечимой слабостью горожан, — всегда тянет на природу. Я вот всю жизнь прожил, в больших городах и пресытился ими; захотелось отдохнуть в сельской тиши, под раздольным степным небом.