Юрий Белов - Год спокойного солнца
— Как убито? — живо спросил Казаков.
— Кислотные дожди, — опять вздохнул Фрэнк и вяло улыбнулся, как бы извиняясь. — Промышленность выбрасывает в воздух окислы серы и азота, облака давно уже не безобидны. Бруктрот оказался бессильным в единоборстве с человеком. Мы — великая держава, располагающая огромными техническими возможностями, мы первыми послали людей на Луну, — а вот спасти озеро оказалось нам не под силу. Озеро… А у вас пустыня, одна из крупнейших в мире. В пустыне столько скрытых сил. Вы, конечно, слышали про трагедию Сахели. А я там был недавно, видел своими глазами. Но если бы только там… Вам не доводилось читать книгу австралийского ученого Тимбери «Битва за землю»?
Ата пожал плечами и вопросительно посмотрел сначала на Назарова, потом на Сомова, те тоже не слышали о такой книге.
— Он пишет о том, как природа мстит людям, которые слишком широко размахнулись с животноводством, — продолжал Фрэнк. — Из центральных пустынь материка суховеи несут пыль и песок, фермеры вынуждены бросать некогда плодородные земли. Исчезают леса, высыхают реки и ручьи, стада овец тают на глазах. Опустели хозяйства, царит полное запустение…
— Очень мрачная картина, — согласился Казаков. — Но нам это не грозит. Вы же видели Каракумский канал. Сибирские реки собираемся повернуть в Каракумы. Да мы, если только захотим… — Он словно бы поперхнулся и смущенно умолк, но взял себя в руки и уже почти совсем спокойно закончил: — если захотим, то горы с места сдвинуть сможем.
Внимательно посмотрев на него, Пэттисон кивнул в знак понимания, но опять сказал свое:
— Оптимизм это хорошо. Уверенность в себе тоже хорошее качество. Но брать… как это сказал ваш ученый? — Он полистал блокнот, нашел нужную запись и произнес не без ехидства: — брать милости у природы — не значит ли это рано или поздно увидеть, что очередной Бруктрот мертв?
— Это бесплодный спор, — улыбнулся Казаков. — Давайте отложим его, ну хотя бы на тридцать лет. Приезжайте, тогда и посмотрите. Время нас рассудит.
— Согласен, — засмеялся Пэттисон. — Ровно через тридцать лет, день в день. Прошу заказать гостиницу. А теперь, как говорится, вернемся к нашим баранам. Мне говорили, что вы какие-то новые колодцы внедряете. Расскажите, если не секрет?
— Какой тут секрет! — охотно ответил Ата, отодвигая в сторону ненужные уже бумаги.
Кирилл Артемович, который с любопытством следил за беседой и помалкивал, теперь оживился и вставил с некоторой долей подобострастия, весьма удивившей Назарова:
— Ата Казакович как раз и является автором механических колодцев.
— О! — воскликнул гость и посмотрел на главного инженера с новым интересом.
Казаков стал терпеливо объяснять сущность своих колодцев и даже схему набросал, не забыв помянуть про сходство с минаретом. А Назаров в это время пытался понять, какие же отношения у Сомова с главным инженером. Мог он по тайной злобе подсказать сыну тему статьи или просто сболтнул за обедом, не ведая к чему болтовня его может привести?
— При правом вращении бурового инструмента проходим основной ствол скважины, а когда долото достигает водоносного слоя, сообщаем инструменту обратное, левое вращение, при этом расширительные лапы расходятся и забуривают более широкое пространство, как это примерно и делается забойщиком при работе вручную.
Пэттисон слушал внимательно, лицо его было сосредоточено и строго, но когда Казаков закончил свой рассказ, гость заулыбался и попросил разрешение взять исчирканный лист с собой.
— Мистер Пэттисон говорит, — переводчик тоже улыбнулся, — что у себя на родине получит авторское свидетельство на это оригинальное изобретение и сделает большой бизнес.
— О, замечательная идея! — в тон гостю ответил Казаков. — Жаль только, что авторское свидетельство уже вручено изобретателю, и мистер Пэттисон рискует попасть в плагиаторы.
Не дожидаясь перевода, Фрэнк захохотал:
— Плагиатор! — И вдруг по-мальчишески застучал розовыми ладонями по столу, перстни прогремели. — Крэш!
Переводчик пояснил:
— Это слово имеет несколько понятий: грохот, крах, банкротство, падать, рушиться с треском, потерпеть аварию, разбиться.
— Все правильно, — кивнул Казаков, — на чужой каравай рот не разевай.
При этих словах Назаров с трудом сдержал смех, кашлянул в кулак, будто поперхнулся, и торопливо отхлебнул остывшего чая из пиалы. Казаков определенно нравился ему все больше.
Переводчик же переводить казаковские слова не стал, выжидательно глядел на него, что тот скажет по существу, и по этому взгляду Ата Казакович понял, что ляпнул лишнее.
— Вообще-то, если говорить честно, — краснея и опуская глаза, проговорил он, — к подлинному туркменскому колодцу мы только приблизились, преимущества его все-таки остаются. Если его удалось бы в самом деле вывернуть наизнанку, то он был бы похож не на минарет, а на трубу старинного паровоза. Помните? — Двумя жирными чертами он изобразил на бумаге раструб. — Колодезные мастера издревле роют ствол, постепенно расширяя его книзу. Получается подземный шатер, водозаборная, часть становится значительно шире, значит, и воды скапливается больше.
— И вы уже придумали, как делать такие колодцы с помощью механизмов? — живо поинтересовался Пэттисон.
— К сожалению, нет, — развел руками Казаков. — Но думаем, ищем…
«Чего же это он так выкладывается? — удивленно подумал Назаров; ему показалось, что Сомов бросил на него беглый недвусмысленный взгляд. — Никто за язык не тянул. Такой бумеранг запустил, себе же в лоб». Не удержавшись, он спросил:
— Выходит, кирка в единоборстве с буром торжествует?
— Ну какое это торжество, — пожал плечами Казаков, и было видно, что вопрос неприятен ему, — так, смех сквозь слезы. — И уже обращаясь к американцу, добавил: — Торжество старого над новым всегда временно. Сейчас в пустыню пришли гелиоопреснители, термоэлектрические генераторы, солнечные водоподъемники…
Гость кое-что уточнил, делая пометки в блокноте, и неожиданно спросил:
— И вас не страшит будущее? — Встретив недоуменный взгляд Казакова, захлопнул блокнот, спрятал в карман и пояснил: — Давайте не для печати, мне самому хочется понять… Восьмидесятые годы могут оказаться совсем не такими спокойными. Обстановка в мире… но здесь трудно загадывать. А «парад планет»? У нас в Штатах в еженедельнике «Ньюсуик» была опубликована статья американских ученых. Кажется, она называлась «Когда планеты выстраиваются в линию». В ней указывалось, что в 1982 году планеты солнечной системы выстроятся на одной линии по одну сторону от Солнца. Приливные силы вызовут на нашем светиле необычайное число солнечных вспышек, и это приведет к катастрофам на Земле — изменится скорость ее вращения, начнутся землетрясения, наводнения, тайфуны…
— Крэш? — улыбнулся Казаков.
Но Пэттисоны смотрели на него очень серьезно, миссис Джозина даже достала из сумочки очки, чтобы лучше разглядеть собеседника.
— Вы не считаете, что с Солнцем шутить нельзя? — закончил свою мысль Фрэнк.
По этому поводу писали и наши газеты, подробностей же Казаков не запомнил и теперь жалел, что читал не очень внимательно.
— Насколько мне известно, советские ученые не разделяют тревог американских коллег, — проговорил он и глянул на Сомова: — Вы помните, Кирилл Артемович, что у нас писали?
— Да, «Ньюсуик» переборщил, какие там катастрофы, — охотно отозвался тот, явно щеголяя осведомленностью. — Наши астрофизики доказали, что прогноз Гриббина и Плейджмена не имеет достоверных обоснований. А если при этом повысится солнечная активность, то будет меньше раковых заболеваний, к такому выводу пришли наши ученые-онкологи. У меня жена врач, я знаю.
— Есть такая зависимость? — удивился Пэттисон и переглянулся с женой. — Я не слышал. И все-таки как лично вы, — он снова выжидательно посмотрел на Казакова, — относитесь к возможным катастрофам?
— Лично я? — пожал плечами Казаков. — Думало, что не этих катастроф следует опасаться человечеству. А что касается высокой солнечной активности… — Он весело улыбнулся, обрадовавшись, что пришла на ум эта мысль: — Тогда мы перевыполним план на наших гелиоустановках.
Пэттисон ответил улыбкой на улыбку, но было видно, что ему совсем не весело, все эти вопросы волнуют его серьезно.
— Вы остроумный человек, а это лучшее из достоинств в наш век, полный тревог и страхов. Спасибо за беседу. У меня больше нет вопросов. Если есть у вас ко мне — пожалуйста.
Он перевел взгляд с Казакова на Сомова и Назарова, задержался на нем. Что-то дрогнуло в его лице, но он ничего не сказал и снова посмотрел на Казакова.
— Вопрос один, — ответил тот: — Мы можем ехать на пастбища?
— О, конечно! — обрадованно воскликнул мистер Фрэнк, поднимаясь. — Мы готовы, мы рвемся в путь, ибо движение есть жизнь. Так учит диалектика!
