Андрей Добрынин - Китаб аль-Иттихад, или В поисках пентаграммы

За столик опустился второй партнер. И этого человека я знал: его лицо, напоминавшее близко посаженными глазами, бесцветностью ресниц и розовостью кожи поросячье рыло, я не раз встречал и на страницах газет, и в толпе лощеных джентльменов у входа в лучшие клубы и рестораны Калькутты, куда я сам не заходил из соображений конспирации. Передо мной был Исмаэль Аткинс, отпрыск семьи Аткинсов, крупнейших текстильных фабрикантов Англии. Здесь Аткинс вел дела по закупке сырья, прежде всего хлопка. Всеми правдами и неправдами он добивался установления столь низких цен, что несчастные бенгальские крестьяне вымирали целыми деревнями от голода, если до этого их не успевали забить палками сборщики налогов. На его упитанном лице не отражались ни одно чувство, ни одна страсть, бесстрастием веяло и от всей его фигуры, облаченной в строгий квакерский сьют. Бесцветные глаза из–под поросячьих ресниц смотрели холодно и трезво. Как и Монахос, Аткинс тоже был сильным игроком и выигрывал чаще, чем проигрывал. Однако это меня не страшило, так как в своей сегодняшней удаче я странным образом совершенно не сомневался. Именно потому богатство партнеров меня чрезвычайно порадовало: из таких людей я мог вытянуть всю необходимую сумму. Наконец за столик уселся и четвертый партнер. Я на секунду отвлекся, пересчитывая в уме свою небогатую наличность, когда же поднял взгляд на последнего игрока, то лишь испытанная выдержка позволила мне скрыть внезапное потрясение. Прямо напротив меня восседал Дмитрий Быков и с необычной для него серьезностью смотрел мне прямо в глаза. Он ничуть не изменился, был все так же упитан, румян и красив, как валет из карточной колоды. Какое–то неуловимое движение, обращенное ко мне, пробежало по его лицу, и я понял, что Дмитрий предупрежден и знает все. Я, разумеется, не подал виду, что мы знакомы, и обменялся с ним такими же церемонными приветствиями, как и с двумя другими партнерами. После этого Дмитрий обрел свою привычную веселость и заявил: «Я вижу, туг собрались люди солидные. Надо договориться о цене очка». Он назвал такую сумму, что табачные глазки Монахоса метнулись по лицам партнеров и даже белесые ресницы Аткинса дрогнули. Я уже ничего не боялся и тут же выразил согласие, после чего воротилам бизнеса показалось неловко отступать. Они только как бы невзначай осмотрели и ощупали принесенную лакеем колоду, проверяя, нет ли на ней крапа. Быков начертил мелком на сукне табличку, куда надлежало записывать очки каждого из игроков, и со словами «Приступим, господа» принялся тасовать карты. Не стану утомлять читателя перипетиями игры, скажу лишь, что ради меня Дмитрий Быков в тот вечер рискнул своей репутацией и каждый раз, когда ему приходилось сдавать, виртуозно передергивал карту. При этом сам он находился даже в небольшом проигрыше, все его действия направлялись лишь к моему успеху. К концу игры Монахос и Аткинс по количеству набранных очков сильно отставали от меня, и чтобы отыграться, им требовалось идти на риск: заказывать крупные игры, или игры втемную, или и то, и другое. При последних раздачах очки за взятки начисляются, как известно, в утроенном размере, поэтому партнеры впились взглядами в мои пальцы, уверенно тасующие карты. Заметить, разумеется, им ничего не удалось, так как по части передергивания я всецело положился на несравненное искусство Дмитрия, сам же уповал на свое мастерство игрока. При игре я сохранял гробовое молчание, как и оба дельца, которых я после своей раздачи оставил каждого без двух при игре втемную. От такого удара даже Монахос наконец закрыл рот, обнаружив хищные складки, идущие от ноздрей к углам рта. Англичанин мог бы по–прежнему считаться образцом сдержанности, если бы его молочно–розовое лицо не расцветилось некрасивыми багровыми пятнами. А тут еще Дмитрий, чтобы побольше разозлить партнеров, а также отвлечь их внимание от своих рук, не переставая сыпал шуточками и анекдотами: то про греку, который ехал через реку, то про британского тупицу с обязательной анекдотической фамилией Аткинс.

Наступила последняя раздача. Сдавал англичанин. Оба буржуя заказали по четыре взятки втемную — если бы они их взяли, то могли бы пусть не отыграться, но резко уменьшить мой выигрыш, и тогда мне не удалось бы освободить Айше. Вдруг я увидел, как Аткинс несколько раз подряд грубо, почти не скрываясь, передернул карту. Я хотел было возмутиться такой наглостью, но Дмитрий под столом лягнул меня в коленную чашечку, и я увидел успокаивающее выражение на его лице. Хотя Аткинс и сдал себе покера и старших козырей, Дмитрий не моргнув глазом всучил ему лишнюю взятку, тем самым устроив ему перебор и обесценив все взятое ранее. Мы с Дмитрием взяли столько, сколько и заказывали, Монахос — всего одну. Настал момент окончательного подсчета очков. Как оказалось, больше всех проиграл Аткинс. С проклятием он выписал чек на 30 тысяч фунтов и швырнул его в кучу банкнот, уже громоздившуюся на столе, так как расчет производился после каждого круга. То же сделал и Монахос, только его чек был на 20 тысяч. Внимательно изучив чеки, я одобрительно кивнул, после чего оба капиталиста, с которых сразу слетел светский лоск, бормоча проклятия, удалились из зала. «Добрынин, вы меня презираете?» — устало спросил Дмитрий. «Ну что вы, друг мой, — похлопав его по руке, отвечал я. — Слабости и увлечения бывают у всех, но не всякий способен оказать другу такую услугу, как вы мне сегодня». «Спасибо», — вздохнул Дмитрий. Я сгреб со стола в саквояж деньги, и мы вышли из залы, провожаемые завистливыми взглядами игроков помельче. Краем глаза я успел заметить, что через другую дверь в залу вошел служитель казино в коричневой с золотым галуном форменной одежде. «Просим прощения, но из–за неполадок в электроснабжении заведение закрывается», — донеслись до меня его слова и возмущенные возгласы игроков. Мы с Дмитрием шагали по длинному коридору с дверями по обе его стороны. Вдруг я услышал сзади какой–то странный шум. Обернувшись, я не поверил своим глазам: из боковых стен одна навстречу другой выползали огромные плиты. Встретившись, они глухой стеной перегородили коридор. «Смотрите!» — вскрикнул Дмитрий. Я повернулся и увидел, как такие же плиты сходятся впереди нас. Мы оказались в ловушке, лишь две боковые двери оставляли какую–то надежду на освобождение. Я рванул ручку одной из них, но в этот миг открылась другая дверь, напротив. «Не стоит делать резких движений, сударь. Слишком большое везение часто перерастает в большую неудачу», — назидательным квакерским тоном проскрипел стоявший на пороге в окружении вооруженных громил Исмаэль Аткинс. «Не знал, что бандитизм теперь в моде среди миллионеров», — язвительно отозвался я. «Саквояж», — повелительно промолвил Аткинс, протягивая руку. «Что ж, извольте», — пожал я плечами, но тут же внезапно выпустил саквояж, схватил Аткинса за запястье и рванул к себе, одновременно выворачивая его руку. Негодяй застонал, а я молниеносно развернул его и прижал к себе спиной, левой рукой стиснув его горло. В правый бок Аткинса уперся ствол «люгера», который я успел выхватить из кармана. Громилы сделали было какое–то движение, но я рявкнул: «Только шаг, и я пристрелю этого недоноска. Дорогу!» Дмитрий обшарил карманы Аткинса и вытащил из них браунинг, а затем подобрал с пола саквояж. Бандиты расступились передо мной, и я через боковую дверь двинулся вперед по анфиладе каких–то комнат, в которых то и дело возникали все новые вооруженные фигуры. Видя своего шефа моим заложником, они не решались напасть. Дмитрий, пятясь и водя стволом браунинга из стороны в сторону, прикрывал мне спину. Толпа бандитов кралась вслед за нами, словно стая шакалов, выжидая удобного момента для нападения. Вскоре этот момент настал. Один из бандитов спрятался за статуей Меркурия и повалил изваяние на нас, когда мы поравнялись с ним. Если бы я потерял секунду на то, чтобы пристрелить Аткинса, то мраморный бог размозжил бы мне голову своим кадуцеем. Поэтому я отпрянул от своего пленника, швырнув его на пол сильным толчком. Раздался хруст костей и дикий вопль Аткинса — статуя раздробила ему ноги. Дмитрий машинально оглянулся на шум, и тут же кто–то из бандитов ударом дубинки выбил у него из руки пистолет. «Бежим!» — крикнул я, и мы с Дмитрием бросились наутек в безумной надежде найти таким образом спасение. Выбежав в следующий зал, я в отчаянии огляделся. Укрыться было негде: вперед уходила все та же бесконечная анфилада, на всем протяжении которой бандиты могли подстрелить нас, как зайцев, не утруждая себя преследованием. Они и собирались это сделать: человек семь из них сгрудились в дверях и заорали: «Стой!», направив на нас винтовки и револьверы, в то время как остальные пытались извлечь Аткинса из–под мраморного истукана. Сердце у меня защемило — я понимал, что негодяи не промахнутся. Дмитрий тоже остановился и печально посмотрел на меня. «Что будем делать. Приор?» — спросил он. Ответить я не успел. Страшный грохот раздался, казалось, прямо в моей голове, взрывной волной меня с силой швырнуло на паркет. На какое–то время я лишился чувств, когда же пришел в себя, то осторожно повернул голову и взглянул в дверной проем, где только что толпились орущие бандиты. Сейчас там уже никого не было, лишь облако дыма и пыли, заполнившее все пространство смежной залы, начинало выползать и туда, где на полу лежали мы с Дмитрием. «Что это было, Приор?» — приподняв голову и часто мигая, осведомился Дмитрий. «Бог его знает», — озадаченно пробормотал я и на цыпочках приблизился к дымившемуся дверному проему. У порога я невольно отшатнулся. Передо мной зияла пропасть, куда рухнули перекрытия всех нижних этажей. Пыль медленно оседала на груду обломков, которая образовалась внизу и в которой мой взгляд стал постепенно различать мягкие очертания человеческих тел. Я перекрестился и пробормотал: «Ля галиба илля–ллах». После этого я повернулся к Дмитрию, который уже поднялся с пола и стоял, растерянно ощупывая голову, запорошенную пылью. «Здесь оставаться нельзя. Уходим», — сказал я. За годы жизни профессионального игрока Дмитрий привык к неожиданным поворотам судьбы и прытко последовал за мной, прижимая к груди саквояж. По винтовой лестнице мы спустились на второй этаж и попали в опустевшую кухню, где еще не остыла плита, на которой готовили горячие блюда. Из кухни мы вышли прямо за стойку бара. Бар располагался в большом зале для игры в рулетку, где сейчас также не осталось ни одного человека. Мы перемахнули через стойку, успев только сунуть в саквояж пару бутылок «Баллантайна», и по широкому проходу между столами устремились к выходу. Внезапно двери залы распахнулись, и нашим глазам предстала новая толпа бандитов, возглавляемая Монахосом. «Убейте их!» — злобно визжал недостойный потомок древних афинян. Громилы, вооруженные самым изуверским оружием, включая опасные бритвы и топоры для рубки мяса, медленно двинулась на нас. В их рядах присутствовали подонки всех народов и рас, обитающих на Индостанском субконтиненте: чернокожие дравиды, бородатые сикхи в тюрбанах, португальцы–метисы из Гоа и белокурые бритты с красными лицами, измятыми пороком. Справа и слева путь к отступлению нам преграждали высокие столы для игры в рулетку, сзади возвышалась стойка бара. Между всеми этими предметами меблировки оставались лишь узкие проходы, загроможденные стульями, где врагам не составило бы труда нас настичь. Монахос, благоразумно пропустив своих приспешников вперед, из–за их спин продолжал вопить: «Вперед, трусы! Убейте их!» Вдруг мощный пинок в зад бросил его на ковровую дорожку, на которой он распластался в позе жабы, попавшей под колесо грузовика. Услышав стук упавшего тела, громилы обернулись. На пороге, изящно поигрывая обнаженной шпагой, стоял маркиз во всем великолепии своей белой контр–адмиральской формы. «Легавый!» — удивленно прохрипел кто–то, увидев форму. «Должен огорчить вас, любезный, я всего лишь морской офицер, да и то, пожалуй, в отставке, — вежливо объяснил маркиз. — Хотя я понимаю, что ваша встреча с полицией весьма желательна, — во всяком случае для полиции». «Спокуха, урки, это просто фраер. Щас я его урою», — заявил какой–то одноглазый португалец и двинулся к маркизу, поигрывая остро отточенным кухонным вертелом. «Жить надоело, козел?» — осведомился бандит. Не дождавшись ответа на свой идиотский вопрос, он побагровел от злобы и с криком: «На, получи!» — сделал резкий выпад вертелом, целясь маркизу в грудь. Однако, неожиданно для негодяя, какая–то сила отклонила его оружие, и оно вонзилось в пустоту, причем маркиз почти не пошевелился, сделав лишь легкое движение шпагой. По инерции бандит промчался мимо своего противника и, запнувшись о порог, с размаху полетел на пол. В следующий миг маркиз, как матадор, нанес негодяю изящный удар в то место, где череп соединяется с позвоночным столбом. Бандит, попытавшийся было приподняться, туг же снова рухнул на пол и замер. Маркиз медленно вынул из кармана батистовый платок и вытер лоб, а затем опустил руку с платком обратно в карман. Увидев этот расслабленный жест, остальные бандиты опомнились и сочли, что им представляется удобная возможность для нападения. Однако они жестоко ошиблись. Стоило им рвануться вперед, как раздались какие–то глухие хлопки. На белом кителе маркиза на месте кармана появилась дымящаяся дыра с обгорелыми краями, от которых отлетали клочья при каждом новом хлопке. Пять или шесть негодяев с глухим стуком почти одновременно повалились на пол и друг на друга, словно бурьян, подсеченный ударом косы. Никто из них не издал ни звука, так как все были убиты наповал — пули поразили их в лицо или в шею. Маркиз, стрелявший через карман, вынул и отбросил в сторону пистолет с опустевшим магазином. Несколькими взмахами шпаги раздвинув оторопевшую толпу бандитов, маркиз соединился с нами. Мы обнялись, затем я представил ему Дмитрия. «Наслышан о ваших подвигах, сударь», — пожимая руку маркиза, восторженно промолвил тот. «Вы мне льстите, — скромно сказал маркиз. — Кроме того, и ваш сегодняшний подвиг тоже впечатляет». Дмитрий поклонился в знак признательности. «Вы что стоите, болваны?! — опомнившись, заорал Монахос. — Вперед! У них же нет оружия!» Чтобы подкрепить свои слова, он выхватил кольт и открыл стрельбу, вынудив нас укрыться за столами. Прочие бандиты также взялись за огнестрельное оружие и стали кинжальным огнем прижимать нас к полу, оттесняя от стойки бара, где имелся запасной выход. Напряженно следя за перемещением врагов, ловивших удобный момент для смертельного выстрела, я вдруг заметил краем глаза в окнах, которые забыли зашторить, какую–то темную громаду, двигавшуюся по вечерней улице, заслоняя фонари. Я перекатился по полу, уворачиваясь от очередной пули, и вновь покосился на окно. Темная масса поравнялась со зданием казино, и вдруг над ней затрепетало пламя, похожее на взмахи крыльев оранжево–голубого мотылька. Туг же раздался характерный звук работающего станкового пулемета. «Станковый пулемет системы Максима, калибр 7,62, боевая скорострельность 250 выстрелов в минуту, емкость ленты 250 патронов…» — пронеслось в моей голове. Будучи в Тукумане, я закупал эти пулеметы, последнее слово военной техники, для оснащения своей армии. Огонь велся прямо по огромным окнам нашей залы. Под градом пуль оконные стекла в одно мгновение осыпались сверкающей и звенящей лавиной. Пули дырявили обои, рвали в клочья картины, расщепляли дерево и крошили лепнину. Бутылки подскакивали и рассыпались кучками осколков. Бандиты, поднявшиеся было, чтобы броситься на нас, вновь распластались на полу, закрыв головы руками. Свинцовый ливень между тем затих на мгновение, потребовавшееся пулеметчикам на то, чтобы сменить ленту, и тут же возобновился с прежним ожесточением. Один из громил в сикхском тюрбане и короткой кожаной куртке на голое тело, не совладав с нервами, вскочил и опрометчиво попытался выбежать из залы. Струя свинца стегнула его с такой силой, что он завертелся волчком и покатился по полу, остановившись только у стены, к обоям которой уже прилипли кровавые клочья его плоти, вырванные пулями, прошедшими навылет. Тем временем я заметил, что стрелки создали для нас мертвое пространство, сосредоточив огонь на той части зала, где отлеживались бандиты, не смевшие поднять головы. «За мной, к запасному выходу», — скомандовал я маркизу и Дмитрию и первым подал пример, перепрыгнув через залитую виски стойку бара. Друзья последовали за мной. В дальнем конце залы с воплем бессильной ярости приподнялся Монахос и вскинул револьвер. В ту же секунду его рука, перебитая пулей, нелепо дернулась, как у паяца, голова, в которую также попала пуля, мотнулась в сторону, и он рухнул на ковровую дорожку, вывернув шею так, что казалось, будто он прислушивается к происходящему этажом ниже. Мы спустились по винтовой лестнице. Маркиз, который, как оказалось, долго искал нас по всему дому, успел изучить планировку нижнего этажа и вывел нас к центральному входу. Когда мы появились на парадной лестнице, два дежуривших у дверей типа в форме служителей казино выхватили револьверы, но не успели выстрелить. Страшный удар, нанесенный снаружи, сорвал двери с петель, и они, рухнув внутрь, прихлопнули, как мух, обоих стражников. Через дверной проем я разглядел исполинскую ногу слона и сразу все понял. Выбежав на улицу, мы попали в объятия Виктора и Вадима Цимбала. Вадим с дерева видел, как мы с крупным выигрышем покинули залу для игры в покер. Однако когда после этого мы не вышли из казино вместе с толпой игроков, Вадим понял, что дело нечисто, и побежал к Виктору, ожидавшему со слоном на стоянке для экипажей. Он застал Виктора оживленно беседующим по–румынски с двумя какими–то оборванцами, в которых по газетным снимкам узнал Петю Коку и Лентяя. Последние собирались отомстить за румынского принца, подло убитого по приказу хозяев заведения. Только накануне они завершили подкоп под здание казино и явились полюбоваться, как рванет заложенная туда мина, а заодно и перестрелять из пулемета всех тех, кто будет выбегать из дома. Части разобранного пулемета они принесли с собой в двух мешках, пропахших почему–то тухлой рыбой. Когда собратья по террору оживленно делились новостями, прибежал встревоженный Цимбал, которого стражники не пустили внутрь казино. «А шо вы думалы?! — воскликнул Петя Кока. — Я ж вам казав: то ж натуральные бандиты. А ну, Витя, пидгони своего елефанта, мы з него зараз броневик зробым». Пулемет стали устанавливать на спине слона. В момент окончания сборки сработала мина, от взрыва которой затряслось все здание, а по мостовой Роберт — Клайв–роуд зазмеились глубокие трещины. Слон двинулся вдоль фасада заведения, Петя Кока поливал свинцом освещенные окна, а Лентяй подавал ленту. Сначала они палили наугад, но затем, разглядев ситуацию в зале для игры в рулетку, обрушили весь огонь на наших врагов,