Гылман Илькин - Восстание в крепости
На койке, рядом с играющими в карты, сгорбившись, сидел Погребнюк и читал полученное днем письмо. Всякий раз, дойдя до конца, он некоторое время задумчиво смотрел перед собой, потом снова принимался перечитывать письмо.
У окна на скамейке сидел солдат Демешко, пользующийся в роте славой шутника и балагура. Он что-то строгал перочинным ножом, напевая вполголоса. Его прямые светлые волосы свесились вниз, закрывая половину лица.
Бондарчук лежал на кровати, заложив руки за голову. Увидев на пороге товарища, он рывком поднялся и сел.
Романов чуть заметно кивнул ему.
Виктор облегченно вздохнул и снова откинулся на подушку.
Играющие в карты даже не обратили внимания на вошедшего. Только Демешко, оборвав на мгновение песню, вскинул голову и притворно сердито посмотрел на него из-под широких косматых бровей.
"Кажется, Демешко в курсе дела", — усмехнулся Григорий.
Он, не раздеваясь, повалился на свою кровать, все еще находясь под впечатлением только что пережитого.
Ему вспомнился весь разговор с Розой, ее поцелуй в сенях. Он не сомневался, что девушка эта легкого поведения, и все-таки не мог думать о ней плохо. Ведь ока спасла его от патруля! И потом, какое у нее хорошее лицо!
"Можете приходить в любой день, когда вздумается.." Как это следует понимать? "Дурак! — выругал себя в душе Григорий. — Зачем такая девчонка может зазывать мужчину? Да, но ведь она не выдала меня Варламову!.."
Из задумчивости Григория вывел Погребнюк. Поднявшись с кровати, он с силой хлопнул кулаком по столу.
Большая жестяная кружка, стоявшая с краю, упала и с грохотом покатилась по полу.
Все, кто был в комнате, обернулись и удивленно посмотрели на Погребнюка.
По щекам у солдата катились слезы. Скомканное письмо валялось под кроватью.
Демешко грубо рассмеялся.
— Ну, студент, что еще случилось? Приберег бы свои слезинки — пригодятся поплакать на могилке троюродной бабушки! Чего доброго, не хватит этой соленой водицы, то-то убиваться будешь! — Он покачал головой и глубоко вздохнул. — К черту всякую любовь! От нее только боль да страдания.
Демешко махнул рукой, отвернулся и снова затянул свою песню.
— Условились пожениться после окончания университета, — сказал Погребнюк сдавленным голосом, ник кому не обращаясь. — И вот она пишет, что уже окончила… А я…
Эх!..
Песня смолкла. Демешко обернулся и пристально посмотрел солдату в лицо.
— А ты почему недоучился?
— Дернула меня нелегкая принять участие в студенческой забастовке. На втором курсе… Несколько человек арестовали, в том числе и меня. Исключили из университета, готом забрали в армию. Попал во флот. Как она бежала за вагоном!.. И вот я…
Погребнюк не договорил. Плечи у него начали вздрагивать, он упал на кровать лицом в подушку и разрыдался.
— Эх ты, студент! — бросил Демешко, но на этот раз голос у него был грустный, как песня, которую он только что пел.
За окном чернела ночь.
Солдаты за столом, что стоял у дверей, продолжали резаться в карты, словно сговорились играть до утра. Шум не смолкал ни на минуту.
Виктор поднялся и подсел к Григорию.
— Где они? — спросил он тихо.
— У меня в сапогах.
На широкий лоб Виктора набежали морщинки.
Угадав мысли товарища, Григорий протянул руку и слегка сжал его пальцы.
— Не волнуйся. Я разуюсь в сенях и пронесу их сюда под ремнем. А завтра спрячем в тайник.
— Хорошо. Только не мешкай. Не забудь также передать Дружину и Сырожкину, что в следующую пятницу после обеда встречаемся на старой мельнице.
Бондарчук разделся и лёг.
Григорий встал, вышел в сени и скоро вернулся, держа сапоги в руках. Но не успел он лечь, как в комнату влетел усталый фельдфебель и набросился на играющих в карты.
— Вы что, сукины дети, отбоя не слышали? Живо по койкам!
Через минуту керосиновая лампа погасла. Все улеглись.
"Еще немного, и усатый черт накрыл бы меня в сенях! — подумал Григорий, поворачиваясь на бок. — Везет мне сегодня. Второй раз пофартило. Видать, под счастливой звездой родился".
Он так и уснул с улыбкой на губах.
Глава восьмая
В городе можно было часто встретить высокую, статную женщину, одетую с головы до ног в черное.
Все жители Закатал от мала до велика знали ее.
А в верхних кварталах, в районе, расположенном между женской школой и источником, каждому была известна и причина ее многолетнего траура.
Муж этой женщины Ордухан умер на чужбине в далекой Якутии, в краю, названия которого многие даже не слышали. Но где он похоронен, в могилу ли зарыт, — этого никто сказать не мог.
Ордухан был одним из самых уважаемых интеллигентных людей в Закаталах.
Окончив медицинский факультет Киевского университета, он вернулся на родину и начал работать врачом. В Тифлисе у него было много друзей-коллег, с некоторыми из которых он учился в Киеве.
Раз в месяц Ордухан либо сам ездил в Тифлис, либо товарищи из Тифлиса приезжали к нему в Закаталы. Многие интеллигенты городка завидовали такой крепкой другое.
Из Киева Ордухан приехал холостяком и спустя год женился на молоденькой учительнице русского языка в женской школе. Девушку звали Лалезар.
Детей у них не было.
Скоро слава об искусном враче Ордухане разнеслась далеко за пределами Закатал. В Тифлисе, Гендже, Нухе, Кахи и некоторых других грузинских и азербайджанских городах и селах хорошо знали Ордухана — отличного врача и общительного человека.
Не было случая, чтобы больной бедняк, пришедший в его дом за помощью, получил отказ.
Ордухан был не только образованным, начитанным человеком. Говорили, будто однажды в Киеве его арестовала полиция, заподозрив в неблагонадежности, но вскоре выпустила за недостатком улик.
Внешне спокойный и выдержанный, Ордухан всем внушлал доверие и симпатию. Никому и в голову не приходило, что этот человек вел бесстрашную, мужественную, тайную борьбу с царским правительством.
Но вот однажды по городу пронесся слух, будто ночью из Тифлиса прибыли три конных жандарма, сковали доктору цепями руки и увезли.
Все были поражены этим таинственным арестом.
Видные богачи города сначала рассердились, узнав, что с тюрьму брошен такой тихий, благородный человек, не сделавший никому зла.
Но вскоре все выяснилось. До Закатал дошла весть об открытом судебном процессе в Тифлисе. Врач Ордухан оказался ярым врагом самодержавия. Вместе со своими тифлисскими товарищами он долгое время вел подпольную революционную борьбу против царя и самодержавного режима. На процессе было выявлено, что врачебная деятельность подсудимых в городах и деревнях была только ширмой, прикрытием, а в действительности они сеяли смуту среди людей, подбивали их выступать против правительства.
Заговорщиков сослали в Сибирь.
Долго от Ордухана не было ни слуху ни духу. Все думали, его уже нет в живых.
И вот неожиданно Лалезар-ханум получила от мужа письмо. Какова была радость ее и всех друзей Ордухана, когда они узнали, что он жив и здоров.
Но недолго пришлось им радоваться. Через полгода пришло второе письмо, написанное уже не рукой Ордухана. Неизвестный друг извещал Лалезар-ханум, что муж ее замерз в степи во время внезапно налетевшего бурана.
Но в какой степи? Где его могила? Для всех, в том числе и для овдовевшей Лалезар, это навсегда осталось тайной.
В то время Лалезар едва минуло двадцать пять лет.
Двадцать пять лет! В жизни каждой женщины этот возраст принято считать весной. И вот в эту-то золотую пору цветения Лалезар-ханум, одна из красивейших женщин Закатал, сама погребла свою молодость под черным трауром. В глазах Лалезар-ханум отныне навсегда поселилась неизбывная печаль. Она начала сторониться людей, сделалась замкнутой, необщительной, нигде не бывала. Дорога от тихого домика у церковной площади до женской школы и обратно стала единственным местом ее прогулок.
Многие молодые люди из именитых семей города втайне сохли по красивой вдове, но открыться ей, признаться в своих чувствах не смели.
Бежали дни.
Отшельнический образ жизни превратил Лалезар-ханум в глазах одних в странное, загадочное существо, другие же относились к ней с предубеждением и даже враждебно. А немало было и таких, которые страдали и мучились по ней, снедаемые неразделенной страстью.
Уже давно никто не переступал порога ее уединенного жилища.
Но вот однажды вечером, недели за две до прибытия в город Особого Лебединского батальона, в ворота ее дома тихо постучали.
Глухой звук, похожий на всплеск воды в горном озере, в которое свалился вдруг обломок скалы, пронесся по двору, проник в дом и там заглох в его стенах.
