Анатолий Злобин - Самый далекий берег
— Пиши скорее, а то Обушенко самолет себе заберет.
— Упал в нашей полосе, значит наш. Честно говорю.
По льду двигался странный продолговатый предмет со скошенными краями. Предмет подъехал ближе — стало видно, что за ним ползет Джабаров. Он выставил лицо из-за щитка и подмигнул Шмелеву.
— Для вас, товарищ капитан.
Плотников разглаживал на планшете мятые донесения командиров рот. Он взглянул на щиток и бросил:
— Убьют.
— Меня не убьют, меня только ранят. А раненый я еще живее буду.
Это был щиток от полковой пушки, окрашенный белой масляной краской. Верхний угол был отбит, броня в этом месте зазубрилась и покрылась цветом побежалости. С внутренней стороны на краске проступали пятна крови. Края щитка загибались под тупым углом, он прочно стоял на льду.
Шмелев подвинул щиток, поставил перед собой. Берег закрылся — и ничто не напоминало о нем. Пулеметы трещали далеко-далеко, с каждой секундой уходили дальше.
Шмелев вздохнул и отодвинул щиток в сторону.
— Товарищ капитан, что же вы? — спросил Джабаров.
— Не годится. — Шмелев вздохнул снова. — Мне за ним берега не видно. А я должен немца глазами видеть. Иначе во мне злости не будет. — Шмелев пустил щиток по льду, и тот подкатился прямо к Плотникову.
Плотников оторвался от донесения, поставил щиток перед собой. Потом выглянул из-за щитка, посмотрел на берег и снова спрятал голову.
— Хороший щиток, — сказал он, — просто замечательный. Где ты его раздобыл?
— У артиллеристов на первой батарее. Все, что от них осталось. Хоть вы возьмите.
— Конечно. Замечательный щиток. — Плотников положил щиток плашмя и принялся раскладывать на нем бумаги. — От такого щитка грешно отказываться.
— Тащил, старался. — Д жаба ров с обиженным лицом отполз в сторону и лег около телефонного аппарата.
Немецкий снайпер, сидевший на колокольне, высматривал новую цель. Ледяное поле из конца в конец просматривалось из амбразуры. Немец медленно шел биноклем, рассматривая лежавших в цепи русских. Взгляд задерживался на отдельных фигурах, потом скользил дальше: немец искал русского офицера. Во рту немца скопилась слюна, он хотел было плюнуть ее — и тут он увидел на льду трех русских. Первый русский разглядывал какой-то продолговатый предмет, потом толкнул предмет по льду, второй русский взял его, спрятался за ним, потом положил на лед и стал что-то писать на нем. Третий русский лежал в стороне, и рядом с ним стаяли два телефонных аппарата. Еще несколько русских лежали вокруг этой центральной группы, иногда они вскакивали и бежали вдоль цепи, потом возвращались обратно.
Немец опустил бинокль и жадно проглотил скопившуюся слюну. Около немца на ящике для патронов стоял телефон — прямой провод к майору Шнабелю. Немец взял трубку:
— Господин майор, я имею важное сообщение. Я обнаружил русский командный пункт и на нем три старших офицера.
— Будь осторожен, Ганс, — ответил майор ,Шнабель. — Эти русские упрямы как ослы, а их командир, видно, упрямей всех. Убей его, Ганс.
Немец просунул ствол винтовки в отверстие амбразуры и нашел русских в оптическом прицеле; все трое были в одинаковых белых халатах, в касках, у всех троих были офицерские планшеты. Руки немца слегка дрожали от волнения, он выжидал, пока рука обретет прежнюю твердость, и поочередно подводил прорезь мушки под фигурки русских, выбирая цель.
Крупная тяжелая пуля ударилась в наружную стену, и было слышно, как шипит термитная начинка. Потом шипенье прекратилось. Еще одна пуля пролетела мимо. Немец понял, что русские обнаружили его. Он быстро убрал винтовку и взял термос с горячим кофе, чтобы успокоиться. Теперь он стал вдвойне осторожным.
Плотников кончил писать донесение. Рука у него замерзла, и Плотников спрятал ее за пазуху.
— Изобразил? — спросил Шмелев.
Джабаров подполз к щитку, взял донесение и передал Шмелеву.
— Одну атаку все-таки прибавил? — сказал Шмелев.
— Тебе что — жалко? — Плотников вытащил руку и подул на нее.
— «Уничтожено до двух рот немецкой пехоты», — Шмелев прочитал это с выражением и кисло усмехнулся.
— Не веришь? — Плотников был оскорблен в лучших чувствах. — Пойди посчитай.
— «По шоссе прошло сто сорок вражеских машин в направлении Большая Русса», — читал Шмелев. — Сколько прибавил?
— Ни одной. Ей-богу! Сам считал. Честно говорю.
Шмелев достал из планшета карандаш и подписал донесение.
Со стороны озера к Плотникову подполз толстый солдат с лицом, закутанным до бровей.
— Отдай щиток. — Солдат ухватился за край щитка и потащил его на себя.
— Кто такой? Откуда? — спросил Шмелев.
— Товарищ капитан, это я, Беспалов. Разбило пушку. Расчет весь ранило. Один я уцелел. И щиток...
— Отправляйтесь во вторую роту, — сказал Шмелев. — В распоряжение лейтенанта Войновского. Быстро!
— Пойдем, пехота. — Джабаров вскочил и быстро побежал по льду.
Беспалов беспомощно оглянулся, посмотрел на щиток и пополз на руках за Джабаровым, волоча по льду ноги.
Плотников вложил донесение в пакет и посмотрел на Шмелева.
— Вот если бы каждому солдату такой щиток, мы бы живо... Ой, что это? — вскрикнул он вдруг удивленно, вскочил и тут же упал лицом вниз. Лед расступился под ним, белая плоскость сместилась, потемнела, закрыла яркое солнце, вспыхнувшее в глазах, а следом встала дыбом вторая белая стена и закрыла его с другой стороны. Он увидел в темноте плачущие глаза и не мог узнать, чьи они, потому что мятая газетная страница плыла и крутилась перед глазами, ледяные стены поднимались и опрокидывались со всех сторон. Строчки разорвались и потеряли всякий смысл, а лицо в маске смеялось беззвучным смехом. В тот же миг черная вода прорвалась сквозь грани, плотно обволокла, сдавила грудь, живот, ноги. Он хотел позвать на помощь; рот беззвучно раскрылся, ледяная вода ворвалась в него, подступила к сердцу. Из последних сил он взмахнул руками, чтобы разогнать черную воду, перевернулся — и все кончилось.
Шмелев видел, как Плотников, вскрикнув, упал и перевернулся на льду, раскинув руки и быстро открывая и закрывая рот. Шмелев схватил его за голову и опустил — пуля вошла в плечо, как раз против сердца. Он расстегнул халат, полушубок и, чувствуя на руке горячую кровь Плотникова, достал медальон и партийный билет. Пуля пробила билет наискосок. Легкий дымок поднимался от руки и от билета. Шмелев достал бинт и стал медленно вытирать руки. Потом окликнул связных и сказал:
— Приготовиться к атаке.
глава X
— Хоть погрелись, и то хлеб. — Стайкин упал рядом с Шестаковым. Он часто дышал и смотрел на берег горящими выпученными глазами.
— Братцы, спасите! — кричал кто-то с той стороны, откуда они только что прибежали.
— Ранили кого-то, — сказал Шестаков и быстро пополз в сторону берега.
Молочков был легко ранен в руку выше локтя. Он полз, широко загребая здоровой рукой. Шестаков подполз и принялся толкать Молочкова руками.
У воронки они остановились. Глаза Молочкова нервно блестели.
— Все, ребята. Отвоевался. Идите теперь до Берлина без меня. А я — загорать. Нет, нет, ты меня не перевязывай. Я уж потерплю. Зима. Не страшно, что рана, а страшно, что замерзнешь. Откроешь ее, а она замерзать начнет.
— Я тебя до санитаров провожу, — сказал Шестаков. — Метров шестьсот отсюда.
— Проводишь, Федор Иванович? — возбужденно спросил Молочков. — А я тебе махорку подарю, мне теперь не нужна. Бери, Федор Иванович, бери всю, вот здесь, за пазухой, а газетка там есть, в кисете лежит, бери. Интересно, ребята, в какой госпиталь попаду? Далеко увезут или нет? Может, мимо дома поеду?
— Заткнись, сука. — Стайкин посмотрел на Молочкова и выругался.
— Зачем раненого обижаешь? — сказал Шестаков, пряча в карман пухлый кисет. — Ты раненого человека не обижай.
— А я что? — поспешно говорил Молочков. — Я ничего. Ты, старший сержант, не сердись. Я честно ранен — в правую руку. Я не виноват, что пуля на мою долю пришлась. Я пока целый был, все делал, как надо. Я шесть раз в атаку топал. На меня сердиться грех. Хочешь, тебе что-либо подарю? У меня зажигалка есть трофейная. Хочешь, отдам? Мне теперь ничего не нужно. А хочешь, каску тебе подарю, ты ее перед собой положишь.
— Заткнись. — Стайкин отвернулся. — Жмотина!
— Так пойдем? Проводишь меня, Федор Иванович? Тут мешки где-то складывали, может, завернем туда? А может, пробежим, Федор Иванович? А то уже рука что-то холодеет. И крови много вышло.
— Ползком лучше. Тише едешь — дальше будешь.
Молочков хотел повернуться на здоровый бок, и в этот момент пуля ударила его в шею. Фонтан крови выплеснулся на лед. Он вскрикнул, схватился за шею, захрипел. Шестаков хотел было поддержать его, но тут же убрал руки и перекрестился.
— Готов.
Широко раскрытыми глазами Стайкин смотрел на затихшего Молочкова, потом залез в карман Шестакова, вытащил кисет и стал курить цигарку.
— Сам накаркал. Ошалел от счастья. Прямо спятил. — Стайкин кончил вертеть цигарку и зажал ее губами. — Про зажигалку он говорил. Не видел, какая она?
