Андрей Добрынин - Китаб аль-Иттихад, или В поисках пентаграммы
План боя окончательно созрел в голове маркиза. «Капитан Гусман! — произнес он сухо. — Весь огонь сосредоточить на «Аякучо», кроме малых калибров. Сближаемся с ним на расстояние кабельтова. Маневрируем так, чтобы он закрыл нас от минной атаки. Комендорам малых калибров вести огонь преимущественно по миноносцам и легким крейсерам. Лейтенант Маркес, проверьте готовность лазарета — сегодня будет много раненых». «Есть», — ответили офицеры. Лейтенант вышел, а капитан Фернандо принялся отдавать команды в рубку переговорного устройства. Внезапно от силуэта «Аякучо» отделилось небольшое серое облачко, ветер донес гулкий звук залпа, и туг же левее курса «Пичинчи» с грохотом одновременно выросли три огромных водяных столпа. Некоторое время они, казалось, стояли неподвижно, бледно–зеленые над синей гладью океана, насквозь пронизанные светом. Затем они с величественным шумом обрушились в родную стихию. Тут же докатился новый гул, и три таких же столпа выросли прямо по курсу. «Это «Сан — Мартин»«, — промолвил капитан Фернандо. В кают–компании Виктор застонал, уминая пальцами вату в ушах и доставая из шкафчика бутылку коньяка. «На других не обращать внимания, весь огонь только по «Аякучо». Беглый огонь!» — приказал маркиз. Громада мчащегося вперед броненосца содрогнулась от почти одновременного залпа шести колоссальных орудий главного калибра — трех в носовой башне и трех — в центральной. С этого мгновения грохот стрельбы стал непрерывным. Снаряды вражеской флотилии ложились все ближе к корпусу «Пичинчи», окатывая его фонтанами сверкающей воды. По мере сближения с противником в дело вступили и орудия меньших калибров. «Накрытие!» — вдруг радостно воскликнул капитан Фернандо. Над «Аякучо» в течение какой–нибудь минуты взметнулись один за другим два огромных черных облака разрывов. Они не рассеялись, и в дыму вскоре сверкнули языки пламени. «”Аякучо» горит!» — в восторге вскричал капитан Фернандо. «Еще накрытие», — усмехнулся маркиз. Мачта «Аякучо» накренилась и затем рухнула набок, в клубящийся дым. Вражеский броненосец выкатился из строя и стал отходить вправо от курса «Пичинчи». «Лейтенант Маркес, мою благодарность комендорам», — бросил маркиз лейтенанту, уже вернувшемуся из лазарета. «Есть», — откликнулся тот. Когда он выходил из рубки, вдруг совсем близко раздался мощный взрыв. Какая–то липкая масса хлестнула маркиза по лицу. Протерев глаза платком, он обнаружил, что вся внутренность помещения забрызгана кровью и мозгом, а кое–где к стенкам прилипли клочья форменного сукна. Дверь сорвало с петель, и в дверном проеме неловко застряло тело несчастного Маркеса, у которого осколком начисто снесло голову. Еще один снаряд разорвался в рулевой рубке, и броненосец тут же изменил курс и стал стремительно описывать циркуляцию. «Капитан Гусман! — рявкнул маркиз. — Быстро в рулевую рубку, разберитесь, что там с управлением. Здесь я справляюсь сам». «Есть, сеньор», — и капитан Фернандо бросился туда, где грохот залпов сливался с грохотом разрывов и мимо открытого дверного проема пролетали клочья дыма. «Здесь все убиты, сеньор, — раздался его голос через минуту в трубке переговорного устройства. — Беру управление на себя. Прошу прислать людей вынести трупы, они загромождают помещение». Маркиз отдал соответствующее распоряжение и продолжал командовать, в то время как двое вестовых понесли вниз тело несчастного Маркеса, а двое других принялись смывать со стен его кровь и мозг. Мимо проплыл, весь в дыму, колоссальный корпус «Аякучо». Броня его борта там и сям была исклевана попаданиями, надстройки снесены или скрыты в клубах дыма, вспышек выстрелов было почти не видно. Артиллерия правого борта продолжала беспощадно поливать его огнем, тогда как орудия левого борта и башенные маркиз перенацелил на «Сан — Мартин», «Майпу» и «Хенераль Сукре». Эти корабли слегка отстали от «Аякучо» и потому находились впереди. Через минуту черный дымовой гриб на носу «Хенераль Сукре» указал на попадание в орудийную башню. Башню заклинило, основная ударная мощь крейсера вышла из строя. Не сбавляя хода, «Пичинча» надвигался на тихоходный «Сан — Мартин», за счет скорости сбивая прицел его артиллеристам. «Кажется, прорвались», — утирая со лба пот, прошептал маркиз. Но грозные орудия устаревшего броненосца все же сказали свое слово. Два двенадцатидюймовых снаряда одновременно пронизали содрогнувшийся корпус «Пичинчи». Первый прошил борт в носовой части, второй взорвался в матросском кубрике, превратив в кровавое месиво десятка два раненых, не поместившихся в лазарете. Через пробоину вода хлынула внутрь корабля, заполняя носовые отсеки. Броненосец стал рыскать на курсе и потерял ход. И тут же со всех сторон, как акулы, к нему стали приближаться неприятельские миноносцы и легкие крейсера, намереваясь минной атакой добить раненого гиганта. «Внимание к миноносцам! Отражение минной атаки! Инженер–капитан Роа, команду с пластырем заделать пробоину! Когда подведете пластырь, сразу начинайте откачку воды», — хладнокровно распоряжался маркиз. Он увидел в бинокль, как двенадцатидюймовый снаряд оторвал нос у одного из миноносцев и судно, почти не сбавляя хода, тут же в облаках пара ушло в морскую пучину, только на мгновение мелькнули в воздухе бешено вращающиеся винты. Несколько снарядов из тяжелых восьмидюймовых орудий «Пичинчи» почти одновременно угодили в борт другого миноносца. Тот остановился и стал быстро оседать. Было видно, как по палубе мечутся люди, сметаемые разрывами мелкокалиберных снарядов. Через несколько минут волны сравнялись с палубой, затем в воду стремительно ушли мачты, и все было кончено, лишь болтались на волнах обломки шлюпок, какие–то бочки и головы людей. Внезапно среди водяных гор, вздыбленных разрывами, прямо по курсу вырос хищный силуэт легкого крейсера. Крейсер тут же выпустил мины из носовых аппаратов, затем резко отвернул и повторил атаку из бортовых. В следующий миг снаряд, выпущенный из тяжелого орудия, разорвал его пополам. В воздух взлетели обломки, нос и корма вздыбились, как раненые кони, и стремительно погрузились в воду, словно намереваясь встретиться в глубине. Однако маркиз уже не следил за этим отрадным зрелищем. Словно сросшись со своим кораблем, он всем телом ощутил попадания мин — в носовую часть, в борт и в корму. «Пичинча» вздрогнул и окончательно потерял ход. Затем он стал заваливаться на левый борт, куда угодили мины. «Застопорить машины! Шлюпки на воду! Свистать всех наверх!» — крикнул маркиз, очнувшись от минутного оцепенения. Он вынул из кобуры револьвер, чтобы обуздать возможную панику, и по лесенке стал проворно спускаться на палубу. Вдруг совсем рядом грохнул разрыв, и словно тупой палец ткнул маркиза под лопатку. Слабость пронизала все его тело, он отпустил перильца лесенки и, теряя сознание, полетел в пустоту.
Маркиза привела в чувство дергающая боль в спине. Открыв глаза, он обнаружил, что лежит на дне шлюпки. Над ним на фоне безоблачного неба возвышалась фигура Виктора Пеленягрэ, неутомимо работающего веслами. Подумав о судьбе своего любимого корабля, маркиз застонал. По его щеке, впервые за много лет не выбритой, пролегла блестящая полоска слезы. «Битый час гребу, и ничего нету. Удивительная местность», — пожаловался Виктор, почувствовав, что маркиз очнулся. Вдруг на корме кто–то засвистел в ритме гребли песню тореадора из «Кармен». Повернув голову, маркиз увидел, что у руля вельбота сидит Вадим Цимбал. Маркиз в душе порадовался тому обстоятельству, что в одной шлюпке с ним оказались именно те два человека, которые были ему наиболее симпатичны из всей команды.
Из рассказа Цимбала маркиз уяснил себе развитие событий после своего ранения. «Пичинча» продержался на воде до захода солнца, и большая часть команды, спасавшейся на шлюпках, была взята в плен подошедшими вражескими кораблями. Вельботу маркиза удалось ускользнуть под прикрытием наступившей темноты. Пленные матросы с «Пичинчи» уверяли, будто сами видели гибель их командира от прямого попадания снаряда, поэтому маркиза и не искали. Вадим Цимбал сел на весла и греб несколько дней в западном направлении, в то время как Виктор Пеленягрэ лечил смертельную рану маркиза, используя свои качества экстрасенса. Он устремлял на рану неподвижный взор и что–то неразборчиво бормотал. Сначала из раны вышел осколок, словно плоть сама вытолкнула его наружу. Затем начался процесс заживления, и через трое суток, когда маркиз очнулся, на спине у него остался только свежий розовый шрам, который порой слегка побаливал. «Сударь, я ваш должник», — сказал маркиз с чувством. «Пустяки! — воскликнул Виктор. — Это я у вас в долгу, ведь вы потеряли свой корабль». При упоминании о корабле по лицу маркиза вновь пробежала тень. «Жестокие мужланы!» — прошептал он. «Время обедать», — подал голос Вадим Цимбал. «Кстати, как же вы питались все это время?» — полюбопытствовал маркиз. «Сейчас увидите, сеньор», — отвечал Цимбал. Он вынул из кармана губную гармонику и заиграл на ней знаменитый романс Виктора Пеленягрэ «В далеком Бискайском заливе», а Виктор громко запел. Через некоторое время в прозрачной голубоватой толще воды показались темные спинки рыб, поднимающихся из глубины. Вскоре рыбы сплошной массой окружили шлюпку и поплыли рядом с ней, незаметно шевеля плавниками. Виктор, не прекращая пения, вылавливал их одну за другой и резким ударом кулака по голове прерывал их безотрадное существование. Наловив достаточно, он выбрал одну из рыб, показавшуюся ему наиболее аппетитной, и принялся с хрустом объедать у нее спинку, став в этот миг очень похожим на бобра. «Эти рыбы такие сочные, — заметил Виктор с набитым ртом. — Превосходно утоляют жажду, после них совсем не хочется пить. Пока вы были без сознания, к нам подплывала китиха, по–моему, она предлагала нам подоить ее, чтобы мы напились молока. Мы отказались». Маркиз уже ничему не удивлялся и с аппетитом принялся поедать рыбу, обнаружив, что это непривычное кушанье чрезвычайно вкусно. «В сущности, плыть по морю в шлюпке довольно недурно, но уж очень однообразно», — сказал Виктор. «Ничего, скоро приплывем», — сказал Вадим, садясь за весла.
