Аласдэр Грэй - Падение Келвина Уокера

— Он хочет сделать нам приятное.

— Что тут приятного — превращать комнату в бардак? Пусть кому-нибудь еще делает приятное.

— Мне тоже не нравится.

— Ну и скажи, чтоб выметался вместе со своим барахлом.

— Сам скажи.

Сняв с мольберта наполовину оконченное полотно, Джек пнул его, пропоров насквозь, и швырнул в угол комнаты, попав аккурат в сушилку с набором кофейных чашек, расписанных цветочками. И вышел, грохнув дверью.

Келвин пришел днем и застал Джил растянувшейся с книгой на новом пушистом коврике перед новым электрокамином с как бы тлеющими полешками. На ней была очень короткая юбочка. Она сказала:

— Привет! Тебя уволили?

— У меня свободный день, потому что сегодня я работаю вечером. Сегодня у меня первое серьезное интервью.

— С кем эго?

— С Диланом Джонсом.

— Смотри, как тебя выдвигают, — сказала Джил, снова утыкаясь в книгу.

— Можно бы чуть больше за меня порадоваться, — сказал Келвин, — и можно бы не валяться на полу в такой юбчонке.

— Буду валяться где захочу и в чем пожелаю.

Келвин подошел к ней, опустился на колени, взял ее руку и прижал к своей груди.

— Ты ничего не чувствуешь? — сказал он.

— Ничего.

— Забавно. А у меня такое чувство, что сердце просто грохочет.

— Так это же твое сердце.

Келвин хмуро прошелся по комнате. Джил сказала:

— А ты честный, Келвин?

Он побледнел, у него отпала челюсть, на лице выразилось смятение. Он даже стал слегка заикаться:

— Что т-ты имеешь в виду? Честный — в к-каком отношении?

— Ну, не знаю… в своем отношении к жизни, наверно.

Он облегченно улыбнулся и сказал:

— Не стану утверждать, будто ни разу не покривил душой, но в серьезных вопросах жизни, мне кажется, я честнее очень многих.

— Тогда почему ты не снимешь себе комнату?

— А за эту кто будет платить?

— Я. Завтра я иду работать официанткой. Вполне для меня работа, я уже пробовала.

— Какое там жалованье?

— Пять фунтов в неделю плюс чаевые.

— С этих денег, — бросил он ей презрительно, — ты не сможешь платить за квартиру.

— Смогу! А не смогу — плевать! Только мы не можем так больше жить. Как будто до тебя мы никогда не платили за квартиру! Джек получал пособие, продавал какую-нибудь картину, отец ему подбрасывал. Если нас гнали с квартиры, мы отсиживались у друзей, пока не подыскивали себе что-нибудь. Крутились. А как же иначе? Ни от кого не зависели. А сейчас от тебя зависим.

— Я не против! — горячо сказал Келвин.

— Зато я против. И Джек против.

— Он не говорил, чтобы я съезжал.

— И не скажет, потому что должен тебе квартплату за месяц.

Келвин прошел к раковине, посмотрел на искореженную картину и побитые чашки, повернулся и заговорил жестко и отчаянно:

— Причина, почему я не хочу переезжать, в том, что я не хочу тебя оставить. Если Джек скажет, чтобы я съезжал, я отвечу отказом. Если он меня выставит, я попрошу миссис Хендон сдать мне комнату в этом же доме. Если вы сами переедете, я найму детективов, узнаю, где вы живете, и поселюсь рядом. Понятно тебе это?

— Но я не люблю тебя, Келвин.

Он быстро подошел к ней, опустился на колени и заглянул ей в глаза.

— Откуда ты можешь это знать? Не можешь ты этого знать. И не знаешь. Как ты можешь думать, что не любишь меня, если все мое существо поглощено тобой, все отдано тебе? (Он взял ее руки в свои.) Не спорь, Джил, просто слушай, что я говорю, и даже не слова слушай, а их звучание. Если я кажусь тебе нечестным, то это лгут слова, а не чувства, поэтому слушай музыку слов, не вникай в смысл. Пусть мой голос станет тем током, который перельет полноту моего сердца в твое, заставляя его биться в лад с моим.

Его голос налился ласковой теплотой и силой. Она заглянула ему в глаза и еле слышно сказала:

— Перестань.

— Откуда твоя уверенность, что ты меня не любишь? В нашем большом и странном мире уверенность нелегко дается. Ведь хочу же я оставить тебя в покое, а не могу, и в этом твоя вина. Если бы ты не удерживала меня, я бы ушел сразу, но ты держишь меня при себе, потому что я тебе нужен. Ты прекрасно это знаешь.

Джил оторопело замотала головой. Он мягко продолжал:

— Да-да, держишь. И сама это понимаешь. А вот зачем ты меня держишь?

— Я… по-моему, я не… — потом, стряхнув одурь, она вскочила на ноги со словами: — Ради бога, Келвин, прекрати!

Обхватив голову руками, он сраженно повалился на пол.

Джил взяла с каминной полки щетку и стала усердно расчесывать волосы, говоря при этом:

— Ни к чему это, Келвин. Ты здесь потому, что сам этого хочешь. И ничего другого не пытайся мне внушить.

— Я уйду, когда ты захочешь.

Она увидела, как по щеке у него ползет слеза. Бросив щетку, она села на диван и, открыв рот, почти жалостливо уставилась на него.

— Плачешь? — сказала она. Он улыбнулся и кивнул головой. — Действительно. Только почему-то одним глазом. Странно.

— Надоели мне мои странности, — сказал он без обиды.

— Не грусти зря, Келвин. Нам ничто не мешает видеться. И раз ты знаешь теперь цены, ты всегда можешь накормить меня обедом, какой тебе по карману.

— Конечно.

— В конце концов, я просто оказалась первой, с кем ты заговорил в Лондоне. На своем телевидении у тебя отбою не будет от роскошных красоток.

Он сухо сказал:

— Пожалуйста, не трудись утешать меня. Не надо мне милостыни.

Она еще суше сказала:

— Извини.

— Когда мне съезжать?

Она положила руку ему на плечо:

— Никакой срочности нет, Келвин. Сначала подыщи себе что-нибудь приличное, чтобы у тебя все было.

— Спасибо.

Они искоса, смущенно переглядывались, когда вернулся Джек.

— Развлекаетесь? — сказал он.

— Я пытался убедить Джил уйти от тебя, — сказал Келвин.

— Успешно?

— Нет.

— Печально.

Келвин поднялся и сказал:

— Пожалуй, я пойду. У меня сегодня интервью с премьер-министром, и не годиться опаздывать на репетицию.

— Неужели эти восхитительно непринужденные интервью репетируются?

— Не совсем так, потому что во время самого интервью я обязательно задам несколько неожиданных вопросов. Просто людям нужно привыкнуть к студийной обстановке и начать думать в нужном направлении.

Джек язвительно сказал:

— Кто-кто, а ты, конечно, мастер заставить людей думать в нужном направлении.

Келвин был польщен и растроган. Он сказал:

— Совершенно верно! Ты, значит, меня видел?

Джек подошел к мольберту, закрепил на нем грунтованный картон и стал смешивать на палитре краски. Джил уткнулась в книгу. Келвин прошел к двери и сказал:

— Ну, всего хорошего!

— До свиданья, Келвин, — тепло сказала Джил. Джек ничего не сказал. Келвин вышел.

После этого еще десять минут Джил смотрела в книгу, а Джек на свой картон. Осторожно положив мазок, он перед следующим сказал:

— Я рад, что тетушка Келвин не забыла сегодня прибрать в комнате. Я боялся, что со своих телевизионных высот она уже не опустится до этого.

— Это я убралась.

— Зачем?

— Я вдруг поняла, что грязь и беспорядок мне нравятся меньше, чем ты этого хочешь. Ты возражаешь?

— Ничуть! Если тебе нравится убираться — пожалуйста. Я не враг самовыражения. — Он смочил тряпку скипидаром и яростно смыл написанное, говоря: — Дерзай без страха, свободно, раскованно! — Схватив вазу с подвянувшими цветами, он поднес ее к носу, понюхал и сказал: — Не хочу быть привередливым, но вода пованивает.

Еще через десять минут она сказала:

— Сколько у нас осталось?

— Двенадцать шиллингов — примерно.

— Маловато, правда?

Джек схватил тряпку и с прежней яростью смыл уже написанное.

— Чего ты от меня хочешь? — сказал он. — Чтоб я пошел кондуктором автобуса? И раз об этом речь, почему ты не идешь работать?

— С завтрашнего дня я работаю официанткой в «Веселом гусаре».

— Прекрасно! Прекрасно! Из-за чего тогда шум?

Джил перевернула страницу и сказала:

— Никакого шума я не устраиваю. Все превосходно. Келвин перестанет за тебя платить, зато я начну, так что все превосходно.

Джек сжал кулаки и, тихо закипая, сказал:

— Черт, наклевывается хороший вечерок. Прямо-таки замечательно он начинается.

— А чем плохо?

Завоевание Лондона

Основателем тележурнала «На острие Власти» был либеральный член правления Би-би-си, которому его подчиненные дали прозвище «Общее Мнение». Свой тележурнал он рассматривал как государственную службу. «Армия призвана защищать нас от иноземного вторжения, — говорил он. — „На острие Власти“ призван освещать политическую ситуацию в стране. Ни в первом случае, ни во втором развлекательность не должна быть главной задачей — для этого есть масса других учреждений».