Георг Борн - Бледная графиня
Гаген решил пойти. Остаток дня он провел со своими больными, а в половине седьмого отправился к указанному месту.
Выдался ясный и теплый вечер. Солнце еще не зашло, когда Гаген вышел из города. И чем дальше уходил от него, тем становилось тише и пустыннее. В назначенном же месте Гаген не увидел ни души.
Впрочем, было даже к лучшему, что нет лишних свидетелей.
Перед выходом из дома Гаген еще раз перечитал письмо и вдруг решил, что Леон задумал лишить себя жизни. Отсюда и слова про «последнюю просьбу».
У берега Гаген окинул взглядом вытащенные на песок лодки, но никого в них не увидел.
С моря дул освежающий ветерок, и солнце, готовое спуститься за горизонт, казалось большим кровавым шаром. Вдали виднелись над водой маленькие белые паруса рыбачьих лодок.
Гаген подошел к самому берегу и только тут заметил быстро приближавшуюся лодку. Легкая лодка шла ходко, и скоро Гаген узнал в гребце своего сына.
— Прокатимся немного, — пригласил Леон. — На воде нас никто не увидит и не услышит.
Что-то в этих словах заставило Гагена на минуту насторожиться. Но неужели отец будет бояться сына? И Гаген, отбросив прочь сомнения, решительно сел в лодку.
— Вы писали мне, Леон, просили прийти, и я, видите, откликнулся на вашу просьбу.
— Да, я хотел переговорить с вами о деле, чрезвычайно для меня важном, — подтвердил Леон, снова взявшись за весла.
Он мощными гребками уводил лодку от берега, так что через несколько минут они были уже довольно далеко. Тогда Леон положил весла, предоставив лодку волнам.
Гаген с волнением ждал, что скажет ему сын.
— Наши отношения в подобной форме для меня невыносимы, — начал Гаген сам, желая облегчить сыну задачу. — Мы должны поговорить совсем по-другому и в другом тоне, нежели в последнюю нашу встречу. Ты хочешь задать мне какой-то вопрос? — видя нетерпение, проявляемое Леоном, спросил Гаген.
— Да, вопрос, один короткий вопрос, который решит все, — резко ответил Леон холодным и злым тоном.
Взглянув в лицо сына, Гаген вдруг понял всю тщетность надежд на исправление, настолько отталкивающе-ужасным было его выражение.
— Спрашивай, — как можно спокойнее сказал Гаген.
— Вы знаете, как долго я по вашей вине или, быть может, милости, — поправился Леон насмешливо, — жил в бедности и неизвестности, не имея возможности воспользоваться всеми выгодами моего происхождения. Мне надоела такая жизнь. Вы мой отец. Вы — знатный человек, принц. Я тоже хочу иметь титул, принадлежащий мне по праву моего рождения, и я могу и хочу потребовать этого от вас.
Гаген выслушал его, не перебивая. Теперь, по крайней мере, он знал, что следует ему ожидать. Нет, не раскаяние, не любовь к отцу привели сюда Леона, а желание приобрести богатство и знатный титул. Алчность, ненависть и угроза сверкали в его глазах.
— Да, поначалу я, действительно, хотел восстановить тебя во всех правах, — сказал Гаген, — передать тебе и титул, и состояние, но твое поведение заставило меня отказаться от первоначального своего намерения. Ты оказался недостойным сыном. Даже и сегодня я ожидал услышать от тебя нечто совсем другое…
— Но как бы там ни было, я ведь все равно ваш сын? — вызывающе сказал Леон. Голос его звучал глухо, кулаки были сжаты.
— Сын, но уже погибший для меня.
Леон громко расхохотался.
— Погибший? А по чьей вине? — воскликнул он. — Кто бросил меня? Кто отнял все, что мне по праву принадлежало?.. Тогда у меня есть к вам еще один вопрос, который действительно решит все: согласны ли вы дать мне ваш титул и часть вашего состояния, какую я потребую?
— Здесь может быть только один ответ, — твердо сказал Гаген, — если бы я подозревал, зачем вы меня сюда зовете, меня, конечно же, здесь не было бы. По вашему письму я ожидал…
Словно тигр, готовый броситься на добычу, налитыми кровью глазами смотрел Леон на Гагена.
— Ответ! Я не слышу ответа на мой вопрос!
— Я уже ответил, — сказал Гаген, держа в руке письмо Леона.
Порыв ветра вырвал его из рук и бросил на воду. Гаген наклонился через борт, чтобы подхватить клочок бумаги, но в то же мгновение Леон бросился к нему и столкнул в воду.
Все произошло так быстро и неожиданно, что Гаген не успел схватиться руками за борт лодки и оказался в воде.
Поспешно оглядевшись, Леон схватился за весла. Вдруг возле борта показалась из воды голова Гагена. С молчаливым упреком глаза его смотрели на сына. Всего лишь несколько мгновений боролся он с поднявшейся волной, потом скрылся в морской пучине. Вероятно, навсегда.
Подгоняемый ужасом, Леон изо всех сил налегал на весла, и ему все казалось, что вслед ему с молчаливым упреком смотрит голова Гагена…
За тихим солнечным вечером последовала бурная дождливая ночь. В короткое время небо покрылось тучами и стало так темно, что в двух шагах не было видно ни зги. Ветер подул со страшной силой. Дождь лил как из ведра. Никто не показывался из домов. Улицы, совсем недавно заполненные народом, опустели.
Старая экономка Гагена еще не спала, поджидая доктора, который все не возвращался. Очень могло случиться, что в пути его застигла гроза, и он остановился где-нибудь переждать ее.
Никогда старой Вильгельмине Андерс не было так страшно в большом и пустом доме, как в этот вечер. Кучер Фридрих был в конюшне. Во всем доме не оставалось никого, кроме Вильгельмины и таинственного больного, доставленного к доктору асессором фон Вильденфельсом.
За больным в течение дня ухаживал слуга асессора, но к вечеру он ушел, передав его старой экономке.
Было ближе к полуночи, когда фрау Андерс со свечой в руке снова вошла к больному.
Сильный ветер порывами бил в окна. Лил сильный дождь. В эту ужасную ночь вид старика, который лежал, не открывая глаз, точно мертвый, внушал фрау Андерс суеверный ужас. Однако, преодолев страх, она тихо подошла к постели больного. И тут же отскочила назад. Старик, до сих пор не открывавший глаз и оттого казавшийся неживым, сейчас, широко раскрыв их, смотрел на нее.
Но глаза его оставались стеклянными и безжизненными, они были неподвижно устремлены на старую Вильгельмину.
Происшедшая с больным метаморфоза произвела на старую экономку сильное впечатление, но она быстро овладела собой и даже обрадовалась, подумав, что больному стало лучше, и он пришел в себя.
— Вы не спите? — спросила она старого Вита. — Можете ли вы говорить или подать какой-нибудь знак?
Старик ничего не отвечал и не шевелился, по-прежнему лежа неподвижно, как мертвый, но с открытыми глазами.
«Только скорее бы пришел доктор и решил, что теперь делать», — подумала старуха.
Она еще раз попыталась заговорить с Витом или добиться от него какого-нибудь знака, но напрасно: несмотря на открытые глаза, он, казалось, ничего не видел и не слышал. От этого становилось еще страшнее, и старуха, вздыхая, вышла из комнаты больного — взглянуть, не вернулся ли доктор.
Время шло, но Гаген все не возвращался. Беспокойство экономки росло. Однако в полночь старуха заснула, сморенная усталостью. Но часа в три ночи она снова проснулась. Доктора не было. Фрау Андерс стало не по себе.
Между тем буря немного успокоилась. Близилось утро. Наверное, Гагена задержал какой-нибудь тяжелый больной.
Едва начало светать, фрау Андерс открыла окно. Ветер стих, и дождь только моросил. В пять утра поднялся кучер, и экономка сказала ему, что доктор до сих пор не возвращался. Вот уже стали оживляться утренние улицы, но Гаген не появлялся.
Наконец в восемь часов раздался звонок. Фрау Андерс поспешно бросилась открывать. Перед ней стоял странного вида молодой человек. Он был хорошо одет, но имел растрепанный вид, а костюм его находился в беспорядке. Из-под шляпы выбивались рыжие волосы, лицо заросло такой же рыжей бородой.
Экономка подумала, что молодой человек пришел сообщить о докторе, но тут же поняла, что ошиблась. Незнакомец вообще не мог найти подходящих слов. Поведение его было очень странным. Кое-как он собрался и спросил о Гагене.
Тогда Вильгельмина предположила, что у незнакомца, видимо, в доме тяжелобольной, и он в отчаянии прибежал за доктором, отсюда и такое странное поведение.
— Господина доктора нет дома, — отвечала она, — я сама жду его со вчерашнего вечера. Если вы пришли пригласить его к больному, то напишите ваше имя и где вы живете. Как только он вернется, я обязательно ему сообщу.
