Рубен Ишханян - Тюрьма для свободы

Он никогда не был особенно нежным, но всегда был страстным. Ребенок в глубине души, любовь он воспринимал как праздник, экзальтацию. В любви возможно все: слепота, радостное удушье, желанная боль, вседозволенность, доходящая до эксцесса. Рэн не признавал существования пола и возраста. Не одобрял социум и отвергал общественность. Будучи творческой натурой, старался найти себе применение. Тщетно.

Думая о минувшем

Вот тут, где в полночь зной печет,

Вот тут, где жарит во всю мочь,

Знать, что без отдыха грядет

И скоро нас застигнет ночь.

Про воспоминания размышлял в свое время и Рэн. Для него это было нечто иное, чем простое воспроизведение своих знаний. Он принимал убежденность людей в том, что все виденное и познанное было известно. Осмысление приходит со временем. Жизнь как зашибленный эксперимент творца разрушает суждения. Но был один нюанс, который Рэн не принимал во внимание. Чувства отупляют разум. Следует быть очень трезвым, чтобы осознать происходящее. Человек все равно воспринимает весь мир через призму своего Я, своих чувств и эмоций. Полученный опыт есть искушенность. По этой же причине Рэн ценил встречи с людьми. Вслушивался в их рассказы. Как правило, молчал и задумывался. По крупицам собирал все возможное и невозможное, что происходило с ним и с окружающими. Складывал в ряд. Боялся о чем-то позабыть. Впрочем, иногда и его прорывало. И тогда он начинал без остановки о чем-то тараторить. Его можно было понять. Не каждый может копить в себе чужие знания, эмоции и ощущения. Скопленный багаж привел бы к чрезмерному утомлению. А в последствии к нервному срыву.

До того как попасть в тюрьму вел записи. Если собрать их вместе, получилось бы несколько томов. Эти заметки были похожи на книгу «Опыты» Мишеля Монтеня. Только с одной разницей. Монтень преследовал цель рассказать близким о себе. После своей смерти обвинить их в незрячести. Наглядно показать, кем он являлся, и кого они потеряли. Его намерения были помпезными. Сказанное может выглядеть как сплетня, но, похоже, Мишель был влюблен в себя. Ко всем относился со снисхождением. Смотрел на людей сверху вниз, считал их банальными. Этого нельзя сказать о Рэне. Будучи молодым, поймал себя на мысли, что о нем могут сказать «еще не было» или «уже нет». Промежуток между «еще» и «уже» называется жизнью. Человек никогда не узнает, что было до того, как он начал свое существование, и что будет после него. Да и в памяти окружающих людей он не может оставаться вечно. В один прекрасный момент забудут. Позабыв, никогда больше не вспомнят. Рэн завидовал тем, кто сумел прожить свою жизнь и умереть, оставив после себя след. Для него важно было, как о нем будут вспоминать.

Дневник он называл склерозником. Люди опустошают внутренний мир. Пишут, чтобы забыть. Извещают в письменной форме, чтобы прочитав снова вычеркнуть из сердца. Попав в тюрьму, перестал конспектировать мысли и пройденный день. Один или два раза в сутки встречался с невольниками из соседних камер. В остальное время был один. «Пришла пора бередить раны», — вздохнул как-то Рэн. В одиночестве стал собирать плоды незабудок. Решил жить смутными воспоминаниями. Все его записи остались дома. Иной раз мучился, что чего-то не помнит. Хотелось просмотреть, да не мог. Бранил себя за то, что все передал бумаге. Памятью владел не он, а брульон. Ненаписанное помнилось лучше. Потому самые яркие впечатления остались в детстве. Кажется, рано осознал свое существование. Помнил, как купали его во дворе в маленькой красной ванночке. Во время мытья смотрел на вечернюю зарю и луну карминной окраски, восходящую из-за виднеющейся горы. Затем мама оборачивала полотенцем, брала на руки. Добирались до спальни. Клала на кровать, обтирала. Повторяла одни и те же слова, целовала. Потом он ложился, и она убаюкивала его. Спать никогда не хотелось. Считал это наказанием. Сами взрослые спать не собирались, а его укладывали. Знал, маму еще ждут всякие домашние дела. Но сначала мама пойдет пить крепкий чай с остатками десерта. На грани между бодрствованием и сном он слышал звон чашек. Представлял, как она протягивает утомившиеся ноги и легко дышит. В этой полутьме засыпал и видел сны обо всем и ни о чем.

Отрывки воспоминаний были и об играх во дворе. Как покупали, а временами и воровали еду и питье. Шли в тихое местечко и садились на траву. Пили лимонад и делились своим опытом общения с девушками. Память Рэна была насыщена образами. Она у него была фотографической. Схватывал мгновение — и в памяти всплывали прожитые секунды. Для того чтобы люди начали действовать, он мысленно складывал необходимые ему фотографии по очереди. Со временем он развил в себе эйдетическую память. Воспроизводить все события по очереди для него не было сложно. Всегда рисовал их в своем воображении. Писал произнесенные ими фразы в уме. Теперь требовательно вспоминал текст, который мог быть услышан в те секунды. Слова обретали форму. Совсем незначительные буквы получали существенный объем. Становились одного размера с ним, потом увеличивались все больше. Превращались в нечто сверхогромное. Без труда проходил через них. Любовался разными шрифтами. Прогуливался в пространстве знаков. Мог без труда пройти от начала до конца. Вслед за тем вернуться назад. Начинал существовать в мире предложений, написанных им или от кого-то услышанных.

1

Детство

«Я рисую, воплощаю твой облик, твое красивое тело посредством этой глины», — говорит Мастер. Затем добавляет, что Рэну для этого надобно раздеться: он должен суметь точно и детально воссоздать его. Рэн воодушевленно скидывает с себя сорочку, потом расстегивает брюки. Искусник смотрит и улыбается. Ласково предупреждает, что мальчику следует обнажиться догола. Рэн раздевается, снимает всю одежду с себя. Чувствуется, как он стесняется: краснеет лицо, немного, еле заметно дрожит, прикрывает свою наготу двумя руками, хихикает. На безотчетном уровне кто-то подсказывает, что поступает, не совсем хорошо, не вполне правильно. Художник догадывается, не может не видеть сего. Не смеется, не злится. Считает его взрослым, не ведет себя с ним как мужчина с крохой. Пытается объяснить непостижимое, тщиться вразумить мальчику сложное. Наставник приступает к разговору издалека. Пробует постепенно, не пугая, подвести к квинтэссенции. Первый вопрос он задает ради любопытства. Похоже алчет проверить знания своего любимого ученика. Не является исключением факт, что нуждается в оправдании своих действий. Самому необходимо было растолковать, чем они занимаются. Это позволило бы впоследствии избежать проблем. Он наклоняет с одного бока на другую свою седую голову. Становится похожим на преданную собачку, глядящего на своего хозяина и изучающего его. Сейчас учитель держит себя абсолютно таким образом. Подобно питомцу, он рвется уяснить, о чем думает двуногий. Спрашивает низким, характерным только ему тембром голоса:

«Ты знаешь, что такое скульптура? — и по присущей старшему по возрасту и по званию манере продолжает. — И можешь дать определение? Попробуй».

«Мастер! Скульптура — это вид изобразительного искусства», — быстро, как скороговорку, проронил Рэн и взглянул прямо в глаза. Ожидал похвалы или же продолжения затеянной беседы. Ему всегда нравилось, как Мастер на равных обращается к нему. Тогда он чувствовал прилив сил и относился ко всем словам всерьез.

Но ответ Мастеру показался неполным. Он произнес тихо «хм», посмотрел на Рэна. Почесал подбородок, начал автоматически играть с нижней губой. Естественно принимал во внимание, что малый не смог бы предоставить полную и исчерпывающую формулировку понятия. А объяснение, которое он дал, было явно когда-то им услышано. Так сказала родительница, когда Рэн гулял по галерее и увидел бюст Зевса.

«Мама, что это? Он настоящий? Почему такой белый?»

Мама подмигнула, похлопала его по щеке, улыбнулась и, глубоко вздохнув, ответила:

«Это вид изобразительного искусства. Есть люди, которые через глину и керамику воссоздают разные фигуры. Их называют скульпторами. Твой папа был художником, и у него было много друзей среди скульпторов. Он был красив, и многие просили его быть натурщиком. Натурщик — человек, позирующий передартистом, чтобы с него живописали…»

Рэн понимал, чем был вызван этот вздох: потеря отца отразилась на всех. Он не помнил его. Было ему несколько месяцев, когда тот покинул их. По рассказам мамы понимал, что родители любили друг друга. Узнав, что отец был связан с искусством и был натурщиком, мальчик пообещал, что станет, как отец, художником и натурщиком. И теперь он стоял перед Мастером, ухмылялся. Вожделения его постепенно претворялись в жизнь. Наблюдал за каждым его движением и тешил себя надеждой, что тот осуществит его детскую мечту, поможет стать подобием своего отца.