Борис Худенко - Здравствуй, сапиенс!

Наконец Виктор запросил пощады.

— Извини, я устал, — улыбаясь, сказал он. — Я досмотрю это потом, на Земле, вместе с другими.

Картины погасли.

— Тебе, надо, отдохнуть, перед, полетом, — заботливо предложил Луч Мысли.

Виктор не стал возражать. Сейчас ему хотелось побыть одному, отдохнуть и немного помечтать.

Он подтянулся к люку космолета и еще раз взглянул в бирюзовый полумрак. Луч Мысли неподвижно висел, нацелив на него рожки. Виктор помахал ему рукой и крикнул:

— Отдыхай! На Земле у тебя будет много работы. Спокойной ночи!

Он прыгнул в люк, с удовольствием опустился на мягкое сиденье, вытянул ноги и закрыл глаза.

Его немного лихорадило от усталости и возбуждения.

Завтра… Да, да, завтра…

Надо только предупредить сапиенсов: катер обязательно должен опуститься в районе Москвы! И тогда… Неужели это будет? Лена, Мишутка… Милые!.. Сколько им пришлось пережить! Ну, потерпите еще денек! Хорошо? Потом вы посмотрите чудесные фильмы, познакомитесь с этим белорогим талантливым артистом. Хотите? Hу, конечно же! Тем более — вместе… Интересно, как будет вести себя Мишка?! Не испугается этого мертвого голоса? А Лена?..

Какой завтра начнется переполох! Крупнейшие ученые мира роем слетятся в Москву.

Завтра!.. Завтра!.. Завтра!..

Лихорадка мыслей трепала его уставший, перегруженный мозг, не давая успокоиться и уснуть. Виктор открыл глаза и стал смотреть на светящийся в темноте циферблат хронометра. Секундная стрелка бодро и неутомимо прыгала все вперед и вперед, но ей надо было обойти целый круг, прежде чем пройдет минута. Следить за ее однообразным движением было тошно. Он терпел это целый час, потом выглянул из люка. Дежурный сапиенс был здесь.

— Когда катер будет готов? — спросил его Виктор.

— Через, девять, часов.

Девять часов!..

Спать Виктор не мог. Смотреть фильмы тоже не мог. Ничего не делать, уставившись в стрелку хронометра было невыносимо.

— Расскажи мне о вашем руководителе экспедиции — попросил Виктор.

Луч Мысли, оказывается, был не совсем обычным сапиенсом. Его удивительный мозг чудесно совмещал в себе и неудержимый полет свободного творческого дерзания и беспощадный логический контроль выводов. Это сочетание обеспечило ему огромные успехи в научном творчестве. Его память соперничала с памятью логических машин. Его дерзость и смелость не знали пределов. Он был гордостью и надеждой всей планеты.

Недаром же его называли Луч Мысли! Он освещал мыслью тайны природы и бытия.

Это обрадовало Виктора. Именно такой сапиенс нужен был сейчас на Земле!

— Пригласи его на минутку, — попросил Виктор.

Вскоре Луч Мысли показался у перегородки. Виктор надел на голову тюбетейку, вызвал картину земного шара представил себе звездочку в районе Москвы, и она заалела на воздушной картине.

— Приземлиться нам надо здесь, — предупредил Виктор. — Запомнил?

— Аппарат, может, опуститься, в, другом, месте.

Это было понятно. Рассчитать торможение о воздух так, чтобы катер приземлился в заранее намеченной точке, для сапиенсов, не имевших точных данных об атмосфере Земли, было трудно.

— Но ты ведь можешь лететь и в плотных слоях атмосферы, вдоль поверхности Земли?

— Могу.

— Ну, вот и долетишь!

— Ты, боишься, — спросил или догадался Луч Мысли, машина ведь говорила без интонаций.

— Да!.. — решительно сказал Виктор. — Нам придется перелетать, потому что…

— Я, должен, встретиться, с ними, — перебил его Луч Мысли.

— С кем? — испуганно спросил Виктор.

— С, людьми, которые, не, приняли, Генеральный, закон Разума.

— Нельзя! — крикнул Виктор. — Я не допущу этого! Зачем это тебе?

Машина так зачастила словами, что Виктор с трудом понимал их.

Сапиенсы нигде еще не встречали нарушений Генерального закона Разума. Закон не должен знать исключений. Иначе это не закон. Теперь на Земле сапиенсам открывался небывалый, невероятный случай.

Люди, принявшие Закон всеобщего содружества, — это не так интересно. Это закономерно, нормально, обычно. Он, Луч Мысли, должен встретиться с другими, незакономерными. Иначе он не может поступить! Это будет одним из важнейших результатов экспедиции! Может быть, самым важным.

Виктор смутился. Он, пожалуй, в своих рассказах сгустил краски. У сапиенсов, кажется, создалось впечатление, что на Земле живут вообще не разумные существа, а какие-то выродки. Что произойдет страшного, если они приземлятся где-нибудь в капиталистической стране? И там люди с восторгом и благодарностью встретят и сапиенса и его самого. Кто-то попробует прибрать их к рукам? А общественное мнение? И потом они ведь всегда смогут улететь…

— Хорошо! — быстро сказал он. — Но с одним условием!

— Что, значит, но, с, одним, условием?

— Это значит — без того, что я потребую, мы не полетим!

— Я, полечу, один.

Это было, конечно, не слишком вежливо со стороны хозяина положения, но Виктор понимал, что, разговаривая с сапиенсом на языке ультиматумов, он, пожалуй, ведет себя не слишком умно. — Ну, я прошу тебя! Не разговаривай там ни с кем без меня!

— Почему?

— Ты многого еще не знаешь о Земле. Может случится, что твои беседы принесут людям вред. Я постараюсь, чтобы этого не случилось.

— Я, сделаю, так, как, просишь, ты, — согласился Луч Мысли.

— Но потом мы обязательно полетим в то место, которое я показал, — предупредил Виктор.

— Я, сделаю, так, как, просишь, ты.

— Хорошо! Приземляйся, где сумеешь!

— Отдыхай, скоро, аппарат, будет, готов.

Виктор нехотя забрался в кабину космолета. На душе у него было неспокойно.

Он снова опустился в кресло.

Стрелка хронометра все прыгала вперед. Виктор молча смотрел на нее. Он не спал. Не мог спать…

…Аппарат слегка дрогнул от толчка и замер. Мертвая тишина оглушила Виктора. Сердце тяжелым камнем бухало в груди и вдруг остановилось.

Они приземлились!

Виктор медленно, с трудом протянул руку вперед, нащупал рычажок и повернул его.

Трясущимися пальцами, почти потеряв сознание, сбросил маску. Сейчас сапиенс трижды просигналит ему, и можно будет нажать кнопку. Свет раннего утра ворвется сюда, в черную тьму. Он увидит траву, небо, может быть — джунгли, или удирающих в панике антилоп, или бегущих к аппарату людей… Радостно улыбнется им, услышит шум листвы…

Все это уже здесь, за тонкой стеной, рядом.

Стены кабины вспыхнули ослепительно белым светом. Раз! Снова темнота… Тишина… Ну, ну, а еще? Два! Три!! Кнопка… Есть!

Верхняя часть корпуса плавно отошла назад, яркий свет и свежий утренний ветерок ворвались в кабину, и вверху открылся кусочек неправдоподобно синего неба.

Выглянув из люка, Виктор увидел поле, густо заросшее бурой травой. Над ней кое-где торчали островки кустарника с маленькими желто-красными листьями и огромные, с острыми изломами валуны. Вдали, в полукилометре, кустарник стоял высокой сплошной стеной, а за ним где-то очень далеко, как призраки, чуть колыхались в воздухе зелено-коричневые горы.

В другой стороне громоздились серые морщинистые скалы, будто подрезанные сверху огромным тесаком.

Он спрыгнул вниз, прямо в высокий кустарник. Длинные шипы впились в костюм, но не одолели плотную ткань. Виктор выбрался из куста и копнул носком сапога землю. Она была коричнево-красной и твердой. И солнце, которое, поднявшись над стеной скал, уже обжигало, было совсем не московским, и не сибирским, и даже не крымским — чужим…

Нос катера с легким скрипом раскололся надвое, и обшивка тяжелыми крыльями повисла по сторонам, открыв шар, который возвышался теперь над полем, как на постаменте.

В шаре был Луч Мысли.

Где мы? — спросил Виктор.

— Мы, опустились, в, центре, большого, материка, — бесстрастно загрохотала машина. В расчете на большую аудиторию сапиенсы снабдили ее очень сильным голосом. — Ты, называл, его, Африка.

Радушный хозяин

Африка!

Еще каких-нибудь полчаса полета, и он шел бы по мягкой подмосковной траве, влажной от утренней росы.

— Может, перелетим в другое место? — Виктор обернулся к сапиенсу, оставшемуся в аппарате.

— Зачем.

Виктор не ответил. Продолжать разговор, который они вели несколько часов назад, ему не хотелось. Надоело становиться в тупик перед простыми до наивности вопросами этого неземного мудреца…

Мощный звук, пронзительный, как мальчишеский свист, и оглушающий, как рев водопада, мгновенно разорвал тишину и умчался в сторону серой гряды скал. Виктор успел рассмотреть реактивный истребитель с отброшенными назад, как оперенье стрелы, крыльями. Самолет развернулся над скалами и помчался прямо на катер, почти пикируя, пугая стремительностью и безмолвием полета, а потом снова обрушил на землю рев.