Александр Ройко - Всегда вместе Часть І "Как молоды мы были"
— Людмила Петровна (Иван Трофимович, Мария Николаевна…), я вас очень прошу — не ставьте мне, пожалуйста, «тройку». Она мне испортит годовую оценку, а с ней и аттестат. Я всё выучу, и на следующем уроке расскажу всё на пятёрку — и этот материал, и тот, что будем изучать сегодня.
И учителя нередко шли на такие уступки, они ведь тоже были людьми, и не хотели портить своему ученику аттестат, а, возможно, — кто это сейчас может знать — и всю его жизнь. В таких случаях напротив фамилии такого ученика в графе календарного дня временно ставилась точка, которая на следующем уроке заменялась полноценной оценкой. Но не дай Бог, ученик не держал своё слово, эта вчерашняя «тройка» на полном основании и абсолютно безапелляционно заменялась крупной «двойкой». Так что такие, на первый взгляд, неправомерные уступки учителей своим подопечным, на самом деле тоже были очень хорошей воспитательной мерой. Но всё это было впереди, а пока что шли обыкновенные занятия, с разными оценками, которые учениками пока что не оспаривались.
В классе за первый же месяц учёбы все хорошо познакомились с новенькой девушкой и выяснили, почему и откуда она к ним перевелась. Оказалось, что её отца перевели на повышение по партийной линии из города Богуслава (по величине соизмеримым с их городом) и в то время входящим в состав Таращанского района (он, как ни странно, периодически то входил в состав их района, то выпадал из него, становясь самостоятельным районным центром). Но Елена совершенно не кичилась таким родством и никогда не использовала положение отца в своих интересах. Она оказалась простой, коммуникабельной, довольно компанейской девчонкой, без гонора и каких–либо «выбрыков», а потому довольно быстро прижилась в 11-Б. Училась она тоже очень хорошо, до перевода в их школу была круглой отличницей, да и здесь окончила школу, забегая вперёд, с золотой медалью. К её чести, нужно признать, оценки ей отнюдь не завышали, памятуя об её отце, — она, действительно, хорошо училась. Конечно, не на одни «5» или «4», иногда могла проскочить и «тройка», но в целом такие оценки не портили картину её успеваемости.
Внешне, без очков, Лена оказалась нормальной девчонкой — не красавица, но вполне привлекательная. О том, как наличие или отсутствие у человека очков, преображает его внешность, многие ученики 11-Б знали не понаслышке. С ними вместе по 8‑й класс включительно училась одна девочка, которую звали Лиза Яковлева, и которая из–за близорукости в повседневной жизни постоянно носила очки. Она была тихой, замкнутой девчонкой, которая сторонилась различных компаний и ни с кем не дружила. Позже одноклассники, к своему стыду, поняли, что это не она сторонилась их, а именно они её сторонились и не дружили с ней. Не очень–то в школах уважают «очкариков». По окончанию 8‑го класса все, как водится, сфотографировались для памятной общей (но с отдельными кадрами учеников) выпускной фотографии. Каково же было изумление всех, когда получив эти фотографии (размером примерно в 1,5 стандартного машинописного листа), они увидели овал фото Лизы, которая снялась на сей раз без очков. Девушка оказалась не просто симпатичной, она была красивой. Ребята единодушно признали, что Лиза была самой красивой девушкой в их классе, и кусали себе локти, что до того времени не обращали на неё никакого внимания.
Но, увы, как говорится, поезд ушёл. Лиза не продолжила учёбу в их классе, она поступила то ли в какое–то училище, то ли в техникум, уехав из родного города. И, вполне возможно, что на такое её решение повлияло отношение к ней её одноклассников. Как же часто чёрствость, нетерпимость и эгоизм одних нарушает судьбы других людей. Хорошо, что в отношении Лены Панасенко такого повторения не произошло. Правда, она была не из тех, кто так просто сдаётся, и умела за себя постоять. В классе у них была ещё пара человек, которые иногда надевали очки, но, в основном, на уроках, где нужно было много писать, в быту они очков не носили. Одним из них был и Алик Дейман, который все последние классы просидел на первой парте в центральном ряду, что было довольно необычно для мальчишки — в старших классах те обычно на первые парты ребята аж никак не рвутся. Но Алик был очень компанейским парнем, весёлим и просто хорошим человеком, а потому его очки как бы оставались для остальных незамеченными.
Их школа была построена ещё в средине 19‑го века и практически с той поры не расширялась. Здание было сооружено в далёком 1869‑м году для министерского двуклассного, а впоследствии — высшего начального училища. Правда, во время оккупации было достроено правое крыло школы, здесь размещался гебитскомиссариат. И только в 70‑х годах будет построена вторая очередь школьного комплекса со спортзалом. Поэтому сегодня её стены не могли вместить всех учеников — и город, и окрестные сёла, как ни как, а постоянно расширялись. И особенно остро стал этот вопрос, когда в ней после окончания 8‑го класса пришлось доучиваться полному среднему образованию школьникам из районных сёл и двух восьмилетних школ самого городка. Не могла физически теперь школа вместить всех своих учеников в одну смену, а потому пришлось её воспитанникам учиться в две смены. И кто же должен был учиться во вторую смену, как не ученики старших классов. Не заставлять же малышей расходиться после школы по домам в тёмное время суток, особенно зимой. В этом были для старшеклассников свои плюсы и свои минусы. Но плюсов, как им казалось, было всё же больше — можно утром подольше поспать, выполнять домашние задания им выпадало с более ясной, свежей головой, да ещё и не под контролем родителей, ушедших на работу. К тому же, их день не ограничивался самой школой. Школа школой, но ведь есть ещё и неучебное время. Поэтому самым главным преимуществом, особенно для учеников 10‑х и 11‑х классов, по их же мнению было то, что сразу после школы можно было проводить свою подружку домой, погулять с ней по улицам, посидеть в темноте на лавочках в парке или сквере или даже сходить вместе на вечерний киносеанс. В кинотеатре такие пары старшеклассников предпочитали садиться в самом последнем ряду и обмениваться во время сеанса поцелуями. Такое положение дел очень устраивало старшеклассников, ведь сегодня никто из родителей уже не будет заставлять своих почти уже взрослых детей готовить уроки, да и на позднее время их возвращения они смотрели сквозь пальцы.
Правда, были в классе и такие особи, которые вечером, при свете луны предпочитали гуляньям по улицам, сиденью в парках или в кинотеатре другие более экстравагантные места своего ночного отдыха. Некоторые пары проводили часть своего свободного времени не где–нибудь, а в таком месте, как кладбище! Это было, конечно, весьма редкое явление, но оно было, и такой досуг был присущ Виктору Лемберту, который часто уединялся там со своей очередной подружкой, которые у него довольно часто менялись.
— И тебе там не страшно? Среди могил и крестов. Нужно оно тебе? — увещевали его многие одноклассники.
— А чего там бояться, — отвечал Виктор. — Мёртвые не встанут, а в приведения я не верю.
— Но там же темно, сидеть негде.
— Ну, темно сейчас везде. Это и хорошо — никто тебя не видит. А что касается того, что сидеть негде, то в этом вы не правы. Там есть отличные лавочки возле могил или надгробных памятников.
— Так ты прямо у могилок сидишь?
— Ну да. Получается как бы отдельный особнячок — и ограда, и калиточка, и лавочка. Очень удобно и уютно. Тихо, спокойно, никто не мешает. Вы же знаете песню, — и Лемберт напел знакомый куплет стихов Владимира Высоцкого (или приписываемых ему):
А на кладбище так спокойненько,
Ни врагов, ни друзей не видать.
Всё культурненько, всё пристойненько —;
Исключительная благодать.
— И что, девчонкам там тоже не страшно?
— Ну, на первых порах боятся, аж трусятся. Но потом привыкают, и говорят, что им там тоже нравится.
Но было у Лемберта ещё одно, и тоже довольно странное, увлечение: он очень любил анекдоты. Казалось бы, что в этом плохого — анекдоты нравятся многим, они порой очень тонко подмечают все изъяны человека и общества, этот самобытный юмор является лакмусовой бумажкой событий, происходящих как в человеке, так и стране в целом. И часто составителям этих анекдотов удавалось высмеивать человеческие пороки лучше, нежели это получалось у известных юмористов. Да те и не могли шутить на очень уж острые темы, а вот анекдоты передавались из уст в уста абсолютно беспрепятственно. Одни анекдоты рассказывали во всеуслышание, при рассказе других — понижали голос, а третьи вообще рассказывали шёпотом. Но весёлый, а нередко и осуждающий, обличительный смех от этого тише не становился. Так в чём же дело, что необычного было в таком увлечении Лемберта? А необычным было то, что каждый новый услышанный им анекдот он заносил в свою записную книжечку, которую постоянно носил с собой. Записывал он анекдоты, наверное, очень кратко, всего в пару строк — это можно было определить по небольшому времени, чтобы анонсировать очередной анекдот. Уж как он их сортировал, никто не знал. Но во многих беседах Виктор вдруг вытаскивал свою книжечку, несколько секунд листал её, а потом выдавал острый анекдот на тему разговора. И нужно признать, во многих случаях это было очень эффектно и к месту.