Иван Науменко - Грусть белых ночей
— Пошли к Ивану!
Иван воспринял новость более спокойно. Сразу прикинул: таких школ в Минске откроют две-три, не больше. А сколько отличников наберется по всей Белоруссии?
Стали подсчитывать. У них в школе на «отлично» учится человек десять. Правда, не все поедут. Изя Цукерман — отец его заведует аптекой — откажется. Пойдет учиться в институт. Вите Левашову, у которого отец работает директором леспромхоза, специальная школа тоже не нужна. А еще есть девчата, их вообще в школы не принимают.
Решили подавать заявления. Степан с Иваном в артиллерийскую школу, Василь — в авиационную. Он и сам удивился: почему в авиационную? О том, что будет военным, не думал, совершенно не представлял себя командиром. Видно, в его решении главную роль сыграло стремление к чему-то необычному. Такое стремление всегда живет в юных душах. И уж если выбирать военную школу, то только авиационную. Три года учебы, а там видно будет.
Военком — стройный, подтянутый и совсем седой майор — о спецшколах ничего не знает.
— Придите, ребята, денька через три. Сделаю запрос.
Прошло три дня, а военком по-прежнему разводит руками:
— Разнарядку не прислали. Думаю, что городских хватает для таких школ... Учитесь здесь...
Может, и лучше, что так получилось. Все-таки решение принято поспешно: школа необычная, отъезд... К таким вещам надо готовиться заранее.
О том, что Василь собрался уехать в Минск, даже Надя не знает. Но именно она, о которой сейчас он только и думает, наносит самый страшный удар. После этого удара ему и на свете жить не хочется.
Они вместе идут домой из школы. Рядом шагают еще несколько парней и девушек. Василь шутят, смеется. По всему видно, настроение у него хорошее.
Вдруг Надя останавливается и хлопает его по спине:
— Почему горбишься? Смотри, как лопатки торчат. Ходишь, словно старый дед...
Веселое настроение как рукой снимает. На реплику Нади, кажется, никто и внимания не обратил, но для Василя она прозвучала суровым приговором. Он сразу почувствовал себя лишним и каким-то ничтожным. Выходит, она все время играла в кошки-мышки. А сейчас открыто смеется над ним. Он ей совсем не нравится. Даже наоборот...
Придя домой, Василь незаметно снял со стены зеркало, юркнул в комнату, в которой теперь контора, поставил зеркало на стол и стал разглядывать себя глазами постороннего человека. Да, действительно, фигура у него какая-то неуклюжая. Резко выступают лопатки, отчего и весь он кажется сутулым. Не заметить этого может разве что слепой...
Всю ночь Василь никак не может уснуть. Ворочается на твердом полу у голландки. Теперь он ночует в конторе, потому что спать в хлеву даже под одеялом уже холодно.
Конечно, девчатам нравятся проворные, живые ребята, но, к сожалению, Василь отнести себя к таким не может. Как он жил все эти годы? Со второго или третьего класса набросился на книги, глотал их одну за другой, отдавая чтению все свободное время. Друзья же катались на коньках, играли в волейбол, крутились на турнике, а он все читал. Правда, изредка и он носился на деревяшках — других коньков у Василя не было, — и катание захватывало, горячило кровь, приятно было чувствовать себя ловким, быстрым. Но все-таки он жалел время. Даже в волейбол играть не научился. Во многом, конечно, Василь винит себя. Ведь вон как Иван со Степаном подсекают мяч, и это им не мешает читать книги...
Мрачные мысли, однако, постепенно уходят. В чем он, Василь, отстал? В волейбол играть не умеет? Не научился в свое время, а теперь просто стыдно напрашиваться в компанию. Гордость не позволяет. Не так отобьешь мяч — полетят насмешки, а их Василь не выносит. В остальном же он вроде бы на уровне. Когда сдавали нормы — стометровку, бег на три километра, — пришел одним из первых. Василь знает, где закалился, — в лесу. Собирая грибы, протопаешь километров двадцать — тридцать, и ноги не болят. И еще в ремонтной бригаде сил набрался. Восемь часов помахать, потаскать за канат рельс, когда делают разгонку, — это не на турнике подтягиваться.
Наконец Василь засыпает. А на следующий день о утра начинает жить по новому распорядку. Раздевшись до пояса, идет к колодцу. Обливается холодной водой, потом энергично вытирается полотенцем, пока тело не становится красным.
У Василя и турник есть. Стоит он, правда, на соседнем огороде, в тихом углу, за хлевом. Турник Василь поставил вместе с двоюродным братом Адамом, хата его рядом. Василь притащил столб и железную трубу: один конец трубы они прикрепили к стене, а второй к столбу, перед этим вкопанному в землю.
Василь давно дружит с Адамом. Правда, Адам отстал в учебе, сейчас он в седьмом классе, хотя в школу пошел на год раньше. Дружеские связи в последнее время несколько ослабли, но не настолько, чтобы не пользоваться одним турником.
Перемахнув через бревенчатый забор, Василь берется за перекладину. Особенно хвалиться ему нечем: подтягивается шесть раз, может висеть вниз головой, кое-как делает стойку. Вот, пожалуй, и все. Однако он решил заняться турником серьезно; к зиме же обязательно купит лыжи и объездит на них все места, где летом собирал грибы.
У самого забора, разделявшего огороды Адама и Василя, Василь посадил илим — дерево очень редкое в их лесу. Как-то принес летом тоненький росток, воткнул в землю, часто поливал его. Деревце долго болело, но все же принялось, хорошо пошло в рост. За три-четыре года обогнало старые яблони в саду Адама.
Есть у Василя и редкие южные деревца. На станцию однажды привезли саженцы акации, среди них оказалось и несколько абрикосовых. Три саженца Василь выпросил для себя. На зиму он укроет их газетами и соломой, чтобы не погибли от холода.
В школе появился новый учитель — Григорий Иванович Басалыга — высокий и черный, как цыган, детина. В пятых — седьмых классах он ведет Конституцию и историю. Григорий Иванович до недавнего времени был просто Гришей — бегал на уроки в тесном, заплатанном, с короткими рукавами пиджачке, близко знался с нынешними десятиклассниками.
В двухлетние учительские институты аттестат об окончании десяти классов не нужен — принимают с девятью классами. Гриша проскочил даже с восемью — был недобор студентов. И пока его друзья просиживали за партами штаны, усваивали школьную науку, Басалыга получил учительский диплом. Пусть и не о высшем образовании, но все же диплом.
И тем не менее Басалыга — парень компанейский. С бывшими друзьями разговаривает как с равными, нос не задирает. Да и учитель из него вроде бы получился — объясняет материал неплохо.
С первой же получки Григорий Иванович, отправившись в город, покупает костюм, рубашку, туфли. Появляется у него и дама сердца — смешливая, непоседливая школьная пионервожатая Полина Синица.
Из-за Полины у десятиклассников возник с Басалыгой конфликт. Девушка в прошлом году училась в десятом, постоянно участвовала в самодеятельности и вообще была во всем заводилой, активисткой. Василь и сейчас еще помнит поэму Пушкина «Цыганы», поставленную драмкружком в дни прошлогоднего Октябрьского праздника. На сцене стояла дырявая брезентовая палатка, она заменяла цыганский шатер. На куске полотна школьные художники очень удачно нарисовали дерево с широкой кроной и над ним лунный серпик.
Все действие происходило под деревом.
Вначале выходил Изя Цукерман — читал на память текст поэмы:
Цыганы шумною толпой
По Бессарабии кочуют.
Они сегодня над рекой
В шатрах изодранных ночуют».
Чернявой Полине, игравшей Земфиру, даже гримироваться не надо было. Она выводила на сцену Алеко, — его играл высокий стройный десятиклассник Игорь Гадлевский. В прошлом году Игорь поступил в военное училище.
Помнится, хорошо играли ребята. Однако и нынешние десятиклассники, которые тогда ходили в девятый, старались изо всех сил. Молодого цыгана, в которого влюбилась Земфира, представлял Володя Божок. У него была рассечена верхняя губа, и, чтобы как-то скрыть этот недостаток, он приделал себе черные усики...
Василь словно наяву видит сцену, в которой Алеко убивает возлюбленного Земфиры, слышит голос замертво падающей на пол красавицы: «Умру, любя...»
А теперь та же Полина рядом с Басалыгой прогуливается по темным переулкам.
Десятиклассникам, видно, очень не по душе эти прогулки пионервожатой, потому что сами они парочками по углам не прячутся.
Ребята в десятом классе все рослые и крепкие, как дубы. Некоторые уже получили паспорта, давно отрастили прически, голосуют на выборах, но за девчатами не бегают. Правда, дружат с ними, но открыто, у всех на глазах; раза два даже в лес на прогулки ходили компанией.
Исключение составляет, пожалуй, один только Сергей Лизюк. Василю он приходится далекой родней. Сергей пишет девчатам записки, назначает свидания, а потом сам о них рассказывает только плохое.
За Басалыгой Сергей и следит. Однажды заметил что-то совсем необычное: Басалыга залез на дерево и, устроившись на суку, стал громко декламировать стихи. Полина же, стоя под деревом, внимательно слушала.