Пенелопа Лайвли - Чтоб не распалось время
Снизу доносился мамин голос, обрывки разговора с отцом:
— …не утомительный мальчик — отнюдь… ему почему-то очень понравился музей… весело болтали… она была…
И может быть, подумала Мария, засыпая, я расскажу ему о вышивке и о часах — вдруг ему тоже будет интересно. Но я еще точно не знаю. Надо будет еще об этом подумать.
5. ДЕНЬ, КОТОРЫЙ МОГ БЫТЬ СОВСЕМ ДРУГИМ
— Gryphaea, мезозойская устрица, — определил Мартин.
— Интересно, какие они были на вкус?
— Ихтиозаврам, наверное, нравились. С кусочком тоста.
Чего-чего, а уж Gryphaea на пляже хоть отбавляй — закрученных, как змеи, серых камушков. Мария с Мартином нашли уже целых пять штук.
— Нам нужен позвонок бронтозавра, вдруг повезет? — размечтался Мартин.
Они листали книги в библиотеке. По холлу взад-вперед сновала миссис Фостер, всякий раз нервно заглядывая в комнату. Она так и ждала, что Мартин что-нибудь разобьет.
— Почему бы вам не поиграть на улице?
— А мы как раз собирались, — вежливо ответил Мартин.
Здорово он обращается со взрослыми, подумала Мария. Я так не могу. Всегда у него выходит, как он хочет, а не наоборот.
Миссис Фостер удалилась в кухню и закрыла за собой дверь.
— Джеймс вчера стащил мою Stomechinus. Я же ее нашел. Ну, я ему и врезал, но не сильно. Он наябедничал маме, и меня рано отправили спать.
Мария сочувственно кивнула.
Джеймс — это, кажется, брат, не кузен, подумала она, тот, которому года четыре, но я не уверена — она никак не могла в них разобраться.
— Если ты старший, ты всегда неправ, — сказал Мартин, неожиданно помрачнев. Что ни сделай — все плохо, потому что ты уже большой и должен быть умнее. Только и знаешь таскать всем вещи со второго этажа — свитера всякие. Так жизнь и проходит. Смотри, какая отличная окаменелость. Вот бы нам такую найти.
Им попалась книга с прекрасными иллюстрациями.
— Такую не найдешь.
— А вдруг?
— Не, не найдешь. Это трилобиты. Они встречаются в другой породе, гораздо более древней, чем наш голубой лейас. Когда он только образовался, трилобиты уже вымерли.
— А жаль, — огорчился Мартин. — Здесь сказано, они умели сворачиваться, как мокрицы. Ну ладно… Знаешь что? — продолжал он, сверля Марию взглядом, как будто рассматривал ее в мощный микроскоп.
— Что?
— Все знакомые девочки похожи на чьих-то сестер, например на мою. А ты ни на кого. Наверное, потому что ты ничья не сестра.
Есть такие мгновения в жизни — самые приятные, — ими лучше всего наслаждаться одному: первая секунда, когда входишь босиком в холодное море, когда читаешь некоторые книги, когда утром видишь, что за ночь выпал снег, когда просыпаешься в день рождения… Есть и другие мгновения — их чудо можно ощутить, лишь глядя другому в глаза. Такие, как сейчас, с грустью подумала Мария, потому что не успел Мартин договорить, как тут же отвернулся и стал рассматривать комнату. И больше никто никогда не узнает.
— Да, странноватенький у вас домик.
— Здесь все викторианское. Мама говорит, это вещь!
— Получше дурацкой гостиницы.
— Наша хозяйка живет через дорогу, — сказала Мария. — У нее там много часов. И одна картинка, такая необычная. Не нарисованная, а вышитая. Ее сделала девочка, почти как я по возрасту.
— Откуда ты знаешь?
— Там вышито. И год — 1865-й. Я все время о ней думаю. Не знаю, что с ней случилось.
— Выросла, — весело ответил Мартин. — Выросла, вышла замуж, родила детей — все как положено. Смотри, какой здесь фанатский атлас.
Наступила тишина. Мартин вытащил атлас и пролистал его, придерживая страницы большим пальцем.
— А мне кажется, она так и не выросла, — возразила наконец Мария и добавила:
— Мне кажется, она все еще здесь.
Ей хотелось, чтобы ее голос прозвучал с вызовом, но он прозвучал просто спокойно:
— Моя ровесница.
— Свихнуться можно, — сказал Мартин. — Нет ее здесь, понятно? Что она тебе, привидение, что ли? Но от этого еще больше свихнешься.
Он поднял атлас и поставил его обратно на полку.
— Умерла она, вот и все. Сто лет назад.
— Да, наверное, — холодно ответила Мария.
— Ну, то-то же. Ладно, пошли.
Вечером, когда Мартин ушел домой, Марию потянуло к каменному дубу. Дерево ее успокаивало. Там можно было не только уединиться. Приветливый дуб с теплой шершавой корой и шепчущимися листьями, более темными и кожистыми, чем у обычных деревьев, окружал и защищал. Она сидела, прижавшись спиной к стволу, вытянув ноги вдоль толстой ветки, и все вокруг качалось и двигалось, но в то же время она чувствовала, как его корни уходят глубоко в землю, и он стоит прочно и неподвижно, словно дом. Дуб рождал желуди: повсюду вокруг нее висели сотни зеленых плодов в чешуйчатых шляпках, бледные на фоне темных блестящих листьев. Конечно, из них не вырастут сотни деревьев. Может, вообще ни одного. Опять расточительство. Мария сонно смотрела, как тень от дуба на лужайке вытягивается и утончается, и рассказывала ему о своем дне.
— Сегодня мы с Мартином, моим другом, — это тот, который… да ты его знаешь, он ведь тоже на тебя залезал, — ходили на пляж за окаменелостями и нашли еще одну Gryphaea и кусочек Stomechinus, но не очень хороший, а завтра я собираюсь провести с его семьей целый день. Меня пригласили. Вообще-то я еще не решила — ехать или нет, — призналась она дереву. — Их так много, и все они говорят в один голос. Меня это немножко раздражает. Но все-таки поехать хочется.
— Не забудь сказать «спасибо, что взяли меня с собой».
— Хорошо.
— Расческа в кармане?
— Да.
— Если тебя будет тошнить в машине, скажи миссис Люкас.
Ну, нетушки, подумала Мария. При всех? Ты что, правда, думаешь, что я ей скажу? Нет, придется просто умереть, тихо умереть.
— Желаю приятно провести день.
В гостинице (ей пришлось подождать в холле, пока про нее не вспомнили, — она стояла одна, покраснев до корней волос, и ей казалось, все только на нее и смотрят) она обнаружила, что Люкасы не готовы и планов пока тоже никаких. Следующие полчаса прошли в лихорадочном одевании детей, в посылании Мартина за детьми, которые успели разбрестись, в поисках потерянных вещей и в спорах о том, куда поехать. Две девочки прыгали вверх-вниз, не останавливаясь ни на секунду, и кричали:
— Хотим на ярмарку с аттракционами! Хотим на ярмарку с аттракционами!
И всем заправляла мама Мартина.
— Что значит, у тебя НЕТ сухой футболки? Должна быть. Тогда надень футболку Джейн.
А я никогда не носила чужих вещей, подумала Мария. Да мало ли чего я еще никогда в жизни не делала. И у нее перед глазами возникла картинка ее одежды — чистой, которую каждый вечер складывали на стуле в ногах около кровати, чтобы утром она могла ее сразу надеть, а грязную забирали в стирку.
— В Бемистере — гонки легковых машин, — закинул удочку Мартин.
Он повторил эту фразу уже в третий раз, правда, не очень уверенно, как будто знал, что дело безнадежное.
— Хотим на ярмарку с аттракционами!
— Тогда поищи их под кроватью. Джеймс, иди сюда!
— ПЛЯЖ! ПЛЯЖ! ПЛЯЖ! ПЛЯЖ!
— Сьюзи, давай причесывайся.
— ЯРМАРКА С АТТРАКЦИОНАМИ!
— Пляж!
— Я не могу найти свои туфли.
— Причесывайся.
— ЯРМАРКА С АТТРАКЦИОНАМИ!
— Пойди умойся!
— ПЛЯЖ!
— Нет, сейчас ты не получишь леденец.
— Я не могу найти свои туфли.
— Ох… БЛИН! — неожиданно выпалил Мартин, вспыхнув от гнева.
Он подошел к окну и угрюмо уставился в сад.
— Пусть гостья решает, — предложила тетка Мартина. — Куда ты хочешь, Мария?
— ПЛЯЖ!
— ЯРМАРКА С АТТРАКЦИОНАМИ! ЯРМАРКА С АТТРАКЦИОНАМИ! ЯРМАРКА С АТТРАКЦИОНАМИ!
— Ну ладно, хватит. Оставьте ее в покое, — приказала миссис Люкас. — Джеймс, перестань таскать ее за свитер.
Из-под кипы грязных пеленок, игрушек и влажных купальников она вытащила местную газету.
— Форум спортивных игр в Блэндфорде — о Боже, только не это. Выставка цветов на Чайльд-Оукфорд — большое спасибо, но не с этой компанией. Гонки на мотоциклах. Первенство.
— О, отлично, поедем туда, — выдавил Мартин тоном человека, который знает, что надежды уже никакой.
— Выставка лошадей, выставка фарфора… Во, слушайте! Средневековая ярмарка. Хотите провести день в XV веке в симпатичной усадьбе Кингстон Певерелл… Рыцарский поединок, стрельба из лука, жареный бык, средневековый банкет, менестрели и многие другие развлечения, а также лотки с едой и чай. Вход 25 пенсов. С любезного позволения сэра Джона и леди Хоуп-Певерелл… Ну, как?
— Сможем мы побиться на рыцарском турнире?
— Хочу быка.
— Ой, нет, только не усадьба, — вяло пробормотал Мартин.
Мария хорошо его понимала. Она сама была «экспертом по усадьбам». Мистер и миссис Фостер любили прокатиться в такие места воскресным полднем, выбраться из Лондона, полюбоваться природой (через окно машины — уютно: не грязно, не холодно) и окунуться в историю. Такие экскурсии могут пойти только на пользу. Всякий раз Мария послушно тащилась по лестницам через анфилады Ноула, Вобурна, Бленхейма, Хэмптон-Корта, Лонглита и многих других замков. Иногда там показывали львов или дельфинов, а иногда не показывали. Подобные меро-приятия довольно жестко ставили историческую часть на место, будто хозяева замков оправдывались перед посетителями, хорошо понимая, что их жилье может заинтересовать далеко не всякого, и не желали навязываться. Было очевидно, что историю можно пропустить, если неохота вникать. Но Фостеры никогда ничего не пропускали. Они всегда ходили на экскурсии, и миссис Фостер постоянно задавала экскурсоводу вопросы о картинах или доспехах, что ужасно смущало Марию.
